На вашем месте. Веселящий газ. Летняя блажь - Пэлем Грэнвилл Вудхауз

показалось, – продолжала Энн, – что похвала старику Бринкмайеру поможет ее немного умаслить. Как ты думаешь?

– Безусловно, – кивнул я, готовый на что угодно, лишь бы исправить ситуацию.

– Что касается послания народу Америки, то ты призываешь его сохранять мужество, потому что эра процветания вот-вот наступит. Не бог весть что, но ничего лучшего с ходу не придумалось. «Эра процветания грядет, обещает Джо Кули» – в заголовках смотрится не так уж и плохо.

– Наоборот, здорово, – кивнул я.

– А потом я позвонила в правление корпорации «Чудо-фрукты» и сообщила, что успех твоей хирургической операции связан, по твоему мнению, прежде всего с тем, что ты три раза в день ешь их чернослив.

Я дернулся, как от удара током.

– Три раза?

– Ну да, – удивилась она, – а сколько же?

– Три раза! – повторил я, потрясенный ужасной новостью.

Энн озабоченно нахмурилась.

– Что-то ты мне не нравишься сегодня, Джозеф. Ты на себя не похож. Сначала забыл про жабу, а ведь это был гвоздь программы на прошлой неделе… Теперь вот чернослив. Может, ты не совсем еще отошел от действия газа? Думаю, тебе надо хорошенько отдохнуть, ложись поскорей в постель.

– Как в постель? – вскинулся я. – Так рано?

– Как всегда, – пожала она плечами. – Или это ты тоже забыл? Пойдем, я тебя выкупаю.

Казалось бы, после всех испытаний этого дня меня ничто уже не могло потрясти. Однако от ее последних слов стены комнаты завертелись вокруг меня, и глаза заволокло туманом. Энн прежде упоминала, что состоит при Джо кем-то вроде няньки, но я никак не мог предположить, что их отношения носят настолько интимный характер. Мое чувство благопристойности решительно восстало против такого безобразия.

– Нет! – воскликнул я.

– Что еще за глупости!

– Нет! Ни за что!

– Ты должен принять ванну.

– Только не в твоем присутствии.

Энн явно была в замешательстве. Очевидно, подобных разногласий у них раньше не возникало.

– Ты можешь взять свою уточку, – нерешительно сказала она.

Я решительно отмел это заманчивое предложение.

– Никакие взятки не помогут. Ты не будешь меня купать.

– Ну же, пойдем!

– Нет! Нет! Тысячу раз нет!

Переговоры зашли в тупик. Энн смотрела умоляюще, но я был непреклонен. Тут открылась дверь, и вошла Бринкмайерша.

– Тебе пора… – начала она.

– Нет, и не просите!

– …принять ванну.

– Я как раз ему сказала, – вставила Энн.

– Тогда почему он еще не там?

Энн замялась. Я понял, что ей не хочется навлекать на меня гнев большой белой скво, и невольно испытал чувство благодарности.

– Не хочу! – перевел я огонь на себя.

– Не хочешь? – фыркнула она в своей неподражаемой манере. – Здесь никого не интересует, чего ты хочешь. Это вопрос…

– Приличий! – заорал я. – Существуют же принципы… правила морали, наконец! Ванна qu ванна, – я прибегнул к Плимсолловской латыни, – возражений у меня не вызывает, это даже приятно, но превращать ее в подобие вавилонской оргии…

Бринкмайерша недоуменно повернулась к Энн.

– Что он несет?

– Я не могу понять, – пожала та плечами. – Он сегодня вообще какой-то чудной.

– Пф! Мне его чудеса…

– Я хочу сказать, странный.

– Ничего странного! И докторишка этот туда же, мол, бред у него. Какой еще бред! Ребенок просто вконец испорчен, вот и все…

Я снова прервал ее. Вежливо, но твердо.

– Ванну я приму, но переступлю ее порог один!

