На вашем месте. Веселящий газ. Летняя блажь - Пэлем Грэнвилл Вудхауз

же он, здесь, у нее, командует как у себя дома…

– А здесь ты что делаешь? – спросил я, решив немедленно прояснить ситуацию.

– Чертовски хорошо провожу время, – расплылся он в улыбке, – особенно теперь, когда гляжу в твое честное лицо. Как приятно повидать тебя снова, Реджи! Не забудь мне потом рассказать, каким ветром тебя занесло в Калифорнию…

– Ты знаком с Эйприл Джун?

– Эйприл как?

– Джун.

– А что с ней?

– Я спрашиваю, ты с ней знаком?

– Нет, но с радостью познакомлюсь, и со всеми остальными. Вы с ней друзья?

– Это ее вечеринка.

– Рад за нее.

– Значит, ты не приглашен?

Его лицо прояснилось.

– Ах, вон оно что! Теперь понимаю, к чему ты клонишь. Это же Голливуд, дружок, здесь не нужно никаких приглашений! Просто смотришь, где цветные фонарики, и заходишь. Самые счастливые вечера я провел среди людей, которые понятия не имели, кто я такой. Однако сегодня, как ни странно, я присутствую здесь по праву. Меня привели! Как, ты сказал, ее зовут? Эйприл…

– Джун.

– Вот-вот. Теперь припоминаю. Моя невеста работает пресс-секретарем как раз у этой самой Эйприл Джун, вот она-то меня и привела.

Давно уже гадая, как перейти к деликатным темам, я тут же ухватился за представившийся повод.

– Я как раз хотел с тобой об этом поговорить…

– О чем?

– О твоей помолвке.

Говорил я несколько сухо, с отчетливой главосемейной ноткой, побуждаемый уколами старушки-совести, которая вдруг решила напомнить о себе. Надежды, возлагавшиеся на меня Плимсоллом и тетушкой Кларой, пока никак не оправдывались. Посланный, чтобы вернуть на путь истинный этого оболтуса, я за целую неделю палец о палец не ударил. Как сошел с поезда в Лос-Анджелесе, так ни разу и не вспомнил о поручении. Вот что может сделать с человеком любовь.

Эгги напряженно обдумывал мои слова.

– О помолвке? – переспросил он.

– Да.

– О моей помолвке?

– О твоей.

– А что с ней?

– Вот именно, что с ней?

– Я – счастливейший из смертных.

– В отличие от тетушки Клары, – сухо заметил я.

– Какой тетушки Клары?

– Твоей матери.

– Ах, мамаша! Как же, помню. Выпьем за нее!

– Нет.

– Ну, как хочешь. Хотя это не слишком вежливо. Так что там с ней стряслось? Почему она не счастливейший из смертных?

– Потому что совсем извелась из-за тебя.

– Боже правый, с какой стати? Со мной все в порядке.

– Ни черта не в порядке! Стыдись, Эгремонт! Удрал в Голливуд и качаешь в себя всякую дрянь, как насос…

– Меньше пафоса, старина! – слабо запротестовал он. Не в бровь, а в глаз. Я и правда несколько переборщил.

Однако мне казалось, что возвышенный стиль был здесь как раз к месту. Нет ничего лучше старого доброго викторианства, если хочешь кого-нибудь от души пропесочить.

– Говорю как могу. На тебя тошно смотреть!

Лицо Эгги исказилось болезненной гримасой.

– И это говорит Реджинальд Хавершот? – укоризненно начал он. – Мой кузен Реджинальд, который в позапрошлый Новый год в компании со мной и Стинкером Помроем расколотил двадцать три бокала в Европейском кафе и был вышвырнут оттуда со скандалом и дракой…

Я остановил его спокойным жестом. Истинная любовь настолько очистила меня, что воспоминания о былых подвигах вызывали лишь отвращение.

– Не будем об этом, сейчас меня интересуют твои дела. Ты давно помолвлен?

– Довольно-таки.

– Значит, собираешься жениться?

– Да, мой друг, именно так.

Я затруднился сразу что-либо ответить. Старый Плимсолл велел мне употребить все свое влияние, но где его взять? У Эгремонта собственных денег больше чем достаточно. Пригрози я, что оставлю его без единого шиллинга, он лишь попросит показать ему этот шиллинг, пожмет плечами и пойдет своей дорогой.

– Ну что ж, если собираешься, – сказал я, – то, по крайней мере, бросил бы пить…

Эгги покачал головой.

– Ты не понимаешь, старина. Я не могу. У меня есть подозрение, что эта девушка решилась на помолвку в надежде меня исправить. Представляешь, как глупо она себя почувствует, если я вдруг возьму и исправлюсь сам, без ее помощи! Это совсем собьет ее с толку. Чего доброго, совсем потеряет интерес и бросит меня. Тут не все так просто, знаешь ли. Мне представляется самой надежной и здравой политикой поддерживать разумную степень опьянения до самого венчания, а потом, в течение медового месяца, постепенно снижать градус.

Теория казалась не хуже всякой другой, однако у меня не было времени в нее вникать.

– Кто эта твоя невеста?

– Ее зовут… м-м… – Эгги мучительно наморщил лоб. – Э-э… Спроси ты меня еще час назад – даже полчаса… О! – оживился он. – Вот и она! Пусть сама и скажет!

Он приветственно помахал рукой. Я обернулся. Через лужайку к нам направлялась девушка. Довольно стройная, но хорошенькая или нет, я определить не мог, потому что лицо оставалось в тени. Она помахала в ответ.

– Эгги, вот ты где! Так я и думала.

Звук ее голоса заставил меня вздрогнуть и вглядеться пристальнее. В тот же самый момент что-то в моем облике заставило ее саму вздрогнуть и уставиться на меня. И так мы вглядывались друг в друга несколько мгновений, пока последние сомнения не отпали.

Она смотрела на меня, я – на Энн Баннистер.

4

– Энн! – воскликнул я.

– Баннистер! – подхватил Эгги, хлопнув себя по лбу. – Я знал, что рано или поздно вспомню! Так и вертелось на языке. Привет, Энн! Познакомься с моим кузеном Реджи.

– Мы уже встречались, – сказала она.

– В смысле, не сегодня?

– Задолго до сегодня. Мы – старые друзья.

– Старые друзья?

– Очень старые.

– Тогда мы просто обязаны за это выпить. Эй, бармен…

– Нет, – отрезала Энн. – И вообще, хватит ошиваться у стойки.

– Но разве мы не отпразднуем…

– Нет.

– О! – Эгги тяжело вздохнул.

– Эгремонт Маннеринг, ты сейчас пойдешь прогуляешься и вернешься трезвым как стеклышко.

– Я уже как стеклышко…

– Тогда как алмаз! Ни слова больше!

С Энн всегда было трудно спорить. Я заметил это еще в прежние времена. Маленькая, живая, полная огня и энергии, из тех, кто умеет расчистить себе путь. Эгги потрусил прочь, как овечка, с безропотным видом, и мы остались вдвоем.

Некоторое время царило молчание. Я погрузился мыслями в прошлое, она, по-видимому, тоже.

Для полноты картины я, пожалуй, расскажу о прошлом, в которое мы погрузились. Энн Баннистер, как я уже упомянул, была журналисткой, и мы познакомились во время ее отпуска в Каннах. Очень подружились, я сделал предложение, она не возражала. Все шло как по маслу, до поры до времени.

Потом, совершенно неожиданно, помолвка расстроилась. Наша любовь мчалась вперед на всех парах, и вдруг