Синклер Льюис - Главная улица

— Ах, Уил, Дэйв такой мелочный, и суетливый, и маленький — совсем коротыш! А вы такой спокойный. Когда он в гостях начинает паясничать, я вижу, как вы стоите и смотрите на него — ну прямо как волкодав на моську!

Кенникот попытался вернуть себе профессиональное достоинство и сказал:

— Дэйв — неплохой малый.

Она медленно отпустила его руку.

— Уил, загляните к нам сегодня вечером и пожурите меня. Научите меня быть паинькой и умницей. Ах, я так одинока!

— Если я зайду, Дэйв усадит нас за карты. Сегодня у него свободный вечер.

— Нет. Приказчика как раз вызвали в Коринф — у него мать заболела. Дэйв останется в магазине до полуночи. Зайдите, я вас прошу, у нас хорошее пиво на льду, и мы уютно посидим и поболтаем. Ведь в этом не будет ничего плохого, правда?

— Да, да, конечно, ничего плохого. Но все-таки следует ли…

Он мысленно увидел Кэрол, ее хрупкую фигурку словно из агата и слоновой кости; почувствовал, как оскорбила бы ее эта интрижка.

— Ну, как хотите. Но я буду так одинока!

Ее шея, выглядывавшая из просторной, отделанной дешевыми кружевами блузки, казалась совсем юной.

— Вот что, Мод, я загляну на минутку, если мне случится идти в вашу сторону.

— Я буду очень рада, — смиренно отозвалась она. — Мне так хочется доброго слова, Уил! Я знаю, что вы женаты и уже счастливый отец. Конечно, теперь… Мне бы только посидеть рядом с вами в сумерках, помолчать и… забыть Дэйва. Вы придете?

— Хорошо. Приду.

— Я буду вас ждать. Мне будет грустно, если вы не придете. До свиданья!

Он выругал себя: «Несчастный дурак, чего ради я согласился пойти к ней? Придется исполнить обещание, а то она обидится. Она добрая, хорошая, сердечная, а Дэйв такой сквалыга. Это правда. И в ней больше жизни, чем в Кэрол! Вообще я сам виноват! Почему я не могу держаться с больными сухо, как Кэлибри, Мак — Ганум и другие врачи? Эх, я тут ни при чем, это Мод пристала ко мне со своей глупой просьбой! Прямо вытянула у меня это согласие! Это вопрос принципа. Напрасно я позволил ей так болтать. Не пойду! Позвоню ей по телефону и скажу, что не приду. Ведь дома Кэрри, самая прелестная жена на свете, а тут эта сумасшедшая… Нет, дудки! Впрочем, нельзя обижать ее, я могу зайти к ней на одну секунду и сказать, что мне нельзя оставаться. Да, я сам виноват. Я сам начал это, когда в прежние времена волочился за Мод. А если вина моя, я не могу наказывать Мод. Я зайду на секунду, скажу, что меня вызвали за город, и конец. Как глупо выдумывать извинения. Господи, почему женщины не могут оставить человека в покое! Стоит один раз миллион лет назад свалять дурака, и они никогда не дадут забыть об этом. Мод сама виновата. И не подумаю я к ней идти. Пойду с Кэрри в кино и забуду про существование Мод… Но, пожалуй, в кино сегодня будет душно…»

Он убежал от самого себя. Нахлобучил шляпу, перекинул через руку пиджак, захлопнул дверь, повернул ключ в замке и затопал вниз по лестнице. «Не пойду!» — решительно произнес он и дорого дал бы за то, чтобы узнать, пойдет он или нет.

Он ободрился, как всегда при виде знакомых окон и лиц. На душе стало легче, когда Сэм Кларк крикнул ему через улицу:

— Приезжайте вечерком на озеро, доктор, выкупаемся! Неужели ваша дача так и простоит все лето запертой? Честное слово, нам не хватает вас!

Он посмотрел, как подвигается постройка нового гаража. Каждый новый уложенный ряд кирпичей доставлял ему радость: город рос у него на глазах! Его гордость была окончательно восстановлена, когда к нему почтительно обратился Оле Сэндерквист:

— Добрый вечер, доктор! Жене стало лучше. Отличное лекарство вы ей дали!

Успокоительно подействовали на него и обыденные домашние дела. Он сжег серую паутину на дикой вишне, заклеил прокол в правой передней шине, полил улицу перед домом. Шланг для поливки приятно холодил руки. Струя с тихим плеском ложилась на землю, и на серой пыли вырисовывался темный полумесяц.

На улице показался Дэйв Дайер.

— Куда направляетесь, Дэйв?

— В магазин. Только что поужинал.

— Ведь по четвергам ваш свободный вечер?

— Верно. Но Питт уехал домой. У него будто бы больна мать. Беда в наши дни с приказчиками: переплачиваешь им, а они потом отлынивают от работы!

— Неприятная штука. Вам придется работать до двенадцати?

— Что поделаешь! Если будете в городе, зайдите выкурить сигару.

