Пэлем Вудхауз - Том 12. Лорд Дройтвич и другие

— Скорей подохну. Одни синяки, одни…

Он замолчал, не зная, как реагировать на неприятный смех дворецкого. Потом решил его презреть.

— Говорят, — сказал он Тони, — два моих предка свалились с лошади.

Тони кивнул.

— Да. На охоте. Дед и дядя. Получается два.

— Скоро будет три.

— Что поделаешь, noblesse oblige!

— Чего-чего?

— Да так, неважно.

Дворецкий счел нужным вмешаться.

— Так тебе и надо.

— Лезут тут всякие слуги!

— Друзья мои, друзья мои! Сид нахмурился.

— Все она, мамаша. Сказала бы мне пораньше, я бы привык.

— Горбатого… — вставил Слингсби.

— Опять лезет!

— Горбатого могила исправит, — твердо продолжал дворецкий. — Как был, так и будешь обезьяной, разве что дрессированной. Научишься тому-сему, а что толку? Вот женщины делают подтяжку, а потом улыбнуться не смеют.

— Что ж, по-твоему, отказаться от своих прав? Ну, дурак!

— Не смей меня так называть!

— Кто-то ж должен!

— Друзья мои, друзья мои!

Слингсби не впервые решил, что словами Сида не проймешь. Умней его не замечать; что он и сделал.

— Разрешите откланяться, милорд.

— Да, так будет лучше, а то подеретесь. Заходите, всегда рад.

— Благодарю вас, милорд.

И дворецкий окинул Сида презрительным взглядом.

— Значит, мучают вас? — спросил Тони.

— А то! — отвечал Сид, напоминая жертву инквизиции, которую между прочим спросили, как там в подземелье. — Вздохнуть не дают. Все борются против этих, как их, инстинтов. — Он тяжело вздохнул. — Я понимаю, они хотят как лучше…

— Какая у вас программа?

— Ну, вот сегодня… Братец повел к портному, а потом мы в полтретьего катаемся. В пять с леди Лиди концерт. После обеда лекция. Потом еще Слингсби, гад, учит, как есть-пить. Вилки там, ножики…

— Вы не опоздаете на встречу с Фредди?

— Еще как! — Сид горько хмыкнул. — Совсем не пойду. Ну его.

— Побудете на старом месте?

— А то! — Сид вдохнул воздух. — Как пахнет!

— Значит, скучаете?

Сид с подозрением взглянул на Тони.

— Да нет, — быстро сказал он. — Так зашел.

— Понятно.

— Мы, Дройтвичи, люди эмпульсивные. И взять кой-чего надо.

— Берите, берите. Все на месте.

— Тут ночуете?

— Нет, в клубе.

— А мамаша… это, миссис Прайс, еще тут?

— Да. Сейчас пошла в церковь.

— Хотел бы я ее повидать…

— Пойдите за ней. Кстати, потом вас не побрить?

— Эт вам? Нет уж, мерси. Я еще жить хочу.

— Ну-ну! Где дух крестоносных Дройтвичей?

— Не знаю. Я человек осторожный. А вам брить не советую. Хотите — стригите, хоть живы останутся. Только не подпаливайте! Тут нужна твердая рука. Огонь, как-никак.

И с этой максимой он вышел.

— Огонь… Твердая рука… — пробормотал Тони. — Каждый день чему-нибудь учишься.

Он еще обдумывал эту истину, когда явился новый гость.

Глава XIV

Фредди переоделся и в костюме для верховой езды выглядел еще элегантней. На Тони он смотрел с торжественной нежностью.

Тони ему обрадовался.

— Старый хрыч! Заходи. Хочешь масла для волос? Нет, лучше шампанского, но его унесли.

— А ты в порядке, Тони! — сказал Фредди. — Я утром тут был, тебе передали?

— Да. Жаль, что ушел. Закусили бы.

— Я был в ресторане с Кубиком и его будущим тестем. Богатый как Рокфеллер, лысый как яйцо.

— Какое яйцо?

— Любое.

— Зачем ты мне об этом говоришь?

— Затем, что я ему вручил бальзам Прайса.

— Какой ты, однако, прыткий! — восхитился Тони. — Да, мне это выгодно.

— Тебе?

— А кому? Теперь я тут хозяин.

— Не дури. Ты тут недолго просидишь.

— Ты думаешь, Сид откажется от иска?

— Думаю? — Фредди засмеялся. — Я знаю. Он слабеет на глазах. Вчера вспоминал свою вольную жизнь, чуть не плакал. Игры там всякие, заливной угорь… Поверь, он при последнем издыхании.

Бродя по салону, он подошел к зеркалу и сразу замолчал, поднеся руку к подбородку.

— Ничего себе!

— В чем дело?

— Зарос.

Каждый, кто видел боевого коня при звуке трубы, легко представит Тони. Он задрожал. Он облизал губы. Глаза его сверкнули.

— Зарос? — сказал он тем голосом, каким, наверное, говорил Моисей, глядя на Обетованную землю. — И правда!

Фредди тем временем сел в кресло.

