Оренбургский платок - Анатолий Никифорович Санжаровский

Ознакомительный фрагмент

и не собираюсь ехать.

Натутурился[44] он, опустил лицо:

— Н-н-ну, что ж… З-знать, не подберу я с тобой о-о-общий язык… В-в-воля твоя… Насилкой в м-м-милые н-не в-в-въедешь…

7

Глубину воды познаешь, а душу женщины нет.

Побыл Михаил до конца посиделок.

Молчаком идём к нам — какой гостильщик ни пустой, в ночь в дорогу не погонишь, — а моя Лушенька напрямуху и кольни:

— Жених, а жених! Жениться приехал. А шелестелок много? Невеста у нас не голёнка[45]. Вечёрку ладить будешь?

— Хватит и на вечеруху. Закатим такой разгуляй-люляй!.. Все листики на деревьях будут пьяные в пополам!.. Хватит и на свадьбу. Пятьдесят два рубляша! Золотой сезон!

Денежки эти и в сам деле королевские. Две самолучшие купишь коровы и на магарыч ещё с лихвой достанется.

Вот и наш курень.

Открыла дверь мама.

Завидела незнакомца, с испугу вальнулась к стенке.

— Кто это? — шепнула.

Я пожала плечами. Прыснула в кулак Луша.

— Ма, — успокаиваю я, — да не пугайтесь Вы так гостя! Не довеку… Пускай до утреннего побудет поезда… А я пойду к Лушке.

— Об чём речи…

Мама накинула свету лампе, мерцала у неё в руке. До крайности размахнула дверь в боковушку и подняла на Михаила приветливые глаза:

— Проходьте, проходьте, гостюшка…

Поставила на стол лампу рядом с будильником, лежал вниз лицом.

— Оно, конешно… — Мама взяла весело цокавший будильник, близоруко глянула на стрелки. — В три ночи горячими пельменями не попотчую гостюшку. Но кружка молока сыщется.

Михаил конфузливо попросил:

— Не надо… На сверхосытку ж… Я даве ел…

В ласке возразила мама:

— Я не видала, гостюшка, как Вы ели… Покажете…

Опустила будильник на ножки. Вышла.

Пала тишина.

Слышно было, как удары будильника с каждым разом всё слабели. Будто удалялись.

— Сейчас станет, — в удивленье обронил Михаил.

— Всебеспременно! Далёкого дорогого гостеньку, — сыплю с холостой подколкой, без яда, — застеснялся. Гмм… Навовсе, блажной, заснул. Только что не храпит. Разбужу…

Я пошлёпала будильник по толстым щекам.

Молчит.

Не всегда просыпается от шлепков. Одно наверно даёт ему помощь — положить вниз лицом.

Будилка у нас с припёком. Настукивает только лёжа. Вот взял моду. Всех побудит, а сам всё лежит лежнем!

Перекувыркнула — зацокал!

В близких минутах вшатнулась мама с полной крынкой вечорошней нянюки[46]. Налила доверху в кружку. Потом внесла на рушнике пышную, подъёмистую кокурку[47].

— Прошу, гостюшка, к нашему к хлебу. Всё свежьё… — Высокую уёмистую кружку с молоком мама прикрыла хорошей краюхой кокурки. — Присаживайтеся к столу… Стесняться будете опосля.

Михаил вроде как против хотения — в гостях, что в неволе, — подсел к еде.

Мама заходилась стелить ему на сундуке.

— Покойной ночи, Михал Ваныч! — рдея, пропела Луша.

— Заименно, девушки, — на вздохе откликнулся Михаил и заботливо засобирал мякушкой со стола крошки. Нападали, когда мама резала кокурку.

Мы с Лушей выходим.

На улице пусто, тихостно, темно. Нигде ни огонёшка. Только у нас смутно желтело одно окно.

Луша посмотрела на то чахоточное окошко долгим печальным взглядом. Усмехнулась.

— Луш! Ты чего?

— Чудн… Жениху стелют в доме невесты. А невеста в глухую ночь — из дому!

