Кальман Миксат - ИСТОРИЯ НОСТИ-МЛАДШЕГО И МАРИИ TOOT

Встав поутру, старик Ности первым делом отправился к барону в огромный желтый дом на рынке, на фронтоне которого красовалась золотая пчела. Но чиновники ссудо-сберегательной кассы сказали, что барон еще не приходил, он спит, наверное, так как ночью была грандиозная пирушка и его высокоблагородие пришел в такой раж, что сначала исполнил серенаду здесь в городе в честь какой-то пештской девицы, от которой совсем без ума, потом вывез весь цыганский оркестр к Вагу и там потешил серенадой форелей, наконец, под предлогом того, что надо ловить форелей, столкнул в реку виолончелиста и цимбалиста, да так, что они чуть богу душу не отдали, но уж воспаление легких схватят наверняка. Одним словом, повеселились на славу, поэтому его высокоблагородие господин председатель придут чуть попозже.

Минуло десять, а Коперецкого все не было. Уже и половину одиннадцатого пробило на башне, а он все еще не показывался на улице. Ности сидел в приемной как на иголках. А что было с молодым подпоручиком? Он ходил взад-вперед по улице в ожидании: орел или решка? Жизнь или смерть? В кармане у него был небольшой пистолет. Иногда он нащупывал его со страхом, потом снова шагал взад-вперед, поглядывая то на башенные часы, то на выкрашенные в зеленый цвет парадные двери ссудо-сберегательной кассы. Наконец старик вышел.

— Ну, что? — хрипло спросил он его.

— Не везет нам. Коперецкий все еще не пришел. Ночью кутил и спит, наверное.

— Все кончено, — со вздохом промолвил подпоручик. — Я погиб. В двенадцать часов вексель может быть вскрыт и предъявлен. Я знаю Кожехубу, он не станет ждать ни минуты. Что же нам делать?

— Пошлем кого-нибудь за Коперецким? Или сами отправимся к нему на квартиру? Гляди, гляди, вон он идет.

В этот миг на улице показалась долговязая фигура Коперецкого. Он с надменным видом шагал мимо церкви. Рядом с ним трусил огромный козел; большие, дугой изогнутые рога чуть не вросли ему в виски. Это было могучее животное; говорили, будто он столкнулся однажды с быком и вынудил его к бегству. Коперецкого он сопровождал повсюду, точно верный пес.

Глаза подпоручика сверкнули надеждой. Он поспешно завернул в переулок, а старик Ности пошел навстречу Коперецкому.

— Как раз к тебе иду.

По Коперецкому не видно было даже следов ночной попойки. Он был весел, свеж, надушен и даже старого козла опрыскал духами «Резеда». Ласково протянув Ности обе руки, он воскликнул:

— Добро пожаловать, батенька мой, добро пожаловать! Как хорошо, что ты заговорил, а то я, глядишь, и не признал бы тебя… ты — словно засохший стебель, на котором, хе-хе-хе, вчера еще колыхался бутончик розы.

— Вильму я оставил в гостинице, потому что пришел к тебе по серьезному делу.

— Ну что ж, заходи, коль по серьезному делу.

Они под руку вошли в здание сберегательной кассы, Коперецкий распахнул дверь председательского кабинета, пропуская Ности вперед, но козел оказался проворнее: он первым вломился в святилище и преспокойнейшим образом разлегся перед несгораемым шкафом.

— Что ж, присаживайся, закури, потом распоряжайся мной. Я весь к твоим услугам.

— Милый братец Дваи, я пришел к тебе за теми золотыми, которые ты поймал вчера в волосах моей дочери.

— Ах! Ну, понятно! — весело рассмеялся барон. — Я об этом и не подумал. Грандиозно! А ведь знаешь, толковый присяжный поверенный мог бы отсудить их тебе. Беда только, что монет было всего две, — с ними я и проделал весь фокус.

— Да, это маловато, — бросил депутат; Потом выражение его лица стало серьезным, и он продолжал: — Так вот, я хочу немедленно, на недолгий срок, получить у тебя крупную сумму. Сам понимаешь — сын! Эх, друг мой, нелегкое дело быть отцом. Впутался он в какую-то- грязную историю, и теперь на карту поставлена его честь. Дело весьма щекотливое. Ты же понимаешь меня. Деньги нужны тотчас. В эти полчаса или еще быстрей. Он прислал мне письмо, попросил приехать и только здесь признался во всем. Нет, чтоб раньше сообщить. Можешь себе представить, в каком я трудном положении. И к кому мне здесь обратиться? Тут есть, только один настоящий дворянин, один истинный джентльмен, который может войти в мое положение, — и это ты… Во всяком случае, мне пришлось к тебе обратиться. Ты меня понимаешь?

Коперецкому больше всего хотелось бы улизнуть, но как истинный джентльмен он и виду не подал, только по его смущенной речи можно было догадаться, что он старается перевести разговор на другое.