— А где этот тип? Такой, в очках.

— То есть Мич?

— Он самый. Кликни его, а? Я спешу.

— Не беспокойся, — сказал Тони, оборачивая его простыней.

— Что ты делаешь? — испугался Фредди.

— Так, все готовлю.

— А!

Фредди откинулся на спинку, Тони стал взбивать пену. Иногда он думал, зачем таких, как Фредди, посылают в мир. Теперь он знал. Промысел Божий ничего не делает зря.

Сид появился в ту самую секунду, когда он взял бритву. Фредди закрывал глаза, когда его брили, тем более сейчас, и думал, что это вошел Мич. Точнее, думал он о том, не лучше ли добрый старый мартини, чем все эти модные штучки. В эти размышления сочился ласковый голос Тони.

— Знаешь, Фредди, каждый парикмахер помнит ту великую минуту…

Фредди открыл глаза, словно лесной зверек, заметивший ловушку под листьями.

— Эй! Ты что?

— Ничего, старик, все в порядке.

— В по-ряд-ке???

Сид больше не мог сдержаться. Эта сцена разбудила в нем былую страсть. Он кинулся вперед с криком:

— Дайте мне!

И, выхватив у Тони бритву, взмахнул ею смело, дерзко, решительно, как взмахивал мечом Роланд.

— Ой, не могу! — сказал он. — Дюлютанты безрукие! Чем благодарить небеса, Фредди испугался.

— Эй, что вы делаете?

— Садитесь!

— Да я…

— Сидите тихо, ясно? — сказал Сид сквозь зубы. Он уже не чувствовал, что судьба играет им в футбол. Сильный и властный человек был на своем месте.

Фредди смирился. О том, почему эта морда здесь, а не в манеже, он решил пока не думать. Побриться надо? Тогда лучше, чтобы тебя брил мастер. Он закрыл глаза и скова откинулся на спинку.

Тони смотрел на Сида с немалым удивлением.

— Вы ли это, милорд? — воскликнул он. Сид метнул в него холодный взгляд.

— Да, я-то лорд. А об этом две недели мечтал.

— Как я вас понимаю!

— Вы только поглядите!

— Я и гляжу.

— Может, чему научитесь. Тони подошел ближе.

— Мысль я схватил, — сказал он. — Держать покрепче, водить туда-сюда.

— Глядите! — вскричал гордый Сид. — Главное — корень, ясно? Куда волос растет, туда и ведем. Как говорится, по шерсти. А против шерсти что будет?

Обращался он к Тони, но у него были и другие слушатели. В дверь незаметно вошли три человека. Мысль зайти к Тони посетила и леди Лидию с мужем, и Вайолет.

При виде субъекта, который, если не чудо, станет лордом Дройтвичем, они застыли, поскольку он брил клиента в своей парикмахерской.

— Что будет, а? — продолжал Сид. — Выдерните луковицу. Работал у меня такой Перкинс. И что ж, научился он? Да Боже мой! Говорю, говорю: «Альф, ты что, спятил…»

Повесть эту, несомненно — с моралью, кончить не удалось. Первая из вошедших больше не могла сдерживать чувства.

— Та-ак!.. — сказала леди Лидия.

Глава XV

Все разумные люди знают, что творца надо судить по всему его творчеству, а не по отдельным ошибкам. Тем самым, мы не осудим Сида Прайса за порез на подбородке. Он был и остался лучшим мастером к западу от Мраморной арки.

Однако клиента он порезал, испуганный внезапным вторжением, и тот с печальным воем зарылся лицом в полотенце.

Сид этого почти не заметил. Он смотрел на посетителей.

Первым заговорил Тони.

— Так, так, так, так! — сказал он. — Семейство в сборе! Леди Лидия едва взглянула на него.

— Как поживаешь, мой дорогой? — наскоро осведомилась она и обратила взор к Сиду. — Вот как вы себя ведете, если вас на секунду оставить без присмотра!

Фредди тоже страдал, оглядывая себя в зеркале.

— Что вы наделали? — воскликнул он, и голос его дрогнул от жалости к себе. — Какая рана! И это — парикмахер!

Сид мог бы сказать, что и парикмахер не устоит, если заорать на него сзади, но сдержался и подошел к делу с другой стороны.

— Я не парикмахер, я граф

Сэр Герберт громко фыркнул.

— Хорошенький граф!

Тони присмотрелся к профилю Сида и переспросил:

— Хорошенький?

Сэр Герберт выразил мысль иначе:

— Тоже мне, граф! Бреет клиентов!

— Я думаю, — заметила Вайолет, — он соскучился по своим лосьонам.

Вайолет мало кто любил, и слова эти, быть может, объяснят такие чувства.

Тем временем Сид достаточно оправился, чтобы спорить. Он знал, что спорит мастерски.

— Хорошо, хорошо, хорошо, — начал он. — Простите, виноват. Как говорится, поддался порыву. Мы, Дройтвичи, люди эмпульсивные. Зашел сюда кой-что взять, а братца моего вот-вот зарежут. Ну, подскочил. Ну, спас. Чего тут плохого?