Эптон Синклер - Джимми Хиггинс

— Слушаю, сэр.!

Весь день он ходил мрачный, думая, что недурно было бы, если бы торпеда потопила этот транспорт со всеми его пассажирами, кроме двух социалистов и одного ирмовца.

IV

Настал день прибытия в порт. Утром все надели спасательные пояса и заняли каждый свое место. Вдруг раздался крик, подхваченный хором испуганных голосов. Подбежав к борту, Джимми увидел на воде белый след, который стремительно, как резвая рыбка, приближался к пароходу. «Торпеда!» Все так и замерли. Вдали, откуда брал начало этот след, медленно передвигался перископ и слышалось мерное потрескивание. Вокруг, взлетая высокими брызгами, клокотала вода. Маленькие миноносцы, стреляя на ходу, бросились туда со своим смертоносным грузом глубинных бомб. Все это промелькнуло перед глазами Джимми в какой-нибудь миг, а в следующую секунду раздался адский грохот, и он упал оглушенный, а громадный кусок борта .с железными поручнями пролетел над ним и ударил позади в стену каюты.

На пароходе поднялась паника: пассажиры заметались, команда бросилась спускать спасательные лодки.

Джимми сел и огляделся. Первое, что он увидел, был его приятель ирмовец, лежавший в луже крови с пробитой головой.

Вдруг кто-то запел американский гимн. Джимми всегда ненавидел его, потому что он давал повод шовинистам и «патриотам» запугивать и оскорблять радикалов,— мол, те недостаточно проворно вскакивают на ноги при звуках национального гимна! Но сейчас его воздействие на людей было поистине замечательным. Пели все: и солдаты, и рабочие, и медицинские сестры, и женщины — шоферы санитарных машин. Люди преодолевали пением свой страх — «на войне как на войне!» И вот уже одни помогали команде спускать шлюпки, а другие перевязывали раненых и несли их по быстро накренявшимся палубам.

Огромный пароход тонул. Страшно было подумать, что это грандиозное сооружение, две недели служившее домом для нескольких тысяч! человек,, эта плавучая гостиница с постелями, с обеденными: залами и кухнями, где сейчас стоял сваренный на всех пассажирок завтрак, эти мощные моторы; и самый разнообразный груз — что только могло понадобиться солдату в бою и на отдыхе — все пойдет ко дну! Джимми Хиггинс десятки раз читал про потопление океанских судов но одно дело чтение, а совсем другое то, что пришлось пережить ему за несколько минут, когда, ухватившись за снасть, он в полуобмороке глядел, как летят за борт спасательные лодки и исчезают где-то внизу.

V

— Первые — женщины!

Но женщины отказывались прыгать, пока не будут спущены раненые, и произошла заминка. Джимми помог поднять своего приятеля ирмовца и спустить его на канатах в лодку. Теперь уже палубу задрало настолько, что ходить по ней было почти невозможно, нос все глубже зарывался в воду, а корма дыбилась в воздух. Пожалуй, только тогда и осознаешь, что за колоссальная махина океанский пароход, когда видишь, как он горой вздымается в небо, прежде чем пойти ко дну.

— Прыгайте в воду! — неслись голоса.

— Вас подберут спасательные лодки! Прыгайте и-плывите!Джимми метнулся к борту. Под ним в воде гребцы силились сдвинуть с места шлюпку, но мощные волны все время прибивали ее обратно к пароходу. Вдруг раздался дикий крик, и кто-то бросился в пространство между пароходом и шлюпкой. Со всех сторон прыгали в воду люди — теперь их было там уже столько, что Джимми не сразу нашел, куда прыгнуть. Потом, сообразив, вскарабкался на борт и бросился вниз.

Вода была, как лед. Джимми сразу захлестнуло волной; однако благодаря пробковому поясу он всплыл и стал жадно глотать воздух; но тут ударила другая волна, и он едва не задохнулся. Какой-то матрос, делавший отчаянные попытки выгрести из водоворота, едва не хватил его по голове веслом. Джимми удалось увильнуть и отплыть в сторону. Плавать-то он умел: пригодился старый опыт купанья в разных речках, даже в той, где он купался с кандидатом! Только в такую холодную он еще никогда не попадал! Разговаривая тогда с Мейснером, он даже не представлял себе, что такая вода бывает! Казалось, будто ледяные руки бьют тебя, выколачивая из тебя жизнь,—он боролся, напрягая все силы, как борются с удушьем.

Волны обрушивались на Джимми со всех сторон настоящим Ниагарским водопадом и тащили его под воду. «Конец!» — подумал он. В последний раз он всплыл на поверхность почти без дыхания. Громадный корпус парохода уже исчез. И снова Джимми забарахтался в водовороте среди опрокинутых лодок, плавающих весел, шезлонгов и обломков досок. Десятки людей отчаянно цеплялись за них.