— Может быть, зайду. Мне нужно будет в город — навестить миссис Чэмп Перри. Она что-то нездорова. Ну, всего хорошего, Дэйв!

Кенникот еще не входил в дом. Он сознавал, что Кэрри тут же рядом, что с ней надо считаться, что ее порицание огорчило бы его. Но ему хотелось побыть одному. Окончив поливку, он вошел в дом, поднялся прямо в комнату Хью, на ходу крича:

— Рассказать сказку молодому человеку, а?

Кэрол сидела на низенькой скамеечке — картинка в золотистых тонах, для которой окно служило рамой и ореолом. Ребенок устроился у нее на коленях, положив головку ей на руку, и с важным видом слушал, как она пела:

Крошка Ладди-Дадди, с добрым утром!Крошка Ладди-Дадди, спать пора!И весь день с утраИ до темноты —— Только ты, мой умный, милый, добрый,славный, только ты!

Кенникот был очарован.

«Мод Дайер?.. Какое мне дело до нее!»

Когда «очередная» служанка крикнула с нижней площадки лестницы: «Ужин на столе!» — Кенникот лежал на спине, загребал руками, изображая тюленя, и восхищался силой, с какой колотили его маленькие ножки сына. Он поднялся и обнял Кэрол за плечи. Затем пошел вниз, радуясь, что избежал опасности. Пока Кэрол укладывала ребенка, Кенникот присел на ступеньки крыльца. Подошел Нэт Хикс, портной и бонвиван, и сел рядом с ним, отгоняя рукой мошкару.

— Послушайте, доктор, — начал он шепотом. — Вообразите себя опять холостяком и покутим сегодня, хотите?

— А что?

— Вы знаете эту новую портниху, миссис Свифтуэйт, — такая шикарная дама со светлыми волосами. Очень милая женщина. Мы с Гарри Хэйдоком заедем за ней и за этой толстухой, которая служит у него в магазине, — тоже славная штучка! — и поедем с ними кататься на машине. Пожалуй, махнем на новую ферму Гарри. Берем с собой пиво и такую водку, какой вы еще не пробовали. Я готов поручиться, что пикник удастся на славу!

— Ну что ж, скатертью дорога, а меня оставьте в покое, Нэт! Вы думаете, мне охота быть пятой спицей в колеснице?

— Нет, погодите! У этой Свифтуэйт гостит подруга из Уиноны, хорошенькая и очень веселая. Вот мы с Гарри и думали, что, может, вы решитесь вырваться на один вечер.

— Нет, нет…

— Глупости, доктор, перестаньте заботиться так о своем достоинстве. В холостые годы вы умели поддержать компанию!

Быть может, Кенникоту вспомнились нехорошие слухи о подруге миссис Свифтуэйт, быть может, то был печальный голос Кэрол, напевавшей в бледных вечерних сумерках над кроваткой Хью, или же просто сказалась похвальная естественная скромность Кенникота, — во всяком случае, он ответил весьма решительно:

— Ерунда! Я женатый человек. Я не притворяюсь святым, охотно поехал бы с вами, поразвлекся и выпил малость. Но на свете существует долг. Скажите, разве вы не будете чувствовать себя подлецом, когда вернетесь к жене после ваших похождений?

— Я? Вот моя житейская мораль: «Чего они не знают, то их не обижает». Говорят, с женщинами нужно обращаться так: ловить поскорее, держать построже и не говорить им ничего!

— Ну, это уж как знаете. Но мне такое дело не подходит, а кроме того, как я себе представляю… такой запретный флирт — игра, в которой всегда проигрывают. Если вы терпите неудачу, то остаетесь в дураках. А одерживаете победу, и оказывается, что игра не стоила свеч, тут-то вы и остаетесь в самом большом проигрыше. Природа, как всегда, наказывает нас… Да, я думаю, многие жены в нашем городе были бы поражены, узнав, что творится у них за спиной, а, милейший Нэтти?

— Еще бы! Если бы жены знали, что откалывают их муженьки, когда уезжают в Миннеаполис, тут были бы настоящие истерики! Так, значит, вы не поедете, доктор? Подумайте хорошенько: прокатиться в такой прохладный вечер, а потом миссис Свифтуэйт своими белыми ручками приготовит вам стакан доброго виски со льдом!..

— Нет, нет! Очень жаль, но я не могу, — выдавил из себя Кенникот.

Он обрадовался, когда увидел, что Нэт собирается уходить. Но на душе у него было неспокойно. Он услышал шаги Кэрол на лестнице.

— Иди сюда, посидим! Тут очень красиво! — весело крикнул он ей.

Она не откликнулась на его веселый тон. Присев на крылечко, слегка покачиваясь, вздохнула:

— Здесь тьма мошкары! Ты все еще не починил сетку.

Как будто испытывая ее, он спокойно спросил:

— Опять голова болит?

— Нет, не очень, но… Эта служанка такая глупая. Ей все приходится показывать. Я сама вычистила почти все серебро. И Хью весь день так капризничал! Бедный мальчик, это от жары, но я очень устала.