Уильям Моэм - Рассказы

— А что же Альберт? — спросил Клиффорд Бойлстон.

— Альберт? — отозвалась миссис Форрестер. — Альберт?

Она посмотрела на Клиффорда Бойлстона так, словно не могла взять в толк, о чем он говорит. Потом негромко вскрикнула, будто вдруг что-то вспомнив.

— Альберт! Я же знала, что у меня было какое-то дело. Но когда я шла через Хайд-парк, меня осенила эта мысль и все остальное вылетело из головы. Какой я вам, наверно, кажусь дурой!

— Так вы не видели Альберта?

— Боже мой, я о нем и думать забыла. — Она беспечно рассмеялась. — Пусть остается со своей кухаркой. Теперь мне не до Альберта. Альберт — это из эпохи точки с запятой. Я буду писать детективный роман.

— Дорогая моя, вы просто изумительны, — сказал Гарри Окленд.

Жиголо и Жиголетта

(пер. И. Бернштейн)

В баре было людно. Сэнди Весткот выпил пару коктейлей и теперь почувствовал, что хочет есть. Он взглянул на часы. Скоро десять, а он был приглашен к обеду на половину десятого. Ева Баррет всегда опаздывает, как бы не пришлось ему просидеть голодным еще целый час. Он опять решил заказать себе коктейль, обернулся к бармену, и в это время к стойке подошел человек.

— Хэлло, Котмен, — сказал Сэнди, — выпьете со мной?

— Пожалуй, не откажусь, сэр.

Котмен был красивый мужчина лет, вероятно, около тридцати, маленького роста, но такой ладный, что это впечатление скрадывалось, в элегантном двубортном смокинге, пожалуй, чуть зауженном в талии, и с галстуком-бабочкой, определенно великоватым. У него были густые вьющиеся черные волосы, зачесанные со лба назад и блестящие до лоска, и большие жгучие глаза. Выражался он очень интеллигентно, но выговор у него был простонародный.

— Как Стелла? — спросил Сэнди.

— Отлично, сэр. Она любит немного полежать перед выступлением. Говорит, это успокаивает.

— Я бы и за тысячу фунтов не взялся повторить ее фокус.

— Да, уж конечно. Кроме нее, этого никто не может, то есть, понятно, с такой высоты и если воды всего пять футов.

— В жизни не видывал такого жуткого зрелища.

Котмен хмыкнул. Он счел это высказывание лестным.

Стелла была его женой. Правда, ныряла и рисковала жизнью она, но пламя придумал он, а ведь именно пламя так нравилось публике и принесло их номеру такой шумный успех. Стелла прыгала в воду с шестидесятифутовой высоты, а вода была в резервуаре, имевшем, как он только что упомянул, глубину всего пять футов. Перед самым ее прыжком на воду выливали немного бензина, Котмен поджигал его — пламя взмывало кверху, и она бросалась вниз, прямо в огонь.

— Пако Эспинель говорит, что у них в казино никогда еще не было такой приманки для публики, — сказал Сэнди.

— Я знаю. Он говорил, что они продали в июле больше обедов, чем обычно в августе. И все, он говорит, благодаря нам.

— Ну, вам, я надеюсь, тоже довольно перепадает.

— Да как сказать, сэр. У нас ведь контракт. А мы, конечно, не могли знать, что будет такой успех. Но мистер Эспинель поговаривает о том, чтобы оставить нас еще на месяц. Так вот, откровенно скажу вам: на прежних условиях или вроде того он нас, больше у себя не увидит. Да мне только сегодня утром прибыло письмо от одного агента — нас зовут в Довилль.

— Вон пришли мои друзья, — сказал Сэнди.

Он кивнул Котмену и отошел. Из дверей выплыла Ева Баррет в сопровождении остальных гостей, которые ждали ее в вестибюле. Всего с Весткотом было восемь человек.

— Я так и знала, что мы найдем вас тут, Сэнди, — сказала она. — Я не опоздала?

— Только на полчаса.

— Спросите всех, кому какой коктейль, и пошли обедать.

Когда они подошли к стойке, где теперь уже почти никого не было, так как публика перебралась на террасу к обеденным столикам, проходивший мимо Пако Эспинель остановился, чтобы поздороваться с Евой Баррет. Пако Эспинель был молодой человек, который промотал свои деньги и теперь зарабатывал на жизнь тем, что устраивал зрелища для привлечения в казино посетителей. В его обязанности входило быть любезным с богатыми и знатными. Миссис Челонер Баррет была американка, вдова и обладательница огромного состояния; она не только щедро угощала знакомых, но также играла. А ведь в конечном-то счете все эти обеды и ужины и два эстрадных номера в придачу существовали только для того, чтобы публика расставалась со своими деньгами за зеленым столом.

— Найдется для меня хороший столик, Пако? — спросила Ева Баррет.

