В холоде и золоте. Ранние рассказы (1892-1901) - Леонид Николаевич Андреев

он предлагает во все тот же «Северный вестник». В то время журнал, где не так давно печатались Глеб Успенский, Чехов, Короленко, стал трибуной декадентов. И хотя рассуждения героев Андреева вполне можно назвать декадентскими, сюжет более чем реалистический.

Кстати, со слов самого писателя известно название и некоторые эпизоды его самого первого или второго (после «В холоде и золоте») рассказа «Обнаженная душа», написанного между сентябрем 1891 и сентябрем 1893 года.

«Сколько я разбираюсь теперь в явлениях, – приводит слова Андреева критик Александр Измайлов в книге „Литературный Олимп“ (1911), – это был характерно декадентский рассказ и – любопытно – написанный тогда, когда еще декадентство почти вовсе не заявляло себя ничем. Я помню, что здесь был изображен глубокий старик, достигший трагической способности читать в человеческих сердцах, так что для него не было ничего сокровенного ни в ком.

Разумеется, чем более эта обнаженная душа соприкасалась с людьми, тем трагичнее были ее впечатления, и, сколько помнится, этому человеку не осталось, в конце концов, ничего иного, как кончить самоубийством. Между прочим, помню подробность: этот старик видел человека, бросившегося под поезд. Ему отрезало голову. И вот, он видел то, что думает мозг в отрезанной голове.

Я отослал рассказ в „Северный вестник“, и помню письмо критика А.Волынского, которым он отказывал мне в помещении рукописи, ссылаясь на то, что это „слишком фантастично, слишком необычайно“, – что-то в этом роде».

Наталья Скороход в биографии Леонида Андреева в серии «ЖЗЛ» сожалеет:

«Увы, эти, отправленные в „Северный вестник“, ставший в 1890-е годы своеобразным „рупором символизма“, рассказы были отвергнуты или просто выброшены в корзину, что – на некоторое время – отучило автора иметь дело с фантастическими материями. Для меня же в этих неуютных сюжетах, как будто в капле животворящего бульона, растворены образы, которые через много лет возникнут на страницах Булгакова и Олеши. И как мне кажется, в самом вхождении Андреева в литературу была заключена коллизия. Ведь даже согласно законам земного тяготения – гораздо проще спускаться с неба на землю, чем, мучительно преодолевая притяжение, осуществлять „марш-бросок“ в противоположном направлении, что в будущем и проделал наш герой – Леонид Андреев».

Не соглашусь – неудачи не отучили его «иметь дело с фантастическими сюжетами». В конце 1897-го – начале 1898-го он работает над сказкой «Оро».

«…С легионами других злобных и мрачных демонов Оро восстал против власти. Огненными мечами архангелов мятежные духи были рассеяны по бесконечному пространству. С диким ревом и визгом уносились они, как бешеный поток, в непроглядный мрак бесконечности, где холодным светом мерцали отдаленные светила. И долго, смолкая, доносился до врат рая этот нечеловеческий, страшный визг».

Сказку (так Андреев сам определил это произведение) он принес в редакцию газеты «Курьер», которая печатала его судебные очерки. Принес не просто так, а после предложения редакции дать что-нибудь беллетристическое (было это то ли за месяц, то ли за полгода до «Баргамота и Гараськи»). Сказку прочитали и вернули.

Она осела в архиве «Московского вестника», куда Андреев отправился после отказа в публикации в «Курьере», и увидела свет в 1920 году. «В рассказе „Оро“… чувствуется уже будущий андреевский бунт и слышатся бутады самого Анатэмы», – вспоминал публикатор сказки, бывший заведующий редакцией «Московского вестника» Осип Волжанин.

«Оро» Андреев опубликованным не увидел, но очередная неудача не убила в нем живущего параллельно с реалистом, скажем так, не-реалиста. Вслед за этим произведением он пишет очень странные рассказы «Исповедь умирающего» и «Нас двое» (остались в рукописи); пройдет года три, и появятся в печати рассказы «Ложь» (который Лев Толстой посчитал «началом ложного рода»), «Стена», затем «Так было», «Жизнь человека»… Да, по сути, на протяжении всего творческого пути у Андреева будут чередоваться реалистические и не-реалистические произведения. Впрочем, почитатели реализма до сих пор считают его неправильным реалистом, а почитатели модернизма неправильным модернистом.

Казалось бы, после успеха «Баргамота и Гараськи» в апреле 1898-го, который был закреплен рассказами «Из жизни штабс-капитана Каблукова», «В Сабурове», «У окна», «Петька на даче», «Большой шлем», «Ангелочек», «Молчание» Андреев должен был поверить в себя, писать чуть ли не набело. На деле же требовательность его к себе только повышалась.

С апреля 1898-го по декабрь 1899-го были опубликованы шестнадцать рассказов (три из них, «Любовь, вера и надежда», «Случай» и «Памятник», не включенные Андреевым в собрание сочинений, представлены в этом сборнике), десять, сюжетно завершенных, остались в архиве писателя. Еще одиннадцать рассказов были брошены на стадии черновиков.

О чем они?

Автор предисловия находится в затруднительном положении: начнешь пересказывать сюжеты, и можно отбить у читателя желание знакомиться с оригиналами. Скажу так: в большинстве рассказов студенты, жажда любви, проститутки, жажда жизни, граничащая с желанием покончить с собой, водка, бедность, самопожертвование и эгоизм.

Позже Андреев вернется к некоторым сюжетам, с которыми, как показалось ему тогда, он не совладал. Например, рассказ «Мать» в 1916 году будет переработан в повесть «Жертва», мотив рассказа «Держите вора!» будет использован (в очень сокращенном виде) в рассказе 1901 года «Случай» (не путать с одноименным рассказом 1899-го), в рассказе 1902 года «Иностранец» использованы детали и персонажи наброска «После государственных экзаменов», мотив «Грошового человека» будет развит в написанном через год «Рассказе о Сергее Петровиче»…

Конечно, и «Жертва», и «Случай», и «Иностранец», и «Рассказ о Сергее Петровиче» в техническом плане совершеннее неопубликованных и недописанных предшественников. Но, как это часто бывает с опытными, набравшимися мастерства литераторами, в их произведениях становится меньше жизни, искренности. Они знают, что нужно, а что не нужно тащить в литературу, следят за композицией, динамикой, а искренность, непосредственность, в хорошем смысле безыскусность при этом вянут и блекнут.

С произведениями Леонида Андреева такое нередко происходило.

В этой книге можно увидеть будущего знаменитого писателя, который уже почувствовал свои темы, нащупал свой язык, свои типажи, но еще не научился правильно писать. И поэтому во многих рассказах немало того драгоценного сора, который мастер из своих произведений выметает.

О студентах Андреев писал на протяжении всей жизни. Но в рассказах 1897–1899 годов они по-настоящему живые, слышна их речь. Потому что писал он почти с натуры. Как и о юношеской любви, пьянстве, жителях Пушкарной улицы в Орле… Писать по памяти и с натуры – разные вещи.

Большинство произведений от третьего лица. При этом, даже не зная биографии автора, чувствуешь, что многие предельно автобиографичны, а персонажи списаны с реальных людей. Термина «автофикшн» в то время, конечно, не существовало, но направление такое было. И сам Андреев признавался: