Голова сахара. Сербская классическая сатира и юмор - Йован Стерия Попович

Видя, что капитану брак тоже представляется сомнительным, он решил поскорей с этим делом покончить, позвал сестру и заговорил обиняками.

Но старый капитан перебил его:

— Я пришел просить вас стать супругой моего сына. Правда ли, что вы дали друг другу слово?

Девушка побледнела, но подтвердила.

— Правда ли, что вы перейдете в нашу веру?

Девушка опустила голову перед ошеломленным братом.

— Прошу вас, скажите «да» или «нет» — и делу конец! — торопил капитан.

— Что? Как? — начал было растерянно чиновник.

— Извините, но мой сын уверял меня, будто они и об этом договорились, иначе меня бы здесь не было… Итак, милая барышня, скажите одно слово: станете ли вы моей снохой или нет?

— Да! — едва выговорила девушка.

— Что? Как? Перейдешь в…

— Простите, простите, — снова прервал его моряк, не скрывая улыбки, — о том, что они себе втемяшили в голову, узнаете после, а сейчас ясно одно — девушка согласна и готова переменить веру. Значит, через несколько дней дадите мне ответ. До свидания! — И, не дав чиновнику вымолвить слово, пожал ему руку и весьма довольный удалился.

В Розопеке словно бомба разорвалась.

Ибо, несмотря на все старания скрыть дело, — чиновник еще надеялся, что сестра передумает, — синьора Тереза узнала о тайне в тот же день и отправилась из дома в дом удивлять людей. Может быть, ей нарочно «донес» кто-нибудь из родственников жениха или вообще из «греков», чтобы она об этом разболтала.

Вот бомба и разорвалась.

— Что? Выйти за грека? Перейти в ихнюю веру! Неслыханно! Невозможно! Стыд! Позор!

— Что «неслыханно»? Что «невозможно»? Чем ваша вера лучше нашей? Вам позор!.. — возражали православные.

И распря достигла таких размеров, что в Розопеке все пошло кувырком.

Несчастный чиновник оказался между молотом и наковальней. Он сообщил в канцелярию, что болен, но затворить дверь перед каноником, посетившим его на следующий же день после малой мессы, не мог. За каноником увязалась гурьба женщин во главе с Терезой. Женщины столпились перед домом чиновника. Ждали долго. Наконец толстый каноник вышел красный как рак и, потупив взор, прошел мимо женщин, махнув руками. Все поняли, что это значит. И в то же время восприняли этот жест как призывный клич ко всему католическому Розопеку.

На третий день капеллан уехал в уездный город. Стало известно, что он повез епископу подробное донесение о неслыханном происшествии. Рассказывали также, будто девушка твердо заявила в присутствии каноника, что не изменит своего решения.

Капеллан вернулся, и в город уехал чиновник. Предполагали, что также к епископу, однако, вернувшись, он сообщил, что переведен в Истрию, и стал собираться в дорогу.

Между тем прибыло епископское послание ко всем правоверным католикам с приказом читать «новены» (особые вечерние молитвы) во спасение заблудшей души, которая стоит на пороге вечной гибели. Капеллан огласил послание после мессы, а каноник сопроводил его несколькими напутственными словами. А в то же самое время православный священник поучал свою паству, какими порою неисповедимыми путями пользуется бог, чтобы обратить заблудшую овцу в истинную веру; советовал отцам семейств тщательно выбирать невест для сыновей, однако иноверку, пожелавшую перейти в лоно православия, следует принять даже радушнее, чем единоверку, и т. д.

Наставления духовных отцов действовали на оба лагеря, словно масло на огонь. Они ускорили отъезд чиновника, который оставил сестру у одной из теток жениха. В доме этой тетки состоялось обручение, а спустя три недели девушку повели прямо в церковь святого Николы, — можете себе представить, под какой гвалт…

Много времени потребовалось, чтобы в Розопеке воцарилось прежнее спокойствие.

Другое происшествие оказалось менее веселым.

В крепости покончил с собой офицер.

Несмотря на письменные свидетельства врачей, что несчастный поднял на себя руку в припадке внезапного безумия, католическое духовенство и слышать не хотело о проводах и отпевании. Возмущенные друзья покойного не знали, что делать, так как военного священника не было даже в уездном городе. Обратились к епископу, но тщетно. Между Розопеком и Веной заработал телеграф. Наконец из Чехии пришла длинная депеша от родственников офицера настоятелю православной церкви. Родные просили его отпеть покойного.

Протоиерей тотчас согласился и немедля отправил родственникам еще более длинную депешу с утешением.

Подобной развязки никто не ожидал, и весь Розопек в чрезвычайном волнении ждал, чем это кончится. Не шутка, слуга императора и вдобавок католик, а хоронят, как нехристя! Даже пришлая верхушка ворчала на своих упрямых священников.

И состоялось такое погребение, какого Розопек не помнил!

Протоиерей с иереем и еще шестью священниками из ближайших сел шествовали, между двумя шеренгами школяров, впереди; за гробом шел весь офицерский состав; за ними — все морские капитаны; за капитанами — две шеренги барабанщиков и почти весь крепостной гарнизон; за солдатами — прочие розопекские старожилы. Когда умолкла похоронная трель перевязанных крепом барабанов, все (кроме солдат) дружно, во всю мочь, запели «Святый боже». И так попеременно. Процессия прошла по всем улицам, где обычно проходили литии. А так как дом каноника стоял на перекрестке, протоиерей остановил шествие на углу и завел поминальные подлиннее иной панихиды.

Никто до сих пор и подумать не смел, что такое может случиться.

Чувствовалось, что приближаются предсказанные в Апокалипсисе «последние времена».

Огромной империи дарована была конституция{22}, взволновались и зарукоплескали народы, но волны радости не докатились до Розопека, не достиг туда и шум рукоплесканий.

В Розопеке о конституции говорили мало. Люди постарше и поученее толковали, будто это всего лишь новый порядок избрания людей, которые будут сочинять законы. Розопек тоже выберет человека, и он поедет со всеми остальными в Вену писать законы. И не все ли равно, будут ли это делать те, кто раньше делал, или другие! А если и придется кого выбирать, то выберут синьора судью, кого же больше!..

Таким образом, в Розопеке конституция не была вестником каких-либо перемен. Этот вестник появился во всей империи осенью; тот же, который провозгласил наступление новой эры в Розопеке, прибыл только весной.

В одно весеннее утро, в первый год конституции, перед розопекской кафаной показался чужеземец странного вида. Представьте себе Бахуса в одежде XIX века! Подлинное Бахусово лицо, откормленное, веселое, под стать ему и остальные части тела. Было ему лет сорок пять. На нем новый костюм пепельного цвета, на голове мягкая широкополая шляпа. Судя по массивному золотому перстню на указательном пальце и золотой цепочке, обвивавшей шею и спускавшейся пониже широкой груди, иностранец был богат.

Он постучал кольцом по мраморному столику.

— Сейчас! — отозвался Бепо, отрывая глаза от книги счетов. — Мандалина! Кофе синьору судье!

— Мальчик, кофе синьору судье! — повторила Мандалина; мальчик подал ей кофе, она