Среди болот и лесов - Якуб Брайцев

Горничная и лакей приняли одежду.

– Прошу! – сказал князь, предлагая правую руку Ольге. Появление князя под руку с дочерью предводителя было встречено в гостиной приветливыми улыбками, за которыми таились различные ощущения и мысли. Многие уже догадывались о сватовстве Мещерского и теперь видели в Ольге будущую хозяйку этого богатого дома.

Князь представил Ольгу гостям. Она прошла на дамскую половину сменить дорожный костюм. Между гостями пошли разговоры о том, о сем.

Мужчины вели беседу об охоте, делились подробностями с теми, кто не участвовал в ней; дамы говорили о нарядах, судачили о сватовстве молодого помещика Конусевича к Ванде Подобед, богатой, но несколько перезревшей девице; старушки жаловались друг другу на свои болезни, хвалили Каминского, который был неплохим врачом, выражали надежду скоро избавиться с его помощью от всех недугов.

Среди молодежи шли разговоры на более веселые темы. Толстяк Шацкий смешил всех веселыми рассказами из школьной жизни. Кстати, он уже забыл случай на маевке, но многие об этом знали и смеялись промеж собой по этому поводу.

Наступили сумерки, слуги зажгли огни. Вошла Ольга в изящном светло-розовом платье, мягко очерчивающем ее талию, в лакированных туфлях на французском каблучке, в белых перчатках.

Она присоединилась к кружку молодежи. Офицеры – поручик Данишевский-Луст и подпоручик Свадковский – рассказывали о жизни в полку, о кутежах и театрах. Вокруг хозяина дома собрались солидные гости; между ними велась речь о последних новостях: о земельной реформе, о холере, которая распространялась по России, и о необходимости мероприятий против ее появления в губернии. Перебирали подробности последнего заседания Окружного суда по делу о Хотимском погроме, которое тянулось больше двух лет и наконец закончилось. Все просили Оболенскую передать искренние поздравления ее брату князю Оболенскому по поводу удовлетворения гражданского иска.

Обстоятельства этого суда были кратко описаны в последнем номере «Могилевских Губернских Ведомостей».

Корреспонденция гласила: «г. Климовичи. Дело о Хотимском погроме».

Четыре дня со 2-го по 6-е сего октября слушалось дело о Хотимском погроме. Скамью подсудимых занимало около 60-ти человек, преимущественно крестьян, защищал всех подсудимых дворянин Петр Львович Воеводский, очень часто выступающий здесь в Окружном суде в качестве защитника безвозмездно. Публика впускалась по билетам. Свидетелей допрошено до полутораста лиц. Суд заседал в большом здании местного Попечительства о народной трезвости.

В обличительной речи товарищ прокурора А.Ф. Довгидро коснулся каждого подсудимого в отдельности с тончайшей разборкой всего следственного и судебного материала, уличающего их в преступлении. Со своей стороны г. Воеводский произнес весьма сочувственное слово. Он не видел в подсудимых организованной шайки погромщиков, а происшедшее относил к случайному событию, к, так сказать, свирепствовавшей в то время на Руси своего рода эпидемии волнений и беспорядков. Трудная в настоящем деле задача защитника, осложнившаяся количеством подсудимых, проведена была г. Воеводским с большим мастерством и уменьем.

По приговору суда 29 человек оправданы, двое присуждены к арестантским ротам от одного до полутора года с лишением прав состояния, один на 2,5 года, один на 6 месяцев и 22 по 8 месяцев тюрьмы.

Гражданский иск князя Оболенского удовлетворен в сумме 5008 рублей».

Оболенская заметила, что князь Алексей Александрович был великодушен и отказался предъявить дополнительный иск за хищение крестьянами двух стогов сена.

Оживленная беседа гостей была прервана приездом молодой четы Патковских; они были давно знакомы князю и многим из гостей. Патковский – штабс-капитан в отставке, не успев еще поздороваться со всеми, сообщил:

– Господа, важные новости!

Все приготовились выслушать его со вниманием. Он сел, оперся руками на эфес сабли:

– Вчера имел удовольствие встретиться со своим давнишним сослуживцем, приставом Гривачевским. Представьте себе, господа, самое невероятное происшествие сообщил он мне! Три дня тому назад Гривачевский был в Клинцах у своего родственника, исправника Заболотского. За завтраком почтальон приносит телеграмму: «Возвращаюсь из-за границы, буду проездом Клинцах сегодня 12 часов. Встречайте. Савицкий».

При этих словах среди гостей произошло беспокойное движение: многие переменили позы, подвинулись поближе, заскрипели стульями…

– Ну-с, сами можете себе представить, господа, как все переполошились! Вся полиция города была поднята на ноги, расставлены агенты, – приготовились «встретить» разбойника, как следует… Заболотский был уведомлен, что в этом поезде, в мягком вагоне, следует высокая духовная особа. Когда ровно в 12 часов подошел поезд, полицейские и агенты бросились по вагонам.

На платформе присутствовали почетные горожане, духовенство приветствовать духовную особу.

В дверях мягкого вагона показался его высокопреосвященство архиерей. Все обнажили головы и приняли благословение. К руке своей он никого не допустил и удалился в вагон.

Все считали, что Савицкий просто поиздевался и не подумал осуществить свои сумасбродные намерения. Но каково же было удивление и растерянность в полицейском управлении, когда через несколько часов исправник получил вторую телеграмму: «Благодарю за встречу. Савицкий».

Вскоре выяснилось, что духовная особа проследует на следующий день. Непостижимо, каким образом провел эту игру Савицкий?

– Это богохульство! – раздался визгливый возглас среди женской части общества.

– Богоотступник и клятвопреступник! – вскричал почтенный Гуминский.

– Этот человек сведет нас всех с ума! – произнес с гневом хозяин дома. – Я весьма недоволен полицией! Можно ли терпеть долее такое волнение в целой губернии?

Закалинский успокоительно заявил:

– Наш исправник Станкевич совершенно не на месте, и мы ждем с часу на час нового энергичного исправника…

– Да, да, господа, пора, наконец, унять молодца, – сказал с волнением Осмоловский. – Я тоже могу сообщить о возмутительном случае; в июле месяце мой родственник, помещик Шевцов, пригласил меня к себе. Я приехал, когда уже смеркалось, вошел в дом и что же вижу: среди гостиной лежит завязанный мешок, а рядом с ним полено дров. Я вопрошаю:

– Герасим Николаевич, а Герасим Николаевич!

А тот из мешка кричит:

– Не подходите, взорвется!

Я остолбенел от неожиданности! Когда я развязал и высвободил Шевцова, он рассказал мне, что несколько часов тому назад его ограбил Савицкий, посадил в мешок и, уходя, положил что-то рядом, предупредив: не шевелись, иначе взорвется, и весь дом взлетит на воздух.

– Ах, какой вероломный человек! Не только грабит, но и издевается над помещиками! – возмутился Каминский.

– Боже, сохрани и помилуй нас! – шептали дамы.

– И знаете, господа, почему Савицкий так поступил? – продолжал вопросом Осмоловский и тут же пояснил: – В июне черкес Шевцова убил мужика в лесу, застав его на месте преступления – воровал лес. Суд не нашел состава преступления. Вскоре Савицкий прислал письмо Шевцову, в котором сообщил, что его судейская коллегия вынесла смертный приговор черкесу, а ему, Шевцову, предлагается уплатить Савицкому 12 тысяч рублей штрафа за убийство мужика. Разумеется, Шевцов передал письмо исправнику и