Чарльз Диккенс - Лавка древностей

— Голубушка! — сказал старичок. — Это какой-то необыкновенный мальчик! Я уверен, что он прекрасный мальчик!

— Я тоже в этом уверена, — подхватила старушка. — Прекрасный мальчик и, должно быть, такой же прекрасный сын.

Выслушав эти слова, в которых было столько доверия к нему, Кит снова поднес руку к шляпе и густо покраснел. Старичок помог старушке вылезти из фаэтона, оба они посмотрели на Кита с одобрительной улыбкой и проследовали в дом, переговариваясь на ходу, причем Кит не мог не догадаться, что разговор идет о нем. Вскоре после этого мистер Уизерден подошел к окну и посмотрел на Кита, усиленно нюхая букет, потом к окну подошел мистер Авель и посмотрел на него, потом то же самое сделали старичок со старушкой, потом они подошли к окну все вместе, и все вместе посмотрели на него еще раз, а Кит, крайне смущенный этим, притворялся, будто ничего не замечает, и все поглаживал и поглаживал пони, который весьма благосклонно разрешал ему такую вольность в обращении с собой.

Не успели их лица исчезнуть, как на тротуаре в полном служебном облачении и в шляпе, по-видимому слетевшей ему на голову прямо с вешалки, — появился мистер Чакстер. Этот джентльмен передал Киту приглашение зайти в контору и посоветовал ему отправиться туда немедленно, а за фаэтоном, дескать, присмотрит он сам. Мистер Чакстер счел нужным добавить к этому, что вот разрази его гром, но ему невдомек, что он (Кит) за птица — то ли «больно прост», то ли «больно востер», и недоверчиво покрутил головой в знак того, что склоняется к последнему предположению.

Кит вошел в контору с трепетом, так как он не привык иметь дело с незнакомыми леди и джентльменами, а железные ящики и груды пыльных бумаг показались ему такими внушительными, такими грозными! Да и сам мистер Уизерден был очень уж суетливый и говорил быстро и громко, и все смотрели на Кита, а Кит стеснялся своей плохонькой одежонки.

— Ну-с, мальчик, — сказал мистер Уизерден, — ты пришел отработать шиллинг и не рассчитываешь, что тебе дадут еще один, а?

— Нет, что вы, сэр! — ответил Кит и, набравшись храбрости, поднял на него глаза. — У меня этого и в мыслях не было.

— Отец жив? — спросил нотариус.

— Умер, сэр.

— Мать?

— Есть, сэр.

— Вышла за другого, а?

Его мать — вдова с тремя детьми, ответил Кит не без негодования, а что касается второго замужества, то если бы джентльмен знал ее, ему бы это и в голову не пришло.

Получив такой ответ, мистер Уизерден снова зарылся носом в букет и шепнул оттуда старичку, что, по его мнению, более честного мальчика и быть не может.

— Ну, так вот, — сказал мистер Гарленд, когда и дальнейшие расспросы были закончены. — Сегодня ты от меня ничего не получишь…

— Благодарю вас, сэр! — воскликнул Кит — и вполне искренне, так как это снимало с него обвинение, заключавшееся в словах мистера Уизердена.

— Но, — продолжал старичок, — может быть, мне захочется разузнать о тебе поподробнее, — ты скажи мне свой адрес, а я его занесу в записную книжку.

Кит сказал, и старичок тут же застрочил карандашом. Только он успел кончить, как на улице раздались крики, шум, и старушка, подбежав к окну, объявила, что Вьюнок удрал. Кит тут же ринулся вон из конторы, а остальные поспешили за ним.

По-видимому, дело сложилось следующим образом: мистер Чакстер стоял, засунув руки в карманы, небрежно поглядывая на пони, и время от времени ронял такие восклицания, как «стой!», «смирно!», «тпру!» и тому подобное, чего, конечно, ни один норовистый пони снести не может. Поэтому Вьюнок, чувствуя, что его ничто не сдерживает — ни долг, ни необходимость послушания, ни строгий человеческий взгляд, — неожиданно взял с места и в данную минуту с грохотом мчался по улице, тогда как мистер Чакстер, с обнаженной головой и с пером за ухом, к неописуемому восторгу прохожих, бежал вплотную за фаэтоном, силясь оттащить его назад. Выонок даже и в побеге ухитрился выказать свой скверный характер: не добежав до угла, он вдруг остановился и почти так же стремительно начал пятиться задом. Мистер Чакстер был самым постыдным образом снова оттеснен к конторе и прибыл туда в полном смятении и совершенно выбившись из сил.

Но вот старушка села в фаэтон, мистер Авель, за которым они приехали, устроился сзади. Старичок прочитал пони нотацию о непозволительности его поступка, принес всяческие извинения мистеру Чакстеру, занял свое место, и они уехали, помахав на прощанье нотариусу и его конторщику и ласково кивнув Киту, который провожал их глазами, стоя посреди улицы.