— Не вяжи что попыдя. Какая я невеста?

— Нюр! А не от судьбы ль от своей отступаешься? Парняга-то какой!

— Ну, какой?

— Скажешь, тупицею вытесан?

— Вот ещё…

— То-то! Чеснотный… Не гульной… Любочтительный… С лица красовитый?.. Красовитый. Есть на что глянуть. Умный?.. Умный. Не подергýлистой[48] какой… Работящой?.. Работящой. Не вавула…[49] Рукомесло при нём в наличности. Не отымешь. Штукатур на отличку! Руки у парня правильно пришиты! Сюда ж клади… Не мотущий[50]. Правда, малешко вспыльчивый, так зато обрывистый[51]. Пыль его быы-ыстро садится… Пыль присела, и он уже не кирпичится… Зла ни на кого не копит… Весёлый. Гармонист. Танцор. Обхождением ласковый… Обаюн[52]…

— Стоп, стоп, стоп! Когда ж ты всё это разглядела?

— А вот разглядела… Хорошенько сто раз подумай, чтоб не вышло как у той… Рада была дура, что ума нема, откинула от себя золотого кадревича. А потом возжалела… Сама кинулась за ним ухлёстывать, только голяшками сучит[53] Да внапрасно… Подумай, ну чем Блинов не взял?

— Я давно-о, Луша, подумала. Есть любодружный Лёня. Большь мне никого не надобе.

— Лёня да Лёня! Что в Лёне-то?

— А то, что в третьем ещё классе сидела с Лёнюшкой за одной партой!

— Хо! Стаж терять жалко?

— Жалко.

— А ты не жалей. В пенсионный срок могут и не зачесть! А что касаемо меня… Когда я в первый раз увидала его, сердечко у меня ахнуло… Вот выбирай я… Чёрные глаза — моя беда. Я б потянула руку за Михал Ваныча. У Михал у Ваныча глазочек — цветик чернобровенькой…

— Э-э, мурочка любезная! Суду кое-что ясно… Суду кое-что ясно… Повело кобылку на щавель… Похоже, потаёница, скоропалительно врезалась? Во-он чего ты светишься вся, как завидишь его! Во-он чего дерёшь на него гляделки! Стал быть, иль нравится?

— Наравится не наравится… Ох-охонюшки… Высокуще висит красно яблочко… Не дотянуться… Тут, Нюр, ни с какого боку паровой невесте[54] не пришпилиться. Да только увидь он мои кособланки…[55]

— Кончай этот придурёж! Не жужжи наговор на свои царские стройняшечки!

— И всё равно… Не приаукать мне Михал Ваныча. За тобой, за горой, никого не видит… Белонега…[56] Везучая… До тебя Боженька пальцем дотронулся… Красёнушка писаная совсемуще омутила печалика…

Где-то на дальнем порядке кипел лужок[57]. Несмело ударила гармошка, и парень запел вполсилы. Трудно, будто на вожжах, удерживал свой счастливый бас:

На паркетном на полу

Мухи танцевали.

Увидали паука —

В обморок упали.

Луша было снова поставила тоскливую пластинку про Михаила.

Я оборвала её:

— Да кончай же этот угробный трендёж! Ну, закрой свою говорилку. Не шурши… Ты только послушай, что поют!

Подгорюнисто жаловалась девушка:

Тятька с мамкой больно ловки,

Меня держат на верёвке,

На верёвке, на гужу,

Перекушу и убежу.

— Счастливица… Есть к кому бежать, — вздохнула Луша.

Парень вольней пустил гармошку.

Взял и сам громче, хвастливей:

Запрягу я кошку в дрожки,

А котёнка в тарантас.

Повезу свою Акульку

Всем ребятам напоказ.

Девушка запечалилась:

Меня маменька ругает,

Тятька больше бережёт.

Постоянно у калиточки

С поленом стережёт.

И тут же ласково, требовательно:

Барбарисова конфетка,

Что ты ходишь ко мне редко?

Приходи