Божественная Комедия. Новая Жизнь - Алигьери Данте

в мир земной.

55 Когда луча ничтожная частица

Проникла в скорбный склеп и я открыл,

Каков я сам, взглянув на эти лица, —

58 Себе я пальцы в муке укусил.

Им думалось, что это голод нудит

Меня кусать; и каждый, встав, просил:

61 «Отец, ешь нас, нам это легче будет;

Ты дал нам эти жалкие тела, —

Возьми их сам; так справедливость судит».

64 Но я утих, чтоб им не делать зла.

В безмолвье день, за ним другой промчался.

Зачем, земля, ты нас не пожрала!

67 Настал четвертый. Гаддо зашатался

И бросился к моим ногам, стеня:

«Отец, да помоги же!» — и скончался.

70 И я, как ты здесь смотришь на меня,

Смотрел, как трое пали друг за другом

От пятого и до шестого дня.

73 Уже слепой, я щупал их с испугом,

Два дня звал мертвых с воплями тоски;

Но злей, чем горе, голод был недугом».[605]

76 Тут он умолк и вновь, скосив зрачки,

Вцепился в жалкий череп, в кость вонзая

Как у собаки крепкие клыки.

79 О Пиза, стыд пленительного края,

Где раздается si![606] Коль медлит суд

Твоих соседей, — пусть, тебя карая,

82 Капрара и Горгона с мест сойдут

И устье Арно заградят заставой,[607]

Чтоб утонул весь твой бесчестный люд!

85 Как ни был бы ославлен темной славой

Граф Уголино, замки уступив,[608] —

За что детей вести на крест неправый!

88 Невинны были, о исчадье Фив,[609]

И Угуччоне с молодым Бригатой,

И те, кого я назвал,[610] в песнь вложив.

91 Мы шли вперед[611] равниною покатой

Туда, где, лежа навзничь, грешный род

Терзается, жестоким льдом зажатый.

94 Там самый плач им плакать не дает,

И боль, прорвать не в силах покрывала,

К сугубой муке снова внутрь идет;

97 Затем что слезы с самого начала,

В подбровной накопляясь глубине,

Твердеют, как хрустальные забрала.

100 И в этот час, хоть и казалось мне,

Что все мое лицо, и лоб, и веки

От холода бесчувственны вполне,

103 Я ощутил как будто ветер некий.

«Учитель, — я спросил, — чем он рожден?

Ведь всякий пар угашен здесь навеки».[612]

106 И вождь: «Ты вскоре будешь приведен

В то место, где, узрев ответ воочью,

Постигнешь сам, чем воздух возмущен».

109 Один из тех, кто скован льдом и ночью,

Вскричал: «О души, злые до того,

Что вас послали прямо к средоточью,

112 Снимите гнет со взгляда моего,

Чтоб скорбь излилась хоть на миг слезою,

Пока мороз не затянул его».

115 И я в ответ: «Тебе я взор открою,

Но назовись; и если я солгал,

Пусть окажусь под ледяной корою!»

118 «Я — инок Альбериго, — он сказал, —

Тот, что плоды растил на злое дело[613]

И здесь на финик смокву променял».[614]

121 «Ты разве умер?»[615] — с уст моих слетело.

И он в ответ: «Мне ведать не дано,

Как здравствует мое земное тело.

124 Здесь, в Толомее, так заведено,

Что часто души, раньше, чем сразила

Их Атропос[616], уже летят на дно.

127 И чтоб тебе еще приятней было

Снять у меня стеклянный полог с глаз,

Знай, что, едва предательство свершила,

130 Как я, душа, вселяется тотчас

Ей в тело бес, и в нем он остается,

Доколе срок для плоти не угас.

133 Душа катится вниз, на дно колодца.

Еще, быть может, к мертвым не причли

И ту, что там за мной от стужи жмется.

136 Ты это должен знать, раз ты с земли:

Он звался Бранка д'Орья;[617] наша братья

С ним свыклась, годы вместе провели».

139 «Что это правда, мало вероятья, —

Сказал я. — Бранка д'Орья жив, здоров,

Он ест, и пьет, и спит, и носит платья».

142 И дух в ответ: «В смолой кипящий ров

Еще Микеле Цанке не направил,

С землею разлучась, своих шагов,

145 Как этот беса во плоти оставил

Взамен себя, с сородичем одним,

С которым вместе он себя прославил.[618]

148 Но руку протяни к глазам моим,

Открой мне их!» И я рукой не двинул,

И было доблестью быть подлым с ним.

151 О генуэзцы, вы, в чьем сердце минул

Последний стыд и все осквернено,

Зачем ваш род еще с земли не сгинул?

154 С гнуснейшим из романцев[619] заодно

Я встретил одного из вас,[620] который

Душой в Коците погружен давно,

157 А телом здесь обманывает взоры.

ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

1 Vexilla regis prodeunt inferni[621]

Навстречу нам, — сказал учитель. — Вот,

Смотри, уже он виден в этой черни».

4 Когда на нашем небе ночь встает

Или в тумане меркнет ясность взгляда,

Так мельница вдали крылами бьет,

7 Как здесь во мгле встававшая громада.

Я хоронился за вождем, как мог,

Чтобы от ветра мне была пощада.