– Ага, расплещешь воду и выйдешь, как будто выкупался! Нет уж!

С молчаливым презрением пропустив мимо ушей сию злобную инсинуацию, я подхватил пижаму и прошмыгнул в ванную, не забыв запереть за собой дверь. Действовать быстро и решительно, не давая противнику опомниться, – только так и можно сладить с женщинами. Перед свершившимся фактом они беспомощны.

За дверью послышались выкрики Бринкмайерши, выдержанные преимущественно в уничижительном тоне, но шум воды, к счастью, вскоре заглушил их. Я наполнил ванну горячей, как кипяток, водой и с наслаждением погрузился в нее. Тюремщица продолжала что-то бубнить за дверью, кажется, по поводу грязных ушей, но я не обращал внимания. Подобные вещи с женщинами не обсуждают. Резиновая утка была гораздо интереснее – удивительно, но купаться с ней оказалось и впрямь здорово. В результате, напарившись всласть, я вышел из ванной совсем другим человеком. Моя нервная система полностью восстановилась, а к довершению счастья мисс Бринкмайер, как обнаружилось, уже покинула нас, вынужденная признать мое полное стратегическое превосходство.

Энн осталась, чтобы уложить меня, и сделала это так любовно, по-матерински, что я просто диву давался. Мне она и прежде нравилась, а было время, как вы знаете, и более сильных чувств, но вместе с тем я всегда чувствовал в ней… не то чтобы жесткость – скорее, некую бодрую уверенность и даже властность, что весьма характерно для американских женщин, самостоятельно пробивающих себе дорогу Мне это их качество никогда не нравилось, особенно в сравнении с удивительной нежностью и кротостью Эйприл Джун. Однако сегодня Энн была ни дать ни взять ангел-хранитель – чудеса да и только.

Она заботливо подоткнула одеяло, добродушно ворча:

– Ах, Джозеф, да что с тобой творится сегодня?

– Ничего, – буркнул я.

– Опять строишь из себя невесть что. Чудак ты, право. Зачем это тебе? Вот увидишь, однажды у мисс Бринкмайер кончится терпение, и она тебе всыплет по первое число. Странно, как ей до сих пор удавалось сдерживаться.

Кто бы стал спорить? Я и сам успел заметить, как рука Бринкмайерши не раз подозрительно дергалась, словно она едва сдерживалась, чтобы не отвесить мне хороший шлепок.

– Хм, – задумчиво произнес я.

– Да-да, так что я на твоем месте вела бы себя осторожней, – погрозила пальцем Энн. – Шутки – дело хорошее, но надо ведь и меру знать. У тебя слишком развито чувство юмора. Ладно, спокойной ночи, весельчак.

– Спокойной ночи.

– Тебе удобно?

– Да, спасибо.

– Постарайся заснуть поскорей, малыш. Завтра у тебя трудный день. – Взгляд ее показался мне странно многозначительным. – Дел невпроворот, верно?

– Угу, – кивнул я, не желая выдавать свою неосведомленность.

– Для завтрашнего вечера все готово, я уже договорилась.

– Правда?

– Да. Ну, спокойной ночи.

Энн поцеловала меня в макушку и вышла, оставив меня в глубокой задумчивости. Одна из неприятностей моего превращения в малыша Джо Кули состояла в том, что половина того, о чем говорили окружающие, пока оставалось совершенно непонятным. Чертовски неудобно, но что поделаешь.

Так я лежал, отрешенно глядя в окно, давно уже превратившееся в черно-синий квадрат с россыпью звезд…

Внезапно звезды исчезли. Какое-то непрозрачное тело заслонило их от меня, а в придачу я услышал шорох ноги, перешагивающей подоконник.

Поспешно включив свет, я увидел мужчину. Крепкий, мясистый, он был одет в неброский серый костюм, а ноги заканчивались серо-зелеными носками в тон