Александр Вельтман - Странник

Остановимтесь на этой горе. Вот город на скале; вот и Бык; но о чем долго думать, переедемте через него! Да не подумает кто-нибудь, что я говорю о быке, который лег на дороге и не хочет встать, – совсем нет. География есть наука, описывающая, менаду прочим, что в Бессарабии есть река Бык, на которой лежит г. Кишинев [50].

О Кишиневе, когда я приехал в него в первый раз, можно было много сказать; но проехав чрез него, может быть, в последний раз, я бы не сказал ни слова, если б прошедшее время часто не заменяло нам настоящего.

Что такое настоящее время? – спросит меня иной. – Настоящее время есть пища для сердца, для чувств и ума. Просим покорно, чем бог послал!… А какая дичь!…

Здесь следовал в манускрипте моем расход на обед мой 25 июля 1830 года; но я не помещаю его, как вещь уже прошедшую, хотя никогда не худо заглянуть на прошедшие свои расходы. Подобно полному кошельку, и мы истощаемся, чахнем, и после издержек, в продолжение многих лет, на горе, чувственные удовольствия, болезни и т. п. вещи остается на нас сухая, бесплодная земля – и только.

Когда же упадет роса,На цвет, поблекнувший от зною?Тогда ль, как сдвинутся с землеюТаинственные небеса?Я года за три беззаботно,Без дум, без ожиданий жил:Тогда какой-то дух бесплотныйМеня без отдыха носилОт чувств к страстям, от них к желаньям,От бездны к светлым небесам,С небес к земным очарованьям,От прошлых к будущим годам,И духом был тогда я сам!

Здесь каждый понятный человек должен себе представить, что день кончился, что мы приехали на ночлег, хотя еще не известно ему, где остановились.

Если б я был женат или, лучше сказать, имел бы миленькую, хорошенькую и добренькую жену, – я ни за что на свете не решился бы расставаться с нею надолго и иначе путешествовать, как теперь, т. е. не сходя с покойного своего дивана. Вот почему: между старыми своими бумагами я нашел записную памятную книжку, а в ней следующее заключение: «после долговременного отсутствия забвение встречает неожиданный возврат взором ненависти». -

Так после покоренья ТроиВожди, цари и дивные героиЧрез десять лет в отечестве своемХолодный встретили прием.

По вожделенном возвращеньеИ даже сам АгамемнонПостель свою и царский тронЗастал в чужом распоряженье [51].

Впрочем, это ничего не значит. Агамемнон был великий полководец, но худой муж. – 10 лет! Господи боже мой! где мое терпенье! ни разу не побывать в отпуску! не подать о себе вести, и в какое же время? – за 1184 года до Р. X. У нас, просвещенных христиан, только 7 лет безвестного отсутствия уничтожают брачные связи [52], и жена свободно может отдать свою руку, сердце, все движимое и недвижимое имение другому, и поделом, и по закону! – не пропадай от жены!

Жениться прекрасно.

В домашней неге я бы плавал:Жена, семейство – рай земной!Хоть между мужем в женойПочти всегда посредник дьявол!

Это также ничего: недостатки или дополнения в отношении нравственном могут тем или другим образом быть исправлены; но кроме этого к женитьбе бывают иногда невыгоды совершенно материальные. Вы вообразите, что если вы заключаете в себе вес или тяжесть единицы, а подруга ваша так легка, как ноль; если она подле вас с левой стороны, то это не беда, вам не делается от этого тяжелее; но если этот нолик стоит с правой стороны, то есть сочетан с вами по математическим и гражданским законам, то вообразите, что вам в десять раз труднее двигаться с места и в десять раз увеличиваются ваши потребности. Не правда ли? Вот что значит жениться; а вы думали, что вы да она=2? Нет!

К тому же человек военный,Походный обер-офицерС своей супругой несравненнойДа с парой деток, например,При всех его честях и званьеПо мне забавное созданье!

Его какой-нибудь ЛукаИ пьян, и весел спозаранку,Исправив должность денщикаИ заменив жене служанку,Идет на кухню, есть варит,Потом в конюшню и не тужит,Лошадку чистит да бранитИ всем равно и верно служит.

Я поздравлять их очень рад;Все это мило и прекрасно!Особенно, когда согласноОни семейный мир храпятИ вместе денщика бранят.

Их счастье истинно прямое!У них в хозяйстве все складное:И зеркальцо, и стол, и стул,Дорожный самовар, кастрюлька,И даже есть складная люлька,В которой сладко бы заснулИ сам Амур, младенец дерзкий,Из уст супруги офицерскойВнимая: баюшки-баюМалютку милую мою!

По недостатку и безлюдьюОна на все везде сама:Сама ребенка кормит грудьюИ учит говорить ма-ма! –

Но я завидовал бы другу,Который в брак вступил шутя,Имеет нежную подругуИ нянчит милое дитя!Как часто, утомясь от службы,В желаньях тонет жизнь моя!И кажется, изрядный муж быС женой хорошей был и я;Но эту странную идеюЛаскать надеждой я не смею.

Если бы только один день я терял, заговорившись таким образом о вещах, до меня еще не касающихся; если бы только один я терял день без пользы, это было бы простительно; но и император Тит [53] почти всякий день повторял: Amici, diem perdidi! [54]

– Знаете что! – вскричал вдруг вошедший ко мне приятель.

– Что?

– Знаете ли, что я слышал?

– Что?

– Что влюблены ужасно вы! -

– В кого же?

– И скоро по словам молвы…

– Дай боже!

– Но мой совет вам подождать…

– К чему же?…

– Чем больше будем рассуждать…

– Тем хуже!…

Вскричал я, закрутил локоны, осмотрелся в зеркало, поправил галстух, налил на платок духов и оставил своего приятеля в неведении, что со мной сталось.

Я недаром торопился, други-читатели. Вечер промчался. Как милы, приятны неожиданные, заветные удовольствия! Вообразите, я в таком был веселом духе, в каком очень, очень редко бывают люди влюбленные, Я даже решился петь. Для любопытных я пропою еще раз первый и последний куплет.

Откройся мне, о друг мой нежный!Скажи, о чем печаль твоя?Ужель ты страстью безнадежнойТомишься так же, как и я?

Когда любви узнаешь цену,Тогда в награду приготовь:За сердце – сердце дашь взамену,А за любовь его – любовь!

Но читатель! деликатнымЯ теперь не в силах быть!Тороплюсь, чтоб сном приятнымДень приятный заключить.

Не небесный рай мне надо:Сон и мягкую постель.Пойте песни, Дид и Ладо,Нежь меня, крылатый Лель! [55]

Звуки сладостные тронутДушу страстную во мне,И медлительно потонутЧувства в сонной глубине.

День VI и VII

Лукулл уже готов был вступить в битву с Тиграном [56], как вдруг донесли ему, что по предзнаменованиям день был несчастен; тем лучше, сказал он, мы его осчастливим победой.

Мне перебежал через дорогу заяц; это добрый знак, – думал я, подъезжая к городу, – это добрый знак! здесь водится много зайцев! – и въехал в Кишинев.

Рассудок говорит: ступай вперед! а предрассудок говорит: воротись! Что же такое предрассудок пред рассудком? – Предрассудок, господа. есть тот камень, который один глупый бросил в воду, а десять умных не вытащили.

Вот таким-то образом, слово за слово, шаг за шагом, и мы уже тянемся ночью по грязным кишиневским улицам. Не зная никого в городе, самое лучшее велеть везти себя в заездный дом. – Вези меня в заездный дом! – вскричал я. – Нушти![57]. – отвечал мне суруджи [58] – В трактир! – Ла каре фатиръ? – Ну хоть к Дакару. – Нушти! – отвечал мне суруджи. – Стой! проклятый Нушти! [59]

В некоторых домах еще светилось: я чувствовал, что пахло жидами. – Фактора!. – Фактора? Фактора? – раздалось со всех сторон. Во всех домах распахнулись двери, и вдруг какая-то магическая сила осыпала меня жи дами. – Фактора вам? в трактир вам надобно? – Да! – К Исаевне, ваше благородие! лучше нет заездного дома во всем Кишиневе. – К Голде, в. б.! – кричала другая толпа. – Куда ближе, к Голде или к Исаевне. все равно! – К Исаевне ближе! – Не верьте им! к Голде ближе! Неправда, неправда! – раздавалось с левой стороны… – Ступай налево!… – Направо! – кричали другие.

– Вот Исаевна!

– Вот Голда!

– Где же? – Вот направо! – Не слушайте их, вот налево!

Наконец с обеих сторон в один голос раздалось: здесь! вот направо! вот налево! – и я увидел, что левую пристяжную жиды тянут в вороты налево, а правую пристяжную в вороты направо, из чего я и заключил тотчас, что Исаевна и Голда обитают одна против другой. Но толстая жидовка слева предупредила толстую жидовку справа ласковым приглашением нива в комнату, и я вступил во владение Исаевны. Вещи внесли. Жиды рассеялись, как туман. На улице опять ничего не стало слышно, кроме еврейского испарения; петухи пропели полночь; дворовая собака в последний раз хамкнула; я потянулся – и заснул.