— Самый лучший. — Его глаза, красивые, черные аргентинские глаза, выражали восхищение обильными стареющими прелестями миссис Баррет. Это тоже полагалось по должности. — Вы уже видели Стеллу?

— Конечно. Три раза. Никогда в жизни не видела ничего страшнее.

— Сэнди вот приходит каждый день.

— Я хочу присутствовать при трагической развязке. Рано или поздно она неизбежно разобьется насмерть, и мне было бы жаль проморгать это событие.

Пако рассмеялся.

— У нее такой успех, мы думаем продержать ее еще месяц. Все, что мне нужно, — это чтоб она не убилась до конца августа. А дальше уж ее дело.

— О господи, неужели мне придется еще и весь август каждый вечер питаться форелью и жареными цыплятами? — ужаснулся Сэнди.

— Сэнди, вы чудовище, — сказала Ева Баррет. — Ну пошли, пора: я умираю с голоду.

Пако Эспинель спросил у бармена, не видал ли он Котмена. Бармен ответил, что тот пил здесь недавно с мистером Весткотом.

— Если зайдет еще, передайте, что он мне нужен на два слова.

На первой ступеньке лестницы, ведущей на террасу, миссис Баррет задержалась ровно настолько, чтобы женщина-репортер, маленькая, изможденная, с неаккуратной прической, успела подойти к ним с блокнотом в руке. Сэнди шепотом сообщил ей имена приглашенных. Компания собралась типичная для Ривьеры. Английский лорд со своей леди, оба долговязые и тощие, готовые обедать со всяким, кто согласен кормить их бесплатно, — эти двое еще до полуночи будут пьяны как сапожники. Сухопарая шотландка с лицом перуанского идола, выстоявшего натиск бессчетных бурь на протяжении десяти столетий, и ее муж, англичанин. Биржевой маклер по профессии, он имел тем не менее бравый вид и грубоватые замашки простодушного добряка и оставлял впечатление такого чистосердечия, что вы больше жалели его, чем себя, когда он — исключительно из особого к вам расположения — давал вам совет, и вы же, следуя ему, оказывались в дураках. Еще здесь присутствовали одна графиня-итальянка, которая не была ни итальянкой, ни графиней, зато прекрасно играла в бридж, и русский князь, питающий серьезные намерения сделать миссис Баррет княгиней, а покуда спекулировавший шампанским, автомобилями и полотнами старых мастеров.

В этот вечер в казино был объявлен бал, столики на террасе стояли плотно сдвинутые, и, пережидая, пока кончится танец, миссис Баррет сверху вниз смотрела на тесную толпу танцующих с выражением, которому ее короткая верхняя губа придавала презрительный оттенок. А за террасой лежало море, спокойное и немое. Музыка кончилась, метрдотель, любезно улыбаясь, поспешил навстречу, чтобы провести Еву Баррет к столику. Она величаво прошествовала вниз по ступеням.

— Отсюда нам будет отлично видно, — заметила она, усаживаясь.

— Я люблю сидеть у самого резервуара, чтобы можно было разглядеть ее лицо, — сказал Сэнди.

— А что, она хорошенькая? — спросила графиня.

— Не в том дело. Главное — это выражение ее глаз. Ей каждый раз бывает до смерти страшно.

— Не верю, — сказал биржевой маклер, которого все величали «полковник Гудхарт», хотя откуда у него воинское звание, оставалось тайной. — Уверяю вас, все это не более как фокус, то есть на самом деле здесь риска ни на грош.

— Да что вы! Она ныряет с такой высоты, и воды так мало, надо вывернуться с молниеносной быстротой, как только она коснется воды. А не успеет — неизбежно ударится головой о дно и сломает шею.

— Вот именно, старина, — сказал полковник. — Фокус. Тут и спорить нечего.

— Ну, если здесь нет риска, тогда и вообще смотреть не на что, — заявила Ева Баррет. — Продолжается все какую-то минуту. И если на самом деле она не рискует жизнью, то это — величайшее надувательство наших дней. Что же получается: мы приходим сюда по стольку раз, а тут все, оказывается, сплошной обман?

— Как и все в нашей жизни, уж можете мне поверить.

— Ну что ж. Кому и знать, как не вам, — сказал Сэнди.

Возможно, что полковник и уловил в его словах оскорбительный намек, но виду, во всяком случае, не подал. Он довольно засмеялся.

— Да уж кое-что я знаю, это точно, — согласился он. — Держу ухо востро, меня так просто не проведешь.

Резервуар находился в конце террасы, а позади него поднималась, поддерживаемая подпорками, необычайно высокая лестница с маленькой площадкой наверху.

Сыграли еще несколько танцев, а потом, как раз когда за столом Евы Баррет ели спаржу, музыка смолкла и лампы потускнели. На резервуар направили прожектор. В сияющем кругу стоял Котмен. Он поднялся на несколько ступенек и остановился.