Пэлем Вудхауз - Том 16. Фредди Виджен

— Вряд ли вам удастся.

— Да, вряд ли. Они напоминают рыбу на льду или зрителей на утреннем спектакле. И все же, попробую. Вчера у меня не было резинки и боеприпасов.

— Простите?

К удивлению Тони, девушка вынула из недр костюма прочную резинку и шарик из фольги. Приспособив шарик к резинке, она зажала ее зубами и, повернувшись, прицелилась в лорда Пламтона.

Результат превзошел все ожидания. Жадно следя за снарядом, Тони увидел, что дядя вскочил и схватился за ухо.

— Господи! — крикнул он, то есть Тони, а не дядя. — Дайте и мне, а? Мы часто пуляли в школьные дни. Проверим, утратил ли я былую прыть.

Через несколько минут лорд Пламтон обернулся к новому другу.

— Что-то много ос в этом году, — заметил он.

— Кос?

— Ос.

— Помню, такой К. Р. Осе играл за Сассекс. Его называли Кросс.

— Не Осе. Ос, с одним «с».

— А что такое?

— Их много. Одна укусила меня в ухо. Другая стукнулась о шляпу. О-очень странно.

Подошел человек с моржовыми усами, который играл за Сёррей в 1911 г. Лорд Пламтон сердечно с ним поздоровался:

— А, Фредди!

— Здрасьте.

— Ничего игра.

— Да, неплохая.

— Только эти осы…

— Осы?

— Осы.

— Какие?

— По имени я их не знаю. Просто кишат!

— Ну, что вы!

— Кишат.

— В павильоне? Сюда пускают только членов клуба.

— Не знаю. Одна чуть не сбила с меня шляпу. А, вот! У Джимми сбила.

Морж покачал головой и, наклонившись, поднял серебряный шарик.

— Кто-то пуляет в вас фольгой. Сам когда-то баловался. — Он огляделся. — А, вот. На трехшиллинговых местах. Какая-то барышня и ваш племянник. Приглядитесь получше, она опять целится.

Лорд Пламтон пригляделся и оцепенел.

— Опять эта ведьма! — возопил он. — Когда она отстанет?! Позовите служащих! Пусть ее немедленно схватят и отведут в зал, где заседает комитет.

Потому и случилось, что Тони не успел хорошо прицелиться, ибо на его плечо легла тяжелая рука. Над ним стоял суровый человек в форме мэрилебонского крикетного клуба. Другая рука, тоже тяжелая, опустилась на плечо девушки, и над нею (девушкой, а не рукой) встал другой человек в форме.

Комитет мэрилебонского клуба собирается в темном, неприютном помещении. Со стен глядят усопшие игроки, многие из них — с бородами, и тому, чья совесть не так чиста, как могла бы, в их взоре чудится угроза. Только снежно-белая душа может войти сюда, не опасаясь, что с нее сдернут галстук пред строем, обрекая тем самым на изгойство.

Особенно это заметно, когда за столом сидит председатель. Лорд Пламтон потребовал, чтобы его вызвали, слишком уж серьезный случай.

С этих слов, он, то есть лорд, и начал обвинительную речь.

— Случай исключительно серьезен, — сказал он. — Я требую самого сурового наказания. Такого еще не бывало за всю историю нашего замечательного клуба. — Он остановился, словно хотел обнажить голову, но заметил, что шляпы нет и так. — Только подумайте, пулять в его членов фольгой! Какое безобразие! Нехорошо пулять и в тех, кто сидит на общих местах, как сказал бы француз, в canaille,[93] но в членов клуба… Неслыханно! Куда мы катимся? Лично я освежевал бы эту девицу, но если мера кажется вам слишком суровой, заменим на двадцать лет одиночного заключения. Перед нами общественно опасный элемент. Сперва давит людей машиной, потом сбивает с них шляпы. Вылитая… как ее, в Библии? Далила? Нет, не то. Сейчас, сейчас… А, Иезавель! Да, современная Иезавель, черт бы ее побрал.

— Дядя Эверард, — сказал Тони, — ты говоришь о девушке, которую я люблю.

Девушка ахнула.

— Нет, правда?!

— Полная, — заверил Тони. — Я как раз собирался сказать. Моя дорогая… э… а…

— Кларисса. Кларисса Бинстед.

— Сколько «с»?

— Если имя с фамилией — три.

— Кларисса, я вас люблю. Вы станете моей женой?

— Конечно. Я все ждала, когда вы предложите. Не могу понять, чего они бесятся. В Америке мы швыряем бутылки.

Все помолчали.

— Вы из Америки, мисс Бинстед? — спросил председатель.

— Естественно. Хотите, спою гимн? Ах ты, слов не помню! Ну, насвищу мелодию.

Председатель отвел лорда в сторону. Лицо его было и робким, и серьезным.

— Дорогой Эверард, — быстро зашептал он, — тут нужна сугубая осторожность. Я не знал, что она из Америки. Надо было мне сказать. Нам не нужны международные… э… инциденты, особенно, когда хотелось бы кое-что… э… получить. Я понимаю и разделяю ваши чувства…

— Она шляпу испортила!

