Избранные произведения в двух томах. Том 2 - Джером Клапка Джером

глазам и рыжим локонам, хотя теперь она была такая чистенькая, что хоть обед подавай в ее ладонях. А одета она была! Мне на своем веку немало приходилось бывать среди аристократов, ну, и я видал герцогинь в более эффектных и, пожалуй, в более дорогих туалетах, но ее платье, казалось, лишь обрамляло и подчеркивало ее красоту. А что она была красавица, это вы можете мне поверить. И ничего удивительного, что всякие вертопрахи слетались к ней с разных сторон, как мухи на сладкий пирог.

И трех месяцев не прошло, как уже по ней сходил с ума весь Лондон — или по крайней мере все лондонские мюзик-холлы. Ее портреты можно было видеть чуть не в каждой витрине, и не меньше половины лондонских газет печатали интервью с ней. Выяснилось, что она — дочь офицера, погибшего в Индии, когда она была еще крошкой, и племянница какого-то австралийского епископа, тоже покойного. Видимо, никого из ее предков в живых застать не удалось, но все они были некогда важными персонами. Образование — без этого нельзя — она получила домашнее под руководством дальней родственницы и рано обнаружила способности к танцам, хотя все ее близкие вначале очень не советовали ей идти на сцену. Ну, и дальше все в этом роде, как полагается в таких случаях. Оказалось, конечно, что она состоит в родстве с одним очень известным судьей, а что касается сцены, так она выступает только для того, чтобы иметь возможность содержать свою бабушку, или, кажется, больную сестру, не помню точно. Удивительный народ газетчики — что угодно слопают.

Килька не брал ни пенса из ее денег, но, даже будь он ее агентом из двадцати пяти процентов, он и тогда не мог бы делать для нее больше: он все время поддерживал шум вокруг ее имени, и дело дошло до того, что если вы не желали больше ничего слышать про Кэролайн Тревельен, то вам оставалось только лечь в постель и не заглядывать в газеты. Она была повсюду: Кэролайн Тревельен у себя дома, Кэролайн Тревельен в Брайтоне, Кэролайн Тревельен и шах персидский, Кэролайн Тревельен и старая торговка яблоками. Или — если не сама Кэролайн Тревельен, то собачка Кэролайн Тревельен, с которой обязательно происходит что-нибудь необыкновенное: то она теряется, то находится, то упала в реку, — что именно, неважно.

В том же году я перебрался с Оксфорд-стрит в новую «Подкову» — ее как раз тогда заново оборудовали, — и там я их часто видел, потому что они приходили туда завтракать или ужинать, можно сказать, каждый день. Килька, он же капитан Киль, как все его называли, выдавал себя за ее сводного брата.

— Видишь ли, — объяснял он, — нужно же мне быть ей каким-нибудь родственником. Я б, конечно, мог стать просто ее братом, это было бы даже удобнее, да только фамильное сходство между нами не достаточно сильное. У нас разные типы красоты. — И в этом он был, разумеется, прав.

— Почему бы тебе не жениться на ней, — говорю, — и не покончить со всеми осложнениями?

— Я думал об этом, — отвечает он серьезно. — И я прекрасно знаю, что она согласилась бы, если б я подал ей эту мысль до того, как она нашла себя. Но теперь, по-моему, это было бы несправедливо.

— То есть как это «несправедливо»?

— Ну, по отношению к ней несправедливо. Я, конечно, многого добился в жизни — из того, что мне по плечу; ну, а она… в общем, она сейчас может выйти за любого лорда. Выбор у нее богатый. Там есть один такой, так я о нем даже справки наводил. Он будет герцогом, если какой-то там младенец испустит дух, чего все ожидают, а уж маркизом он будет при всех условиях, и у него серьезные намерения, это точно. Было бы несправедливо, если б я вздумал стать ей поперек дороги.

— Тебе, — говорю, — конечно, виднее, но мне лично кажется, что если б не ты, то не было бы у нее сейчас никакой дороги, поперек которой можно было бы стать.

— Ну, это все чепуха. Я, конечно, к ней порядком привязан, но не стану заказывать себе могильный камень с фиалками, даже если она никогда не будет миссис Киль. Дело есть дело. И в мои намерения не входит подкладывать ей свинью.

Я часто размышлял о том, что бы она сама сказала, если б он надумал изложить ей свои соображения по этому поводу. Ведь она была хорошая девушка, но только, понятно, ей немного в голову ударило, она же столько читала о себе в газетах, что в конце концов и сама наполовину поверила в эту чепуху. Вот, например, ее родственные связи со знаменитым судьей, они вроде как бы затрудняли ее иногда, и она уже держалась с Килькой не так запросто, как бывало когда-то на Майл-Энд-роуд. А он был не из тех, кто ждет, пока ему скажут.

И вот какого, завтракая у нас в одиночестве, он вдруг поднимает стакан и говорит:

— Ну, Генри, желаю тебе, удачи. Теперь мы с тобой некоторое время не увидимся.

— Это еще что за новости? — говорю.

— Да ничего. Просто мне пора ехать. Я уезжаю в Африку.

— Так. Ну, а как же насчет…

— Все в порядке, — перебивает он меня. — Я это дело устроил — просто пальчики оближешь. Правду сказать, поэтому-то я и уезжаю.

Я не сразу понял и подумал было, что и она с ним вместе уезжает.

— Нет, — говорит он. — Она будет герцогиней Райдингширской с любезного согласия того младенца, о котором я рассказывал. Ну, а если нет, она будет маркизой Эплфорд. Это — верное дело. Завтра они без лишнего шума сочетаются гражданским браком, и после этого я уезжаю.

— Какая в этом нужда?

— Никакой нужды, — отвечает. — Просто мне так хочется. Видишь ли, когда я уеду, ничто не будет ее связывать: ничто не помешает ей стать солидной респектабельной аристократкой. А при сводном братце, которому нужно все время быть наготове со всякими россказнями относительно своей родословной и наследственных владений — а выговор у него не слишком-то аристократический, — тут рано или поздно обязательно возникнут осложнения. Когда же меня здесь не будет — все станет просто. Понимаешь?

Ну, вот, так оно все и произошло. Конечно, когда семейство об этом