— Что до этого, так ты прав, безусловно, прав. Да, народ здесь никудышный. Понятия не имеют о чести. Это ты верно говоришь. Их птица еловый усач, а не турул[14], как у нас. Да и ту они готовы слопать вместе с потрохами. Себялюбивые собаки! Разве они кому что дадут? Они даже бога обманут. А деве Марии чем пустили пыль в глаза? Ласточку ей подарили, дескать, пускай она будет богородицыной птицей, и берегут ее, не трогают, птенцов не выкрадывают из гнезд и носятся с ней всячески. А почему не жаворонка ей отдали или рябчика? Потому что эти им на жаркое годятся. Даже птенчиков воробышков… и тех зажаривают и едят. Ну, а ласточка ни на что не годится, так вот пускай она и принадлежит богоматери. Ности нервным движением вынул часы.

— Все это, брат, верно, но стрелки бегут неумолимо, поэтому попрошу тебя поближе к делу.

— Что ж, ладно, поговорим о деле. Это не мешает. Так о. какой же сумме речь идет?

— Мне нужны две тысячи форинтов, причем за пятнадцать минут.

Старик Ности всегда так разделывался с долгами — брал взаймы вдвое больше. От этой дурной привычки он не отступался даже в самые критические минуты.

— Хм, кругленькая сумма. За такие деньги король Жигмонд некогда целый город заложил.

— Прошу тебя, не рассказывай мне ни о короле Жигмонде, ни о птенцах, очень прошу тебя.

— Ладно, не буду. Но сперва давай выясним суть дела, — весело промолвил Коперецкий, а это значило, что ему пришла в голову спасительная идея. — Ты, батенька, скажи мне прежде всего, к кому ты приехал?

— Это как же понять?

— К барону Коперецкому или к председателю ссудо-сберегательной кассы?

— Разумеется, к барону Коперецкому.

Коперецкий так расхохотался в ответ, что, казалось, даже стены затряслись, да и козел под столом перестал жевать свою жвачку.

— Ну, тогда ты и впрямь по адресу явился. Коперецкий не может дать тебе ни гроша, он и сам в долгу как в шелку.

— Ладно, стало быть, я пришел к председателю ссудо-сберегательной кассы, — нетерпеливо перебил его Ности.

— Вот как? К председателю? Это другое дело. — И рыжеватые колючки бровей Коперецкого подскочили до самых корней волос. — О, боже мой, какая неприятность! Ведь как председатель я не могу тотчас дать тебе денег. Прежде надо созвать правление, чтоб оно проголосовало, а на это потребуется не меньше двадцати четырех часов.

— Ну, так черт тебя побери! — вскипел степенный депутат парламента и помчался вон без шляпы, без трости, гонимый исконным инстинктом человека бежать неведомо куда, лишь бы за помощью.

— Ого, погоди-ка! — кинулся за ним Коперецкий и поймал его в коридоре. — Мне что-то в голову пришло.

— Что еще?

— А ну-ка, вернись. Ты ведь даже шляпу забыл. Куда ж ты помчался так? Я вспомнил, что есть у нас постановление, согласно которому председатель может выдать деньги на свой страх и риск, если только ему оставят за это что-нибудь в залог. Ну вот. Дай мне только какой-нибудь залог.

— Израиль, не будь, по крайней мере, смешным. У меня, дружочек, никаких драгоценностей нет с собой, вот разве только эти три конских каштана, которые я ношу в кармане против кондрашки.

— Как так нет? А этот стеклянный брелок в золотой оправе, который болтается на цепочке для часов?

— Это портрет Вильмы. Честно тебе скажу, он стоит не больше форинта.

— Все равно. Мне этот медальон нужен. Я удовольствуюсь им. Они дружелюбно ударили по рукам, и Ности отцепил медальон.

— А все же ты, Дваи, славный малый. Спасибо за услугу я при первой возможности выкуплю свой залог. Барон взял брелок, запер его в несгораемый шкаф и сел выписывать чек.

— Ох, только бы не эта нудная писанина, — ворчал он. — Что за дурацкое изобретение, дружок, втискивать в эти мушиные лапки человеческий голос. Ну, разве не поразительно? Кстати, как ты сказал? Выкупишь при первой возможности? Прошу прощения, но пустые фразы нас не устраивают. Мы же не общественное мнение и не парламент. Извольте разговаривать на языке коммерции. Когда? Год, месяц, число? Скажем, выкупишь через полгода…

— Ладно.

— Но допустим, что не выкупишь, в таком случае…

— Такого случая быть не может.

— Прошу прощения, но в коммерческих делах всегда следует допускать и такие случаи. Стало быть, в этом случае вступают в жизнь установленные правила о залогах, то есть…

— То есть?

— Залог переходит в наше владение, — рассмеялся Коперецкий. — Вернее сказать, оригинал залога, ха-ха-ха, ибо сам залог только символ, хе-хе-хе. Точно так же, как план какого-нибудь земельного участка.