Альберто Моравиа - Дом, в котором совершено преступление

— Мы с тобой кумовья, и скажу тебе откровенно: сейчас тяжелое время, работы нет и не предвидится. Говорят, если и дальше так пойдет и эта милая привычка самим водить машины укоренится, личные шоферы вообще должны будут исчезнуть… Все же знаешь, что я сделаю? Я пошлю тебя к адвокату Молье, он в свое время помог мне.

Он прибавил еще, что этот Молье знает пол-Рима и готов помочь каждому, если это в его силах, и что вообще, чтобы добиться удачи, надо действовать. Говоря все это, он направился к телефонной будке и позвонил адвокату. Тот, должно быть, не очень-то помнил, кто такой Полластрини, потому что разговор был долгим и упорным. Все же в конце концов Полластрини, видимо, о чем-то договорился и сказал мне, чтоб я шел к адвокату и что тот меня ждет. Он дал мне еще одну сигарету, я поблагодарил его и ушел.

Было еще рано, но жарища стояла!.. Римлянам она хорошо знакома, они называют ее "калачча": на город дует сирокко, солнце палит нещадно, и небо мутнеет от зноя. Трамвай, окутанный облаком пыли, на залитой солнцем улице показался мне, безработному, похожим на молотилку в поле во время жатвы. Он был битком набит, и на подножках висели люди. Я тоже повис и невольно прикоснулся к металлической стенке вагона — она была раскаленной. Так, вися на подножке, я проехал вдоль всех набережных до самой площади Кавура адвокат жил на улице Пьерлуиджи да Палестрина.

Приезжаю туда, схожу, бегу, поднимаюсь на четвертый этаж богатого дома, звоню, служанка впускает меня в большую великолепную прихожую с двумя зеркалами в золоченых рамах на двух консолях из желтого мрамора. Жду стоя. Неожиданно боковая дверь открывается и из нее появляется маленький мальчик на трехколесном велосипеде. Он объезжает вокруг меня, как будто я полицейский на перекрестке, и исчезает за другой дверью. Сразу вслед за этим выглядывает адвокат и приглашает меня войти.

— Тебе повезло, ты застал меня вовремя, я как раз собирался в суд, говорит он.

Он провел меня в большую комнату, заставленную шкафами, полными книг, прошел к столу, заваленному бумагами, и сел, почти скрывшись за ними. Это был невысокий человек с широким желтым лицом и черными, как уголь, глазами. Перелистывая какую-то пачку бумаг, он сказал:

— Итак, тебя зовут Луиджи Рондинелли.

Я живо возразил:

— Нет, меня зовут Альфредо Чезарано… Вам звонил по моему делу Полластрини… насчет рекомендации…

— Кто такой Полластрини?

У меня потемнело в глазах, и я ответил слабым голосом:

— Джузеппе Полластрини… шофер сестер Кондорелли.

Адвокат рассмеялся, он был настроен добродушно:

— Ах, да, конечно… Извини… Он звонил мне, и я говорил с ним… Это правда… но знаешь, я в это время перебирал бумаги и отвечал ему, думая совсем о другом. А когда повесил трубку, то спросил себя: кто это был? Что ему надо? Что я ему ответил? Теперь ты разрешил эту загадку. Итак, насколько я помню, Чезарано, тебе нужна рекомендация в муниципалитет, чтобы устроиться садовником?

Я снова возразил:

— Нет, господин адвокат, я шофер и ищу место шофера.

Он, словно не слыша меня, продолжал:

— Знаешь, что я говорю тем, кто просит у меня место? Миллион, чек на миллион я еще могу вам выхлопотать, но место — нет. Садовник муниципалитета — это одни только разговоры.

Я повторил:

— Господин адвокат, я шофер… Я ищу место шофера.

На этот раз он меня понял и сказал с некоторым нетерпением:

— Да, да, черт побери, шофер, понимаю.

Потом склонился над столом, быстро написал что-то, взял блокнот, нашел в нем, как мне показалось, какой-то адрес, еще что-то написал и наконец дал мне конверт, сказав при этом:

— Держи. Пойдешь с этим письмом к адвокату Скардамацци, он наверняка сможет что-нибудь для тебя сделать… А пока на вот, это тебе пригодится.

Он вынул из бумажника ассигнацию и протянул ее мне. Я сначала запротестовал и из приличия стал отказываться, но потом взял деньги, поклонился ему и вышел.

