Барнабо с Гор - Дино Буццати

Тем временем начинается праздник. Двое местных – из тех, которые прокладывали тропу к дому лесничих, – уже раздувают мехи аккордеонов, пусть гости пляшут. Все в сборе; пришли и мэр, и инспектор; звенит веселый смех. Переезд в новый дом – все равно что начало новой жизни.

До чего же лихо отплясывает Моло, кружа в танце дочь мэра. Выступает вперед и Бертон, раз-два-три, раз-два-три – смотрите-ка, он тоже умеет вальсировать: пожалуй, даже лучше остальных. Но почему Барнабо, такой молодой, стоит в стороне? Но вот и он подает руку девушке, и пара разделяет общее веселье. Внезапно аккордеоны смолкают.

Дель Колле сейчас сыграет что-то старинное, песню минувших лет, которых ему не забыть. Он взял аккордеон. Полуденный покой, в лучах солнца пестреют праздничные гирлянды; торжество только началось, впереди еще целый вечер.

Дель Колле начинает играть, все притихли и чутко слушают. Джованни Марден стоит рядом с Дель Колле, он улыбается и смотрит на пальцы своего капитана, которые встречаются с клавишами и движутся медленно, совсем медленно, но до чего прекрасную музыку пробуждают! Флажки на гирляндах перестали трепетать от ветра – он стих, потому что все молчат, когда льются старинные мелодии.

Браво, Дель Колле! Сколько у него пыла и задора. Ему пятьдесят шесть, это верно, но вы только послушайте, как он играет; и никогда не промахнется, стреляя со ста метров в бутылку. Аккордеон смолк, аплодисменты, восторженные возгласы. Солнце тем временем слегка склонилось к западу, но никто не заметил этого. Давайте спустимся в долину? Мэр и инспектор обещают угостить вином. Кто-то уже весело шагает вниз по дороге. И вот двинулись все. Погодите, а почему Дель Колле не пошел?

– Ступайте, ступайте, – отвечает он, – я догоню вас, только схожу в Дом Марденов за картами. Встретимся в Сан-Никола.

– Карты можно забрать и завтра. Давай с нами!

– Неужто вы и часу не можете подождать? Я ведь все равно приду. Это всем праздникам праздник.

Гости и лесничие ушли. Осталась лишь тишина, обнявшая все вокруг. Возвратился ветер и снова наполнил лес шорохами. «Чу… чу… чу…» – слышится вдалеке. Сейчас Дель Колле отправится в Дом Марденов. Дорога идет вниз, и это примерно час пути. Он запер новую дверь, выкрашенную зеленой краской. Осмотрелся вокруг, не спеша зашагал через луг. И у кромки леса постепенно растворился среди деревьев. Теперь в новом доме никого.

В глубине леса, где хозяева – ели и лиственницы, солнце робеет; еще немного, и оно закатится за Зеленую гору. С течением лет горы стали другими. В прежние времена в лесах жили крошечные существа вроде духов. Дель Колле видел их собственными глазами. Тонкие, невесомые, изумрудно-зеленые, точно луговые травы, – может быть, это они помешали строительству дороги? Ясно одно: ружейные выстрелы – сегодня один да завтра еще один, – суета рабочих, грохот орудий потревожили лесных духов, и те попрятались непонятно куда.

Дель Колле между тем пришел в старый дом; лес уже пропитался сумраком, густо-черным в переплетении ветвей. Дель Колле достает из кармана губную гармошку. Когда-то она славно делала свою работу. Духам нравились старинные мелодии, и когда опускался вечер, стоило только немного поиграть, как они показывались среди деревьев.

Дель Колле все играет, играет; село солнце. Слышится хруст – обломилась и упала ветка, коснувшись сухих, совсем истончившихся листьев, которые ковром устилают землю. Шорох. Неужто вернулись духи – те самые, невесомые, точно воздух, зеленолицые, не способные обидеть ни одно существо? Дель Колле чувствует, что в эти мгновения все совсем как во времена его юности. Дом Марденов в темноте кажется крепким и ладным, лес спокоен, раскрываются вечерние ароматы. Правда, тогда у Дель Колле не было ни бороды, ни вздувшихся вен, ни такого тяжелого дыхания. Он носил вышитую куртку, и у него, как у остальных, была любимая девушка – там, внизу, в Сан-Никола. На деревенских праздниках они пели вместе и, счастливые, ночь напролет бродили по долине.

Ветер качнул макушки елей, над поляной пронеслось едва уловимое бормотание. Что, если духи и правда испугались и покинули эти края? Навалилась тяжелая, грузная тишина, какую Дель Колле никогда еще не слышал в лесу. Насторожившись, он чует вдалеке шаги, вместе с которыми доносятся людские голоса. Лучше, пожалуй, спрятаться за деревом и затаиться. Сквозь плотный мрак старый лесничий видит, как из ельника появляются двое, у них ружья. Между ними какой-то разговор, но слов не различить. Один из незнакомцев подходит к дому и пробует открыть дверь. Значит, вот они, проклятые.

Дверь заперта, и он пытается выбить ее ногой. «Сейчас ты у меня попляшешь», – думает про себя Дель Колле, сердце у него гулко стучит. Он выходит из-за дерева и бесшумно крадется по траве. Один из проходимцев замечает его и, метнувшись в сторону чащи, кричит своему сообщнику:

– Берегись, нас накрыли!

Но Дель Колле уже схватил того за плечи, повалил на землю и придавил шею.

– Попался, жалкий вор! – произносит он, тяжело дыша, однако держит неприятеля по-прежнему крепко.

Ружейный выстрел. Между деревьями вспыхнула и погасла искра; эхо летит далеко, пахнет порохом. Дель Колле ранен в плечо; он падает. В горле клокочет кровь. Грабитель, чувствуя, что хватка лесничего ослабла, вскакивает, бежит прочь и исчезает в чаще. Дель Колле понимает, что кричать бесполезно: никто не услышит. Плечо горит от боли; лежа с открытыми глазами на сырой траве, он сознает, что в горле кипит кровь.

Убийцы скрылись. Дель Колле слышит, как лес снова забормотал и ветер – спокойный, мерный – наполнил собой пространство тишины. Где-то далеко внизу, в долине, его товарищи танцуют в широких конусах фонарного света; они танцуют, позабыв о Дель Колле. Впрочем, он уже стар, и его место среди стариков – лиственниц и гор. Он ранен подло, бесчестно, и теперь его кровь поит землю.

4

Они все ищут и ищут его; найти Дель Колле нужно непременно. Он сказал, что пойдет в Дом Марденов. Они обнаружат его утром на солнечном лугу уже мертвого. Барнабо пришел туда первым и, еще не успев приблизиться, понял, что капитан умер. Именно такую смерть и должен был встретить Дель Колле – здесь, возле дома; вместе с ним ушли все его рассказы и истории, пестрые, разноликие. Барнабо с щемящим сердцем смотрит на худую крышу старого