Василий Великанов - Повесть об укротителе

Когда же Николай Павлович вернулся домой и поведал жене о своем разговоре с Милославским, Мария Петровна вспылила:

— И ты не дал ему отпора?!

— Маша, какой отпор, — оправдывался Николай Павлович, — он ведь художественный руководитель и хочет сделать лучше…

— Мы должны сохранить русский стиль аттракциона, а ты… Эх, ты!

— А что же я поделаю. Он поставил мне такие условия и обещал расширить аттракцион, сделать его более красочным.

— Садись за стол и пиши. — Чего писать? Кому писать? — Садись, я тебе скажу, что и кому писать. Николай Павлович покорно сел за стол и взял ручку.

— Ну, — промолвил он.

— Пиши заголовок — «Редактору газеты «Правда», Николай Павлович отстранился от стола,

— Маша, чего ты выдумываешь? На скандал лезешь. Неудобно из-за костюма шум устраивать,

— Пиши и не разговаривай. «Правда» поможет нам найти правду.

Заявление под диктовку жены Николай Павлович написал довольно терпеливо, но идти с ним в редакцию наотрез отказался.

— Маша, давай пошлем его по почте,

— Дай заявление. Я сама пойду.

— Маша, может, не стоит ходить? Мы и так бы договорились.

— Молчи. С этим дельцом ты не договоришься!

Мария Петровна пошла в редакцию «Правды» с желанием непременно побывать у редактора и выложить ему все свое возмущение. Но к редактору она не попала: он был где-то на совещании. Ее принял ответственный секретарь редакции, полноватый мужчина с рыжей бородкой, с тихим, мягким голосом и усталыми, умными глазами,' которыми он как будто заглядывал человеку в душу.

Шумно ворвавшись в кабинет и забыв даже поздороваться, разгоряченная Мария Петровна на ходу огорошила секретаря вопросом:

— Скажите, пожалуйста, почему в России не любят русских?

Секретарь привстал, поклонился и, указывая рукой на кресло, тихо сказал:

— Здравствуйте. Садитесь, пожалуйста, и расскажите все по порядку. Я вас, гражданка, не совсем понимаю, и не знаю, кто вы.

— Мой муж укротитель зверей, а Милославский хочет испортить ему русский стиль. Ладильщиков не иллюзионист, а первый русский укротитель! Вот вам заявление.

Прочитав заявление, секретарь улыбнулся.

— Вот теперь я немного понимаю, в чем дело. Успокойтесь. Как ваше имя?

— Мария Петровна.

— Я видел ваш аттракцион, Мария Петровна. Хорош. Но украсить и расширить его не мешало бы. Мы свяжемся с вашим управлением и поговорим. Думаю, что все уладим. Не волнуйтесь.

— Да как же мне не волноваться, когда Милославский зажимает. И даже нашу русскую фамилию хочет переменить на какую-то иностранную!..

— Хорошо. Я передам ваше заявление редактору. Мы поможем. Если же что-нибудь вас затруднит, звоните нам.

Мария Петровна ушла из редакции успокоенная, но лишь наполовину. Придя домой, она сказала мужу:

— Заявление приняли и обещали помочь, но я не особенно надеюсь: у них дел много поважнее нашего. Иди к Милославскому и скажи, что ты не согласен. Никаких компромиссов! Слышишь? Надо правду отстаивать до конца.

— Ну, ладно, Маша, ладно. Успокойся.

На другой день Милославский, заметив входившего к нему в кабинет Ладильщикова, вскочил из-за стола и торопливо пошел к нему навстречу, улыбаясь и протягивая ему обе руки.

— А-а, Николай Павлович, очень рад вас видеть. Милости прошу, садитесь, пожалуйста. Я вас ждал. Должен вас, Николай Павлович, обрадовать. Мы тут, в художественном совете, посовещались, и я решил оставить ваш аттракцион, как нового русского укротителя, в русском стиле. Только ваш старинно-русский костюм мы сделаем поярче. Оденем вас в боярский кафтан с драгоценными камнями. Вы будете сиять при свете и выглядеть очень импозантно!

Ладильщикову была противна притворно-сладкая улыбка Милославского и его медовая речь.

«Правда» подействовала», — подумал Николай Павлович.

МИШУК В ОТСТАВКЕ

Совсем по-иному пошла работа у Ладильщикова с тех пор, как его аттракцион зачислили на государственный счет.

Мария Петровна была назначена администратором аттракциона, Иван Данилович Петухов — ассистентом дрессировщика, а его молодая жена Вера — шеф-поваром звериной кухни.

Всех животных поместили в конюшне Московского цирка, и теперь уже не надо было Ладильщиковым самим доставать продукты для животных, искать и покупать новое пополнение зверей, шить костюмы и делать реквизиты.