Джимми готов уже был прекратить борьбу и погрузиться в пучину, как вдруг перед ним на волне выросла лодка с энергично гребущими матросами. Кто-то бросил ему конец каната, но он не поймал его — не хватило сил. Лодка нырнула вниз, чья-то рука протянулась к Джимми и втащила его за воротник через борт. Это была сильная, уверенная рука; Джимми доверчиво отдался ее власти и в ту же секунду потерял сознание.

VI

Открыв глаза, Джимми увидел, что находится в очень странном положении. Сперва ничего не соображая, он ощущал лишь сильнейшую боль во всем теле, точно

его ободрали на гигантской терке. И так как все его существо протестовало против такого обращения, то он напряг сознание и ухватился пальцами за какой-то предмет. Это оказались медные поручни. Он сердито отбивался от своих мучителей, а потом вдруг догадался, что мучают его именно эти поручни, да еще стена, да еще двое каких-то мужчин рядом с ним, привязанных, как и он, веревкой к поручням. И стена, и поручни, и оба мужчины, да и сам Джимми вели себя очень странно: они то падали куда-то в бездонную пропасть, то взлетали высоко вверх, словно собираясь навеки расстаться с подлунным миром; и вся огромная кривая взлета и падения была с математической точностью рассчитана до пяти с половиной секунд.

Вскоре Джимми обнаружил возле себя множество других людей, подвергавшихся точно таким же пыткам. Они напоминали туши, подвешенные в мясной лавке, хотя трудно вообразить мясную лавку, которая кренилась бы под углом в сорок пять градусов то в одну, то в другую сторону каждые пять с половиной секунд.

И туш в этой дьявольской мясной лавке становилось все больше. Спотыкаясь на ходу, двое военных моряков то и дело втаскивали кого-нибудь. Чтоб удержаться на ногах, они хватались за что попало: за перила, за людей и за Джимми тоже. Воспользовавшись секундой, когда пол приходил в горизонтальное положение, они устремлялись к какому-нибудь' незанятому местечку у поручней и, привязав куском каната свою жертву, спешили прочь. Один ряд был уже заполнен, а вскоре и второй у противоположной стены, но людей все тащили и тащили. Очевидно, здесь была столовая — посредине стоял стол, окруженный стульями; на стулья тоже сажали людей и привязывали их, а после, когда и там не хватило мест, их начали класть под стулья, привязывая к ножкам и вообще к чему попало. Некоторые удальцы возомнили, что могут обойтись без веревок, но после ухода матросов убеждались, что это куда хитрее, чем они думали: они падали со стульев и с грохотом катились по полу, нанося увечья себе и другим.

Не в первый раз приходилось Джимми преодолевать трудности! Поэтому к нему скоро вернулась сообразительность. Его лихорадило; изловчившись, он стащил с себя мокрую куртку, но остальное снять не решился, так как на стульях поблизости было привязано несколько дам.

Тем временем появились матросы с охапками одеял; они заставили Джимми стянуть с себя всю мокрую, заледеневшую одежду и закутаться в одеяло,— «да завернись поплотнее вокруг пояса, чтоб не разрезало пополам веревкой!» Затем пришел официант с кофейником — явно цирковой эквилибрист, потому что, как ни бросало корабль, он аккуратнейшим образом разлил горячий кофе в маленькие поильники с носиками и напоил людей.

После кофе Джимми почувствовал себя бодрее и смог приглядеться к своим соседям. Человек справа столько раз ударялся носом об стену, что кровь лилась у него ручьем, затекая в глаза, и он мотал головой, как слепой. Что касается соседа слева, то этот даже не старался ограждать от ушибов лицо или придерживать ноги, все время тыкавшиеся в живот Джимми, хотя тот и протестовал. Наконец, подошел офицер, приложился ухом к сердцу этого человека и сказал: «Мертвый!» Тогда при-, несли еще одну веревку и накрепко прикрутили покойника, чтоб он вел себя прилично.

Так Джимми провисел на поручнях несколько часов. «Скоро порт»,— успокаивали его, а пока поддерживали в нем силы горячим бульоном. Некоторые люди теряли сознание, но положить их было некуда. Тем, кого спасли в первую очередь, еще достались офицерские и матросские койки, остальным же пришлось сидеть на полу, уцепившись за поручни.

— Еще скажите спасибо, что такая погода,—- заметил кто-то из матросов,— в бурю ход не быстрее, а забирает глубже!

Этой тонкости Джимми, однако, не понял.

Руки у него, бедняги, совсем онемели, и он уже потерял всякую надежду когда-нибудь ступить на твердую землю, как вдруг объявили, что виден порт, а значит, скоро конец пыткам. Действительно, качка постепенно утихала; и хотя суденышко все еще содрогалось от носа до кормы, Джимми понимал, что это стучат мощные моторы, и ему было уже не страшно — как-никак к машинам-то он, слава богу, привычен! Он отвязал себя от поручней и, повалившись на пол, тут же уснул. Не открыл он глаз и тогда, когда появились носилки и его вынесли на пристань, положили в санитарный автомобиль и помчали в госпиталь.