Глава XXI

Кит пошел своей дорогой и вскоре забыл и пони, и фаэтон, и маленькую старушку, и маленького старичка, а в придачу к ним и маленького молодого джентльмена и начал снова гадать, что же сталось с хозяином и милой его сердцу хозяйской внучкой, так как мысли о них не давали ему покоя. Не переставая подыскивать в уме хоть сколько-нибудь правдоподобное объяснение их отлучке и убеждая себя, что они скоро вернутся, он решил пойти домой, кончить дело, прерванное в ту минуту, когда ему вспомнился уговор со старичком, а потом снова отправиться на поиски работы.

Кит завернул во двор, где стоял их дом, и вдруг что за чудо! — пони. Да, это был тот самый пони, только он казался еще упрямее, а в фаэтоне, наблюдая за каждым движением норовистого конька, сидел один мистер Авель. Он заметил проходившего мимо Кита и изо всех сил закивал ему, не щадя собственной головы.

Кит удивился, увидев пони, да еще возле своего дома, и не мог взять в толк, почему он очутился здесь и куда девались его седоки. Это стадо ясно ему лишь тогда, когда, подняв щеколду на двери и войдя в комнату, он увидел маленькую старушку и маленького старичка, беседующих с матерью, что привело его в некоторое замешательство, но не помешало сорвать с головы шляпу и отвесить им учтивый поклон.

— Как видишь, Кристофер, мы поспели сюда раньше тебя, — с улыбкой сказал мистер Гарленд.

— Да, сэр, — сказал Кит и посмотрел на мать: не объяснит ли она ему цели их посещения.

— Этот джентльмен, сынок, — заговорила миссис Набблс в ответ на молчаливый вопрос Кита, — был так любезен, что поинтересовался, хорошее ли у тебя место, или, может, ты совсем без места, а когда я ответила ему — да, без места, он был так добр, что сказал…

— …что нам нужен в услужение хороший мальчик, — в один голос перебили ее маленький старичок и маленькая старушка. — И что, может быть, мы о тебе подумаем, если наши ожидания оправдаются.

Поскольку думать они могли только о том, взять ли в услужение Кита, или нет, волнение матери передалось и сыну, и он немедленно всполошился, так как старички, отличавшиеся крайней методичностью и осмотрительностью, задавали такое количество вопросов, что под конец у него почти не осталось надежд на успех.

— Вы, матушка, сами понимаете, в таких делах надо все рассчитать и взвесить, — говорила миссис Гарленд матери Кита. — Наша семья состоит из трех человек, люди мы тихие, любим во всем порядок, и нам было бы очень неприятно обмануться в своих надеждах.

Но мать Кита поспешила заверить их, что, по ее мнению, это совершенно правильно и совершенно верно, и только так и надо поступать, и — боже ее упаси! — она не боится расспросов ни о себе, ни о сыне — ведь он клад, а не сын, хоть матери и не годится так говорить. Но именно как мать она может и она должна засвидетельствовать, что он весь в отца, а тот был не только хорошим сыном, но и лучшим из мужей и лучшим из отцов, и Кит тоже может это подтвердить, а Джейкоб с малышом подтвердили бы, если б были немного постарше, да вот жалко, они несмышленыши, хотя почему жалко? им же лучше, бедняжкам, не сознают, кого потеряли. И в заключение своей речи мать Кита утерла слезы передником и погладила по головке маленького Джейкоба, который укачивал малыша и в испуге таращил глазенки на незнакомую леди и незнакомого джентльмена.

Когда мать Кита умолкла, старушка сказала, что так может говорить только женщина вполне порядочная и почтенная и что вид детишек, а также чистота комнаты заслуживают всяческого одобрения и похвалы, после чего мать Кита сделала книксен и успокоилась, а потом пустилась в подробное описание жизни Кита с младенчества и по сей день, не забыв упомянуть о том, как он, совсем в нежном возрасте, совершенно непостижимым образом вывалился из окна задней комнаты, и о невыносимых его муках во время кори, и тут же, весьма искусно подражая жалобному голосу страдальца, изобразила, как он денно и нощно просил воды и гренков и утешал ее: «Не плачь, мама, я скоро поправлюсь». В подтверждение своих слов она сослалась на миссис Грин, проживающую за углом у сыровара, и на нескольких других леди и джентльменов в различных частях Англии и Уэльса (поскольку вышеизложенные события происходили у всех у них на глазах), причем, не забыла и некоего мистера Брауна, который, как говорят, служит теперь в Индии капралом, — а значит, его можно разыскать без особого труда. Когда и этот рассказ был окончен, мистер Гарленд задал Киту кое-какие вопросы, касающиеся его хозяйственного опыта и общих знаний, а миссис Гарленд занялась детьми и ознакомившись со слов матери Кита с некоторыми удивительными обстоятельствами, которые сопутствовали появлению на свет каждого из них, рассказала о некоторых удивительных обстоятельствах, которые сопутствовали появлению на свет ее собственного чада, мистера Авеля, после чего выяснилось, что и мать Кита и она сама подвергались в то время такой опасности и такому риску, каких не знала ни одна другая женщина, независимо от возраста и общественного положения. На конец речь зашла о гардеробе Кита, и после того как на пополнение и освежение его была выдана небольшая сумма, Киту официально сообщили, что он взят на службу к мистеру и миссис Гарленд из коттеджа «Авель» в Финчли[31] с жалованьем в шесть фунтов в год, не считая квартиры и стола.