Таинственный корреспондент: Новеллы - Марсель Пруст

Одна моральная проблема обнаруживается здесь в мрачной атмосфере. Впрочем, не одна; в новеллах сказывается восхищение красотой, плотностью жизнью, заключающей в себе тайну, загадку, требующую отгадки, и неотчуждаемым богатством, которым обладает каждый человек и которое есть способность исследовать собственный внутренний мир. К этому его готовит искусство, оно сопровождает человека в данном начинании, увенчивает его. С ловом, начиная с первых сочинений Пруст предлагает поворот мысли, на котором сосредоточится Альбер Камю[17] (автор «Человека бунтующего») в своем анализе «Обретенною времени», альтернативу безнадежной жизни

Действительно, даже проклятие и страдание оказываются плодотворными: они творят персонажей и ситуации, углубляют вопрошания, требуют оригинальных, постоянно обновляемых и видоизменяемых транспозиций, Похоже, что молодой писатель, который высказывает и держит при себе свой секрет, предощущает, что в грядущем произведении Жильберта или Альбертина, которые будут прозрачными, воздавая сторицей всякую внушаемую ими страсть, ничего не скрывая, говоря все напрямую, свели бы на нет аналитическую силу, через какую будет утверждаться и побеждать рассказчик «Поисков». Ибо, как поймет он позднее, «идеи суть субституты печалей».

                                                           Люк Фресс

Работа по составлению тома неизданных текстов Пруста была бы невозможна без того доверия, которое было оказано этому начинанию Домиником Густом, директором издательского дома «Де Фаллуа». Мне хотелось бы выразить здесь глубокую признательность как ему лично, так и всему коллективу издательства.

                                                                 Л. Ф.

Обоснование редакции текста

Мы воспроизводим здесь ряд рукописных и неизданных, за одним исключением, текстов Пруста, находящихся в архивах Бернара де Фаллуа (досье 1.1 и 5.1, согласно авторской описи), которые он использовал в своем исследовании об «Утехах и Днях», поскольку эти тексты относятся к тому времени, когда создавался сборник (некоторые из них фигурировали одно время в набросках оглавления). Каждый из этих текстов предваряется заметкой по его истории и соображениями о новизне и значении, которые он представляет в отношении последующего творчества Пруста. Мы даем эти тексты в упрощенной транскрипции, правда, со всеми вариантами. В заметках мы ссылаемся на следующие издания Пруста:

Marcel Proust. À la recherche du temps perdu. Tome 1-IV/ Edition publiée sous la direction de Jean-Yves Tadié avec la collaboration de Florence Callu. Francine Goujon, Eugène Nicole, Pierre-Louis Rey, Brian Rogers et Jo Yoshida. Paris: Gallimard, 1987–1989. «Bibliothèque de la Pléiade».

— Correspondance de Marcel Proust. En 21 vol. / Etablie, annotée et présentée par Philip Kolb. Paris: Plon. 1970–1993.

— Marcel Proust. Les Plaisirs et les Jours. Jean Santeuil / Publiés par Pierre Clarac et Yves Sandre. Paris: Gallimard, 1971. «Bibliothèque de la Pléiade».

— Marcel Proust. Jean Santeuil. [Édition originale de Jean Santeuil par Bernard de Fallois. Préface d’André Maurois. En 3 vol. Paris: Gallimard, 1952.

— Marcel Proust. Contre Sainte-Beuve. Pastiches et Mélanges. Essais et articles / Publiés par Pierre Clarac et Yves Sandre. Paris: Gallimard, 1971. «Bibliothèque de la Pléiade».

[Édition originale de Contre Sainte-Beuve suivi de Nouveaux Mélanges, selon un agencement différent, préface de Bernard de Fallois, Paris, Gallimard, 1954.]

— Marcel Proust. Carnets. Publiés par Florence Callu et Antoine Compagnon. Paris: Gallimard. 2002.

                                                                  L.F.

Новеллы

Полина де С.

[Жанр этой краткой притчи близок к рассказам о конце жизни, он пунктирно прочерчивается в «Утехах и Днях», равно как в отложенных текстах, которые можно будет прочесть ниже. Более настойчиво, однако, нежели в последних, данный текст ориентирован на излюбленный момент классической проповеди — формулу memento mori. Как в двух других неизданных новеллах, публикуемых ниже, персонаж врача перенимает задачу религиозного исповедника. В начале текста на заднем плане отчетливо вырисовывается набросок противопоставления между временем потерянным и временем обретенным: элемент классической оппозиции между развлечением и серьезностью, рассеянностью и самоуглубленностью: в какой-то момент это расхождение выходит на «эмоциональные глубины искусства, в которых мы ощущаем, как спускаемся в самое сердце нашего существа», что возвещает эстетическую мораль Пруста-автора «Поисков»: именно она откроет рассказчику смысл посмертного септета Вентейля в «Пленнице» (Recherche. t. III, р. 753). Серьезное чтение, от которого отказывается Лолина (в частности. «О подражании Христу»), отражается, однако, в эпиграфах «Утех и Дней»: Лабишу, которого выбирает здесь героиня, автор предпочитает «Фрагменты итальянской комедии». Не вернулся ли молодой автор — которому, однако, доводилось видеть смерть вблизи — к фривольным занятиям и мыслям, придав им ореол литературы fin de siècle? В свете этого вопроса ситуация данного отрывка, с виду простая, не поддается однозначной интерпретации.]

Как-то я узнал, что моя старинная подруга Полина де С.[18], давно страдающая от рака, не протянет и года, причем она столь отчетливо это понимала, что врач, будучи не в состоянии обмануть[19] ее сильный ум, сказал ей всю правду[20]. Но она также знала, что вплоть до последнего месяца[21], и если не случится ничего непредвиденного, она сохранит здравомыслие и даже определенную физическую активность. Сейчас, когда я знал, что ее последние иллюзии развеяны, мне было крайне тягостно идти к ней[22]. Но однажды вечером[23] я все же решил, что назавтра это сделаю. В тот вечер[24] я не мог заснуть. Весь окружающий мир повернулся ко мне так, как. должно быть, она сама его видела, будучи на пороге смерти, то есть своей оборотной стороной, не той, которой он обыкновенно предстает перед нами. Утехи, развлечения, жизни[25], какие-то труды, пусть самые незначительные, неинтересные, до смехотворности ничтожные, ужасающе малые и нереальные. Размышления о жизни и смерти, эмоциональные глубины искусства, в которых мы ощущаем, как спускаемся в самое сердце своего существа, доброта, прощение, жалость, милосердие, на первом месте — раскаяние, вот что реально. Я пришел к ней, распахнув себя[26], в одну из этих минут, когда внутри ничего не ощущаешь[27], кроме души, что рвется наружу, остальное меня не заботило, я готов был расплакаться. Вошел. Она