Контора адвоката Скардамацци находилась в помещении муниципалитета, на улице дель Маре. Мне это показалось странным, но так было написано на конверте, и я снова поехал на трамвае, вися, как и прежде, на подножке и чувствуя на своей спине палящие лучи солнца, которые следовали за мной, как лучи прожектора, во время всего пути. Я сошел возле Бокка делла Верита и вошел в здание муниципалитета. В вестибюле и на лестницах было полно людей. Они, бедняги, запыхавшись, бегали взад и вперед как угорелые. У каждого в руках были какие-то бумаги. Я стал подниматься по лестнице, все время спрашивая о Скардамацци. В коридорах перед каждой дверью ожидали посетители, они все взмокли от пота, а лица их, казалось, плавились на глазах, как свечи. Наконец один из служителей указал мне контору, которую я искал. По счастливой случайности возле двери никто не ждал, и я сразу вошел. Скардамацци оказался молодым человеком в пенсне с черной оправой, у него были черные усы и стрижка ежиком. Он был без пиджака, и рукава его белой рубашки были стянуты резинками.

Он выслушал меня, покуривая, потом сказал:

— Жаль, однако, что я совершенно не знаком с этим адвокатом Молье… К тому же я не адвокат, а бухгалтер, и меня зовут Джованни, а не Родольфо… Единственное, что я могу для вас сделать, это направить вас к моему коллеге Треска… Может, он что-нибудь знает.

Он взял трубку и стал долго разговаривать по телефону. Сначала он спросил, "приперлась" ли такая-то (он прямо так и сказал "приперлась"), ему, наверно, ответили, что "не приперлась", потому что он остался недоволен ответом и сказал, что ничего не понимает: он видел ее, и она обещала ему зайти, и так далее. Наконец он сухо прибавил, что посылает некоего Альфредо Чезарано, и повесил трубку.

— Иди скорее туда… Его зовут Треска… — сказал он мне.

Я вышел и стал искать этого Треска, но вскоре понял, что найти его нелегко. Швейцары его не знали, а один даже сказал мне, явно не понимая, чего я хочу, что треску я могу найти на рыбном базаре. Переходя с этажа на этаж, из одного коридора в другой, я вспомнил вдруг, что адвокат Молье искал адрес Скардамацци в каком-то блокноте, и понял, что в спешке он, наверное, не заметил, как написал вместо одного адреса другой. И я не ошибся: в телефонной книге возле автомата я обнаружил, что адвокат Скардамацци на самом деле жил на улице Квинтино Селла, в другом конце города. Я отправился туда.

Контора адвоката помещалась на четвертом этаже старого неприглядного дома. На лестнице пахло капустой, в душной и темной прихожей ожидало много озабоченных людей, вплотную друг к другу сидевших на диванах. Я тоже стал ждать и ждал, наверное, с час. Эти тени, сидевшие в прихожей, входили, выходили и исчезали одна за другой. Наконец подошла моя очередь.

Кабинет адвоката был уставлен мебелью из черного дерева, инкрустированного костью. Из угла глядело чучело орла с расправленными крыльями. Адвокат сидел за большим столом, заваленным бумагами и уставленным телефонами. Над ним висела картина с изображением улыбающейся крестьянки из Чочарии, в национальном костюме, с цветами в руках. Адвокат Скардамацци ничем не напоминал бухгалтера Скардамацци. Это был массивный человечище, похожий на грузчика, с полным лицом, раскосыми глазами и крючковатым носом. Он говорил оглушительным голосом, приветливо, но безучастно — обычная приветливость римлян, которая ничего не значит.

Пробежав глазами письмо, он сказал:

— А, так мы без работы… Дорогой, сделаю для тебя все, что смогу… Садись-ка пока и подожди минутку.

Я сел, а он сразу же повис на телефоне и вступил в очень напряженный диалог: кто-то на другом конце провода говорил ему что-то, а он неизменно отвечал:

— Полтора или ничего.

Там настаивали, но Скардамацци упорно повторял:

— Полтора или ничего.

Наконец он резко произнес, подчеркивая каждое слово:

— Скажи этому подлецу, что меня на мякине не проведешь. Понял? Так и скажи ему: Скардамацци на мякине не проведешь.

Положив трубку, он тут же набрал другой номер, но на этот раз он говорил совсем иначе: в первый раз выговор у него был римский, даже трастеверинский, теперь же он почему-то перешел на северный, причем голос его звучал слащаво и любезно:

— Договорились, доктор… Вы сможете застать меня с пяти до восьми… Приходите, когда вам удобнее… Не сомневайтесь… Всего доброго, кланяйтесь вашей супруге.

Он повесил трубку, сердито посмотрел на меня своими раскосыми глазами и спросил:

— Тебе что?

— Письмо… — начал я.

— Ах, да, письмо… Конечно… Черт возьми, куда оно делось?

Он долго искал его, вороша на столе бумаги, потом воскликнул:

— Вот оно!.. У меня ничего не пропадает… Все находится.

Он снова прочел письмо, хмуря лоб, затем взял ручку, быстро набросал несколько слов на листке бумаги, вложил его в конверт и протянул мне: