Леди Ладлоу - Элизабет Гаскелл

до этого никакого дела, ибо в его теле заключена благородная душа, и ей этого вполне достаточно. У моей Бесси очень добрая душа и храброе сердце!

Нам очень повезло, что на ее платьях не придется делать новые пометки. Когда она вязала последнюю пару чулок, я сказала, что ей следует вышить букву Г, как для имени Галиндо, ибо, раз уж у нее нет родителей, ей следует считаться моей дочерью. Теперь же эта буква может означать и «Грей». Так что у нас в деревне состоялось целых две свадьбы, чего еще можно желать! Кстати, Бесси пообещала забрать у меня двух оставшихся котят.

Что же касается смертей… Вынуждена с прискорбием сообщить, что старый фермер Хейл скончался, бедняга. Полагаю, для его жены это стало большим облегчением, поскольку он колотил ее всякий день, когда был пьян. А напивался он почти постоянно, несмотря на все усилия мистера Грея. Думаю, мистер Грей (и я сказала ему об этом) ни за что не решился бы объясниться с Бесси при жизни старика Хейла, ибо он слишком близко принимал к сердцу все его грехи и винил себя в том, что не смог превратить грешника в святого. Приходской бык тоже издох. Надо сказать, я еще никогда так не радовалась чьей-либо смерти. Но говорят, вместо него купят другого. А до поры я спокойно хожу через луг, что очень удобно, ибо я частенько навещаю мистера Грея, чтобы помочь с выбором мебели для дома.

Вы, вероятно, думаете, что я рассказала вам все деревенские новости? Как бы не так! Самая интересная впереди. Но я не стану вас томить, потому что вы все равно не догадаетесь, о чем идет речь. Леди Ладлоу устроила званый вечер и сидела среди нас, словно простолюдинка. Мы пили чай с гренками в голубой гостиной, а старый лакей Джон прислуживал нам вместе с Томом Диглсом, парнем, который обычно отпугивал ворон на полях фермера Хейла. Оба нарядились в ливреи и напудрили волосы. Миссис Медликот заваривала чай в личных покоях миледи. Ее светлость выглядела точно восхитительная королева фей преклонного возраста в черном бархате и старинных кружевах, коих я не видела на ней со дня смерти милорда. Кого же она пригласила, спросите вы? Среди гостей был священник из Кловера, священник из Хедли и священник из Меррибэнса со своими супругами, фермер Донкин и его две дочери, конечно же, мистер Грей, Бесси и ваша покорная слуга, капитан и миссис Джеймс и – да! – мистер и миссис Брук. Подумать только! Кажется, священникам это не понравилось, но что поделать. Ведь мистер Брук помогал капитану Джеймсу приводить в порядок земли ее светлости, а потом его дочь вышла замуж за нашего управляющего. К тому же мистер Грей (кто бы мог подумать!) заявил, что, в конце концов, баптисты вовсе не так уж плохи, хотя, как вы помните, был ярым противником их веры.

Миссис Брук, конечно, неограненный алмаз. Я знаю, что обо мне говорили то же самое, но, будучи Галиндо, я обучилась благородным манерам в юности и могу пользоваться ими, когда мне заблагорассудится. А вот миссис Брук манерам не училась. Когда лакей Джон подал ей поднос с чайными чашками, она посмотрела на него так, словно была этим крайне озадачена. Я сидела рядом и, постаравшись не обращать внимания на ее смущение, добавила в ее чашку сахар и сливки и уже хотела передать в ее руки, когда рядом с нами возник этот нахальный мальчишка Том Диглс (я называю его мальчишкой, потому что волосы у него вовсе не седые, а всего лишь напудренные) с подносом, полным печенья и прочих сладостей, которые с такой любовью приготовила миссис Медликот.

Должна сказать, что к этому моменту все три супруги священников не сводили глаз с миссис Брук, ибо она и прежде демонстрировала полное отсутствие манер, и эти три дамы, считавшие себя более воспитанными, так и ждали возможности поднять ее на смех. И вот в этот самый момент миссис Брук достала из сумочки чистый цветастый красно-желтый носовой платок из тончайшего шелка и разостлала поверх подола своего прекрасного шелкового платья. Судя по всему, оно было совсем новое, ибо я слышала от Салли, а той рассказала об этом ее кузина Молли, молочница с фермы Бруксов, что ее хозяева были чрезвычайно обрадованы приглашением миледи. И вот когда я увидела, что Том Диглс улыбается от уха до уха (что-то он слишком быстро позабыл, как еще совсем недавно был родным братом пугала и ходил в обносках), а миссис супруга священника из Хедли – забыла ее имя, хотя это, в сущности, и не важно, потому что она слишком дурно воспитана, и я надеюсь, что Бесси никогда не станет вести себя подобным образом, – готова была заржать как ослица, что, вы думаете, сделала наша миледи? Да благословит Господь мою дорогую и горячо любимую леди Ладлоу! Ее светлость достала свой носовой платок из белоснежного батиста и бережно разложила на бархатном подоле с таким видом, словно каждый день поступала так же, как жена пекаря миссис Брук. И когда та поднялась со своего места, чтобы стряхнуть крошки в камин, миледи последовала ее примеру. Но с какой грацией это было сделано! И как она при этом смотрела на всех нас!

Том Диглс густо покраснел, миссис супруга священника из Хедли больше не проронила ни слова, а мистер Грей, который до этого самого момента молчал и смущался в своей привычной манере, о чем я и предупреждала Бесси, так восхитился поступком миледи, что начал болтать без умолку и стал настоящей душой компании.

О, Маргарет Доусон! Иногда я задаюсь вопросом, правильно ли вы поступили, что уехали от нас. Конечно, вы живете теперь со своим братом и, как говорят, кровь не водица, но, когда смотрю на миледи и мистера Грея, хотя они совершенно непохожи друг на друга, я не поменяюсь своим местом ни с кем во всей Англии».

Увы, увы! Я так больше никогда и не увиделась с моей дорогой миледи. Она скончалась в 1814 году, и мистер Грей пережил ее совсем ненадолго. Полагаю, вы уже знаете, что преподобный Генри Грегсон теперь служит викарием в Хэнбери и женат на дочери мистера Грея и мисс Бесси.

Примечания

1

Уэсли Джон (1703–1791) – английский священник, богослов и проповедник, основатель методизма. – Здесь и далее примеч. пер.

2

В Англии X–X вв.