Пэлем Вудхауз - Том 5. Дживс и Вустер

— Господи! Бедный старина Сид! Она ведь небось и у него в кабинете наводит порядок.

— Возможно.

— И галстук на нем поправляет.

— Не удивлюсь, если так.

— И бранит его за то, что много курит, и чуть только он устроится в кресле поудобнее, сразу же сгоняет его, чтобы взбить подушечки. Ему наверно кажется, что он живет в Апокалипсисе. Но ей-то как после Голливуда, не скучно жить в доме деревенского священника?

— Ничуть. Ей там очень нравится. Тараторка ведь не то что я. Я бы истосковался без театра, а она никогда в это дело не вкладывала душу, хотя и имеет шумный успех. Я думаю, она вообще не пошла бы в актрисы, если бы не воля матери. Она мечтает выйти замуж за деревенского жителя и провести остаток дней в окружении всяких там коров, собак и прочей скотины. Не иначе как сказываются гены старого фермера Джайлса, это наш дед с отцовской стороны. Я его смутно помню. Борода до полу, и постоянно стонал насчет погоды. Вот и она тоже, хлопотать по делам прихода и устраивать деревенские концерты — это занятие для нее.

— А ты имеешь представление, с чем она хочет выпустить меня перед простым народом? Не со «Свадебной песнью пахаря»?

— Нет. Тебе поручается роль Пата в моем комическом скетче.

Это известие меня скорее обрадовало. Слишком часто в мероприятиях подобного рода организаторы выставляют тебя на сцену со «Свадебной песнью пахаря», и будь здоров. А «Свадебная песнь пахаря» почему-то всегда возбуждает самые низменные страсти в местных хулиганах, которые скапливаются, стоя позади скамеек. Между тем как скетчи с колотушками и с диалогом невпопад у стоячих зрителей идут на ура. По-видимому, зрелище того, как Персонаж А. лупит Персонажа В. зонтиком по голове, а Персонаж В. тычет тем же тупым оружием Персонажа А. под ребра, находит в их душах некий отклик. В зеленой бороде и при поддержке толкового напарника я вполне мог рассчитывать, что заставлю клиентов кататься от смеха в центральном проходе между скамьями.

— Ну и отлично. Прекрасно. Теперь я могу смотреть навстречу будущему с легким сердцем. Но если Тараторке нужен был кто-нибудь на роль Пата, почему она не пригласила тебя? Профессионал, можно сказать, закален в трудах. Хотя могу себе представить: она наверно предложила тебе эту роль, а ты задрал нос и гордо фыркнул, мол, такое жалкое любительство — не для тебя.

Но Китекэт мрачно помотал головой.

— Вовсе нет. Я бы с радостью выступил в кингс-деверилском концерте, но это исключено. Дамы в «Деверил-Холле» меня на дух не переносят.

— Так ты с ними знаком? Что они собой представляют? Эдакий хоровод чопорных граций?

— Да не знаком я с ними, просто я помолвился с их племянницей Гертрудой Винкворт, а у них от мысли, что она выйдет за меня, начинается родимчик. Если я появлюсь в окрестностях «Деверил-Холла» хоть за версту, на меня собак спустят. Кстати о собаках. Тараторка купила сегодня утром кобеля в питомнике «Баттерси».

— Ну и дай Бог ей здоровья, — рассеянно отозвался я, поскольку мысли мои были заняты упомянутой им любовной коллизией, которой я никак не мог найти место в клубке теток и прочей родни, перечисленной в общих чертах Дживсом. Наконец все-таки разобрался: Гертруда Винкворт — это дочь леди Дафны Винкворт, оставшейся от покойного П. Г. Винкворта, историка.

— Насчет этого я и приехал с тобой переговорить,

— Насчет кобеля?

— Нет, насчет моих дел с Гертрудой. Мне нужна твоя помощь. Я сейчас тебе все расскажу.

Когда Китекэт у меня появился, я в порядке приветствия вручил ему стаканчик виски с разбавкой, и до сих пор он успел сделать из него всего один порядочный глоток, да пару раз еще слегка пригубил. И вот теперь он единым махом опрокинул остаток в пасть, и похоже, что хорошо пошло, потому что после этого он взбодрился и заговорил с живостью и без запинок:

— Для начала должен тебе сказать, Берти, что с тех пор, как первый человек выполз на брюхе из первобытной слизи и началась жизнь на этой планете, никто никого так не любил, как я люблю Гертруду Винкворт. Упоминаю об этом для того, чтобы ты осознал: перед тобой не какой-то там легкий загородный флирт, а настоящая серьезная драма. Я люблю Гертруду!

— Замечательно. Где ты с ней познакомился?

— В одном доме в Норфолке. Друзья затеяли там любительский спектакль и пригласили меня постановщиком. Бог мой! Эти сумерки в старом саду, когда вокруг в кустах сонно щебечут пташки и на небесах зажигаются первые звез…

— Хорошо, хорошо. Дальше.