Все эти заботы теперь легли на администраторов и агентов Центрального управления госцирков.

В специальных мастерских заказали Ладильщикову новый богатый костюм и реквизит. Вместе с опытным цирковым режиссером Ладильщиков начал разрабатывать сценарий будущего большого аттракциона и даже заказал композитору музыку для его программы.

— Мы с вами, Николай Павлович, должны создать выдающийся советский аттракцион, — сказал Милославский, — и доказать иностранным гастролерам, что наше цирковое искусство значительно интереснее и выше, чем у них. Не можем же мы без конца транжирить на них нашу золотую валюту, да еще в такое время, когда она крайне нужна на строительство фабрик и заводов!..

Николай Павлович радовался и, кивая головой в знак согласия, удивленно и с некоторым уважением думал: «А он, оказывается, не так уж плох, как вначале мне показался…»

Из государственной базы зооцентра получил Ладильщиков двух шестимесячных львят одного выводка, Таймура и Нонку, и светло-бурого медвежонка-пестуна Нечая, толстого, с белым шарфом-отметиной на шее.

Дали Ладильщикову и двух серых, полосатых, с горбами на шее, гиен.

Получил он и белого медвежонка Малыша, присланного моряками с Севера. Белого медвежонка долго везли в трюме рядом с ворванью — тёмным рыбьим жиром, и он так весь измазался, что превратился в нечто среднее между бурым и белым медведем. Поместили Малыша в клетку с бассейном, и медвежонок охотно плавал, нырял, плескался и, отмываясь от ворвани, с каждым днем становился всё белее и белее.

Клетки обоих медвежат, бурого и белого, поставили рядом. Когда к клетке подходили люди, Нечай просовывал лапы между прутьями и норовил зацепить человека, а Малыш-увалень подолгу отлеживался у дальней сгонки и к людям не проявлял никакого любопытства. Лишь иногда он просовывал лапы в нижний прогал клетки к бурому соседу, но бойкий Нечай не решался его трогать, — видимо, побаивался белого богатыря. Вон какие у него широкие, могучие лапищи!

Львица Нонка была податлива, но менее способная, чем ее брат, А Таймур хоть и свиреп, но понятлив. Ненавидит хлыст и рейку— тонкую палочку. Если щелкнут его бичом хоть слегка, рычит и бросается, а если тронут палочкой, то сначала отмахивается от нее лапой, как от живого существа, а потом схватит зубами, разгрызёт в щепы и сразу же успокоится. Возможно, в его зверином представлении палка и хлыст, приносившие ему боль, были главными его врагами. Особенно львы боялись и ненавидели трещотку — большую палку, на одном конце которой была прикреплена гроздь бубенчиков. Но на приманку Таймур шёл, потому что был прожорлив.

Жили Таймур и Нонка в одной клетке дружно, но перед кормежкой клетку перегораживали деревянным щитом, и обедали брат с сестрой отдельно. После еды перегородку убирали, и сытые львы облизывали друг другу морды, лапы, потом ложились на бок и, уткнувшись носами, засыпали в обнимку.

Репетиции с молодняком Николай Павлович проводил совместно с ассистентом. Иван Данилович вел дрессировку, а Николай Павлович, стоя рядом, направлял его работу.

— Так, так, Ваня, — говорил он, — не спеши, Мягче наталкивай зверя, не усложняй движение. Повтори ещё, закрепи.

Занимаясь однажды с Нечаем, Иван Дмитриевич повернулся спиной к львам. Таймур соскользнул с тумбы и, крадучись, приседая, пошел к нему, не сводя с него горящих глаз.

— Ваня, тыл! — тихо крикнул Николай Павлович. Петухов резко повернулся и взмахнул бичом. Таймур вспрыгнул на свою тумбу и приник к ней.

— Во время работы, Ваня, веди круговое наблюдение, — наставительно сказал Николай Павлович.

— Как же вести круговое? У меня на затылке глаз нет, — смущенно проговорил Петухов.

— Надо чувствовать движение зверей и почаще поворачиваться во все стороны. Укротитель, Ваня, должен быть легким на ногу, иметь верный глаз и ушки держать на макушке.

Гиены оказались неподатливы, злобны и тупы. Как ни старались натолкнуть их на то или иное движение, не поднимали они: хлыста боялись, а мясо охотно пожирали, но нужного движения не делали. Лишь научились на тумбе сидеть да бегать по кругу.

Поведение гиен раздражало ассистента. Петухова… — Нет, Николай Павлович, — говорил он, — не будет из этих тупиц никакого толку. Только время напрасно теряем…

— Да, Ваня, работать с гиенами трудно, но надо вооружиться терпением. Чем терпеливее и добрее дрессировщик, тем доверчивее и понятливее животное,