— Мы купим вам новую. Искренне советую, мой дорогой, простите и забудьте.

— То есть, не освежевывать ее?

— Вот именно.

— И не сажать на двадцать лет?

— Ни в коем случае. Могут быть очень неприятные последствия.

— Так, — мрачно сказал лорд Пламтон. — Будь по-вашему. Но одно я могу — лишить наследства этого типа. Эй!

— Да? — откликнулся Тони.

— Ты мне больше не племянник.

— Однако! — сказал Тони.

Когда он вышел из комнаты, его позвали к телефону. Извинившись перед Клариссой, он поспешил куда-то и очень скоро вернулся. Глаза у него вылезли из орбит, челюсть отвисла. Кларисса его ждала.

— Помнишь, — спросил он, — я просил тебя выйти за меня?

— Помню.

— Ты вроде согласилась.

— Да.

— Так вот, ничего не получится. Звонил Мак-Морран. Он что-то неверно подсчитал, десятки мало. Нужны еще триста тысяч. Где я их возьму? В общем, я сказал: «Нет», а он сказал: «Ай-я-яй!» Я спросил, вернет ли он десятку. Он ответил: «Не верну». Вот оно как. Мы не можем пожениться.

Кларисса наморщила лоб.

— Почему? У отца куча денег.

— Я твердо решил, что не женюсь на деньгах.

— Ты и не женишься на деньгах. Ты женишься на мне, потому что мы любим друг друга.

— Это верно. И все-таки, у тебя куча денег, а у меня — ни гроша.

— Поступи на службу.

— О, если бы!

— Что тут трудного? Отец всегда найдет место для лишнего вице-президента.

— Вице-президента?

— Да.

— Я же ничего не знаю.

— Вице-президент и не должен ничего знать. Надо сидеть на собраниях и, если папа что-нибудь скажет, говорить: «Вот именно!».

— Перед всем честным народом?

— Ну, можешь кивать.

— Да, кивать я могу.

— Вот и прекрасно. Поцелуй меня.

Он поцеловал ее. А потом, раскрасневшись, сверкая глазами, крикнул:

— Ну как, судья?

ПУФФИ, ФРЕДДИ И МЯСНОЙ ТРЕСТ

Беседа шла живо. Трутни, собравшиеся в курилке, намеревались пойти в Альберт-Холл посмотреть чемпионат по вольной борьбе. Один Трутень предложил пригласить и Пуффи Проссера. У Пуффи, сказал он, больше прыщей, чем допустил бы тонкий вкус, отчего он слишком похож на сыр, но недостатки эти уравновешиваются достоинствами, то есть огромным счетом в банке. А потому, если действовать мудро, он может после борьбы угостить всех ужином.

Предложение приняли. Через несколько секунд вошел Пуффи, и его пригласили на матч. Однако вместо благодарности местный миллионер выказал признаки ужаса. При слове «борьба» он буквально перекосился.

— Борьба? — вскричал он. — Тратить деньги на такую пакость? Платить за то, чтобы увидеть непотребные действа двух толстых кретинов, которые валяются на коврике и ведут себя, как спятившие костоправы? Борьба! Хо-хо! Эти борцы — отбросы, сор для мира.[94] Хорошо бы вырыть яму и сунуть туда их всех, предварительно освежевав и сварив на медленном огне. Ха, борцы! Ну, знаете! Тьфу! — сказал Пуффи и вышел из комнаты.

— Вам не кажется, — спросил один Трутень, — что Пуффи недолюбливает борцов?

— Кажется, — согласился другой. — Ты читаешь мои мысли.

— Вы совершенно правы, — согласился третий. — Чутье вас не подвело. Я не успел предупредить, что совсем недавно он потерял на них кучу денег. А вы знаете, как он относится к таким потерям.

Трутни кивнули. Пристрастие Пуффи к деньгам давно вошло в поговорку. Почти все собравшиеся пытались одолжить у него хоть немного и терпели поражение.

— Потому он и поссорился с Видженом, — продолжал Трутень. — Тот втянул его в эту аферу, познакомил с Дж. Уотербери. А если ты знакомишься с Дж., говорил мне Фредди, можешь смело прощаться со своим имуществом.

Не помню, рассказывал ли я об этом Дж. У. Ну, о том, как Фредди выступил на любительском концерте в Боттлтон-ист? Он пел, а на пианино играл субъект, которого он нашел где-то по соседству. Рассказывал? Значит, вы слышали про Дж. У. Позже в кабачке Фредди спас ему жизнь. От полноты чувств Дж. У. заходит иногда к нам и перехватывает у своего спасителя небольшие суммы.

Вы скажете: если А. спас Б., брать деньги должен именно А. Но девиз Видженов, «noblesse oblige», не позволял Фредди так думать. Он признавал требования Дж. У. и пытался удовлетворить их.