Божественная Комедия. Новая Жизнь - Алигьери Данте

ухо клонит;

Подаст кому, — идти уже вольней,

И так он понемногу всех разгонит.

10 Таков был я в густой толпе теней,

Чье множество казалось превелико,

И, обещая, управлялся с ней.

13 Там аретинец был, чью жизнь так дико

Похитил Гин ди Такко;[709] рядом был

В погоне утонувший;[710] Федерико

16 Новелло,[711] руки протянув, молил;

И с ним пизанец, некогда явивший

В незлобивом Марцукко столько сил;[712]

19 Граф Орсо[713] был средь них; был дух, твердивший,

Что он враждой и завистью убит,

Его безвинно с телом разлучившей, —

22 Пьер де ла Бросс; брабантка пусть спешит,

Пока жива, с молитвами своими,

Не то похуже стадо ей грозит.[714]

25 Когда я, наконец, расстался с ними,

Просившими, чтобы просил другой,

Дабы скорей им сделаться святыми,

28 Я начал так: «Я помню, светоч мой,

Ты отрицал, в стихе, тобою спетом,[715]

Что суд небес смягчается мольбой;

31 А эти люди просят лишь об этом.

Иль их надежда тщетна, или мне

Твои слова не озарились светом?»

34 Он отвечал: «Они ясны вполне,

И этих душ надежда не напрасна,

Когда мы трезво поглядим извне.

37 Вершина правосудия согласна,

Чтоб огнь любви[716] мог уничтожить вмиг

Долг, ими здесь платимый повсечасно.

40 А там, где стих мой у меня возник,[717]

Молитва не служила искупленьем,

И звук ее небес бы не достиг.

43 Но не смущайся тягостным сомненьем:

Спроси у той, которая прольет

Свет между истиной и разуменьем.

46 Ты понял ли, не знаю: речь идет

О Беатриче. Там, на выси горной,

Она с улыбкой, радостная, ждет».

49 И я: «Идем же поступью проворной;

Уже и сам я меньше утомлен,

А видишь — склон оделся тенью черной».

52 «Сегодня мы пройдем, — ответил он, —

Как можно больше; много — не придется,

И этим ты напрасно обольщен.

55 Пока взойдешь, не раз еще вернется

Тот, кто сейчас уже горой закрыт,

Так что и луч вокруг тебя не рвется.

58 Но видишь — там какой-то дух сидит,

Совсем один, взирая к нам безгласно;

Он скажет нам, где краткий путь лежит».

61 Мы шли к нему. Как гордо и бесстрастно

Ты ждал, ломбардский дух,[718] и лишь едва

Водил очами, медленно и властно!

64 Он про себя таил свои слова,

Нас, на него идущих озирая

С осанкой отдыхающего льва.

67 Вождь подошел к нему узнать, какая

Удобнее дорога к вышине;

Но он, на эту речь не отвечая —

70 Спросил о нашей жизни и стране.

Чуть «Мантуя…» успел сказать Вергилий,

Как дух, в своей замкнутый глубине,

73 Встал, и уста его проговорили:

«О мантуанец, я же твой земляк,

Сорделло!» И они объятья слили.

76 Италия, раба, скорбей очаг,

В великой буре судно без кормила,

Не госпожа народов, а кабак!

79 Здесь доблестной душе довольно было

Лишь звук услышать милой стороны,

Чтобы она сородича почтила;

82 А у тебя не могут без войны

Твои живые, и они грызутся,

Одной стеной и рвом окружены.

85 Тебе, несчастной, стоит оглянуться

На берега твои и города:

Где мирные обители найдутся?

88 К чему тебе подправил повода

Юстиниан, когда седло пустует?

Безуздой, меньше было бы стыда.[719]

91 О вы, кому молиться долженствует,

Так чтобы Кесарь не слезал с седла,

Как вам господне слово указует, —

94 Вы видите, как эта лошадь зла,

Уже не укрощаемая шпорой

С тех пор, как вы взялись за удила?[720]

97 И ты, Альберт немецкий,[721] ты, который

Был должен утвердиться в стременах,

А дал ей одичать, — да грянут скорой

100 И правой карой звезды в небесах

На кровь твою, как ни на чью доселе,

Чтоб твой преемник ведал вечный страх!

103 Затем что ты и твой отец терпели,

Чтобы пустынней стал имперский сад,[722]

А сами, сидя дома, богатели.

106 Приди, беспечный, кинуть только взгляд:

Мональди, Филиппески, Каппеллетти,

Монтекки, — те в слезах, а те дрожат!

109 Приди, взгляни на знать свою, на эти

Насилия, которые мы зрим,

На Сантафьор[723] во мраке лихолетий!

112 Приди, взгляни, как сетует твой Рим,

Вдова, в слезах зовущая супруга:

«Я Кесарем покинута моим!»

115 Приди, взгляни, как любят все друг друга!

И, если нас тебе не жаль, приди

Хоть устыдиться нашего недуга!

118 И, если смею, о верховный Дий,[724]

За род людской казненный казнью крестной,

Свой правый взор от нас не отводи!

121 Или, быть может, в глубине чудесной

Твоих судеб ты нам готовишь клад

Великой радости, для нас безвестной?

124 Ведь города Италии кишат

Тиранами, и в образе клеврета[725]

Любой мужик пролезть в Марцеллы[726] рад.

127 Флоренция моя, тебя все это

Касаться не должно, ты