— Она удивительная, Берти. Как она меня полюбила, просто не представляю себе.

— Но все же полюбила?

— О да! Она меня любит. Мы обручились, и она возвратилась в «Деверил-Холл» сообщить матери радостную весть. Но когда она сообщила, знаешь, что произошло?

— Мамаша взбрыкнула?

— Испустила такой вопль, что слышно было до самого Бейсингстока.

— До которого в милях..?

— Около двадцати четырех, если по прямой.

— Ну конечно! Я же знаю Бейсингсток!

— Она…

— Я там в детстве гостил. Моя старая няня жила там в полусобственной вилле «Балморал».[49] Няня по фамилии Хогг, представляешь? Няня Хогг. Страдала от частой икоты.

Китекэт как-то странно насупился и стал похож на стоячего деревенского зрителя, которому исполнили «Свадебную песнь пахаря».

— Слушай, Берти, — сказал он, — давай не будем сейчас говорить о Бейсингстоке и о твоей няне, ладно? Пропади пропадом Бейсингсток, и пропади пропадом твоя няня. На чем я остановился?

— Мы отвлеклись, когда леди Дафна Винкворт испустила вопль.

— Верно. Ее сестры, узнав, что Гертруда собирается замуж за брата мисс Перебрайт, которая проживает в доме викария, и что сам этот брат — по профессии актер, тоже испустили вопли.

Меня подмывало спросить насчет их воплей, было ли и их слышно до самого Бейсингстока, но по здравом размышлении я воздержался.

— Им не нравится Тараторка и не нравятся актеры. Во времена их молодости, при старой королеве Елизавете,[50] на актеров смотрели как на повес и бродяг, и они до сих пор не могут взять в толк, что современный актер — это солидный член общества, получающий свои шестьдесят фунтов в неделю и большую их часть помещающий в надежные государственные бумаги. Да черт возьми, научили бы меня, как обвести налоговую инспекцию, я бы стал богатым человеком! Ты не знаешь способа, как их перехитрить, Берти?

— Нет, к сожалению. Боюсь, что этого даже Дживс не знает. Так тебя, значит, спустили с лестницы?

— Примерно так. Гертруда прислала мне письмо, что ничего не выходит. Ты наверно задашь вопрос, почему мы не поженимся без согласия родительницы?

— Я как раз собирался спросить.

— Не могу уговорить Гертруду. Она боится маменькиного гнева.

— Страшная женщина, должно быть, эта маменька.

— Кошмарная. Была директрисой школы для девочек старшего возраста. Гертруда тоже отбывала у нее там каторгу и до сих пор не изжила боязни. Так что о женитьбе вне лона семьи не может быть и речи. А тут еще вот какая, загвоздка, Берти. Таратора выхлопотала для меня контракт на своей студии в Голливуде, и я теперь с минуты на минуту могу уехать. Ужас какой-то.

Я помолчал. У меня в памяти брезжила вычитанная где-то фраза насчет того, что что-то там такое чему-то там такое не помеха, но точной формулировке никак не поддавалась. В смысле, что если девушка тебя любит, а ты вынужден временно оставить ее на хранение, то она может и подождать, что я Китекэту и высказал. А он ответил, что так-то оно так, да только мне еще не все известно. Там, по его словам, строится мощная интрига.

— Теперь мы подходим, — сказал он, — к этому исчадию ада, Хаддоку, и вот где, Берти, мне нужна твоя братская помощь.

Я ответил, что не совсем понял, а он сказал, что еще бы мне совсем понять, черт подери, может быть, я все-таки секунду помолчу и дам ему договорить, и я сказал, да ради Бога.

— Хаддок! — произнес Китекэт с зубовным скрежетом и прочими проявлениями чувств. — Хаддок, разрушитель семейных очагов! Известно тебе что-нибудь об этом первостатейном гнусе, Берти?

— Только то, что его папаша был владельцем того самого «Похмельного холодка».

— Да, и оставил ему столько монет, что потопят целую галеру. Я не хочу сказать, что Гертруда может выйти за него из-за денег. Такой грубый расчет она с презрением отвергнет. Но вдобавок к груде наличности он еще красив, как греческий бог, и очень обаятелен. Гертруда сама так написала. И мало того, я еще понял из ее писем, что вся их семейка оказывает на нее давление в его пользу. Сообрази, какое давление способны развить одновременно мать и четверо теток. Я начал понемногу представлять себе положение вещей.

— То есть Хаддок хочет занять твое место?

— Гертруда пишет, что он ее обрабатывает и так и эдак. Нет, ты только посмотри, что за птица этот тип. Порхает с цветка на цветок, лакомится, еще совсем недавно он точно так же обхаживал Таратору. Спроси у нее при встрече, но только тактично, ее вся эта история жутко травмировала. Говорю тебе, он — угроза обществу. Его надо посадить на цепь ради безопасности чистых девичьих сердец. Но мы с ним еще расправимся, точно, а?