Луи Селин - Путешествие на край ночи

Часам к пяти дня военные с ворчанием собирались за аперитивами, которые подорожали как раз перед моим приездом. Делегация потребителей собиралась отправиться к губернатору с просьбой запретить содержателям бистро произвольное повышение цен на черносмородинную и полынную. Послушать иных завсегдатаев, так лед — главная причина возросших трудностей нашей цивилизации. Употребление льда в колониях, бесспорно, явилось толчком к моральному упадку колонизаторов. Привыкнув к охлажденному аперитиву, они разучились побеждать климат исключительно своей стойкостью. Заметим мимоходом, что Федербы, Стенли, Маршаны[33] были куда более высокого мнения о пиве, вине и теплой мутной воде, которыми они в течение многих лет безропотно утоляли жажду. В этом вся беда. Вот так государство и теряет колонии.

Я узнал еще многое в тени пальм, доверху налитых соками и создающих своим буйным цветением вдоль улиц контраст убогим домишкам. Только это неслыханное изобилие зелени препятствовало полному сходству местности с какой-нибудь Гаренн-Безанс[34].

С наступлением ночи среди туч деловитых москитов, нагруженных желтой лихорадкой, на охоту за клиентами высыпали туземки. А благодаря наличию в городе суданского элемента, предлагавшего прохожим все, что у него имелось лучшего под набедренной повязкой, можно было по очень сходной цене нанять на час-другой целое семейство. Я с удовольствием почередовал бы оба пола, но мне пришлось первым делом отправиться на поиски места, где я мог бы рассчитывать на получение работы.

Меня заверили, что директор компании «Сранодан Малого Конго» ищет служащего из новичков для фактории в джунглях. Я без промедления отправился к нему и предложил свои пока что некомпетентные, но ревностные услуги. Прием он мне оказал не слишком восторженный. Этот маньяк — все следует называть своими именами — жил неподалеку от губернатора, в доме на сваях, прикрытых соломенными матами, но очень просторном. Даже не глянув на меня, директор задал мне несколько вопросов о моем прошлом и, в известной мере успокоенный моими простодушными ответами, заговорил с уже более снисходительным презрением. Сесть, однако, все еще не предложил.

— Судя по вашим бумагам, вы несколько знакомы с медициной? — осведомился он.

Я подтвердил, что действительно некоторое время занимался ею.

— Это вам пригодится, — сказал он. — Виски хотите?

— Я не пью.

— Курите.

Я опять отказался. Такая воздержанность удивила его. Он даже сделал недовольную гримасу.

— Не люблю служащих, которые не пьют и не курят. Вы случаем не педераст? Нет? Тем хуже! Гомики воруют меньше, привязываются сильнее. Конечно, — поправился он, — я имею в виду педерастов в целом. Мне кажется, что они отличаются этими достоинствами. Может быть, вы убедите нас в противном… Что, жарко? — добавил он. — Привыкайте. Придется привыкнуть… Ну, как ехалось?

— Малоприятно, — сознался я.

— Ну, милейший, вы еще ничего не видели. Вот поживете годик в Бикомимбо, куда я посылаю вас на замену этому жулику, тогда не то запоете.

Его негритянка, сидевшая на корточках у стола, занималась своими ногами, ковыряя в них щепкой.

— Пошла отсюда, бочка! — крикнул ей хозяин. — Сбегай позови боя. И принеси льду.

Бой появился не слишком быстро. Раздраженный директор вскочил, как подброшенный пружиной, и встретил слугу парой оглушительных пощечин и двумя ударами в низ живота, от которых так и пошел гул.

— Они меня в гроб вгонят! — со вздохом предсказал директор и вновь упал в кресло, покрытое желтым полотном, измятым и засаленным.

— Послушайте, старина, — промолвил он неожиданно с милой фамильярностью, словно только что произведенная экзекуция на время принесла ему облегчение, — передайте мне хлыст и хинин. Вон они на столе. Мне не следовало так распускаться. Глупо давать себе волю.

Дом его высился над речным портом, поблескивавшим внизу сквозь такую густую и плотную пыль, что хаотический шум работ различался отчетливей, чем сам порт в его деталях. На берегу, подгоняемые бичами, вкалывали вереницы негров, разгружавших трюм за трюмом никогда не пустеющих пароходов; они цепочкой карабкались по хрупким дрожащим сходням, неся на головах большие корзины с грузом, сохраняя равновесие под ругань надсмотрщиков и смахивая на муравьев в вертикальном положении.

Их колонны, как неровно перебираемые четки, двигались взад и вперед в алом тумане. У иных из этих работающих фигур на спине виднелся черный бугорок: это были матери, кроме мешков с пальмовой капустой тащившие дополнительную тяжесть — ребенка. Интересно, способны ли муравьи вот так надрываться?

— Не кажется ли вам, что здесь всегда воскресенье? — опять шутливо заговорил директор. — Весело! Светло! Бабы сплошь нагишом. Заметили? И недурные бабы, верно? Забавно после Парижа-то, а? А мы всегда в белом! Как на морском курорте. Хорошо ведь? Все равно что после первого причастия. Здесь всегда праздник, уверяю вас. Настоящее Пятнадцатое августа[35]. И так — до самой Сахары. Подумать только!

Тут он замолчал, вздохнул, что-то буркнул, несколько раз повторил: «Дерьмо», утерся и продолжал:

— Там, куда вас пошлет Компания, — сплошной лес, место сырое. Это в десяти днях езды отсюда. Сперва по морю. Потом по реке. Река совсем красная, сами увидите. На другой стороне — испанцы… Заметьте, тот, кого вы смените на фактории, изрядная сволочь. Между нами говоря, конечно. Истребовать с этого говноеда отчеты просто невозможно. Ну никак! Я шлю ему напоминание за напоминанием. Когда человек предоставлен сам себе, он долго честным не останется. Вот увидите. Сами убедитесь. Он пишет нам, что болен. Чушь! Что значит болен? Я тоже болен. Все больны. Вы тоже заболеете, и к тому же скоро. Болезнь — не причина. Плевал я на его болезнь. Интересы Компании — превыше всего. Прибыв на место, первым делом проведите инвентаризацию. Продовольствия в фактории — на три месяца, товару — минимум на год. Вам всего хватит. Главное, не пускайтесь в дорогу ночью. Будьте осторожны! Негры, которых он пошлет за вами к морю, запросто вас утопят. Он наверняка их на это натаскал. Они — негодяи под стать ему. Уверен в этом. Он наверняка шепнул им пару слов насчет вас. Здесь это случается. Перед отъездом захватите также хинин, свой хинин. Он вполне способен подсыпать чего-нибудь в лекарство.

Директору наскучило давать мне советы, он встал и попрощался со мной. Крыша из рифленого железа над нами весила, казалось, тысячи две тонн, самое меньшее. Она концентрировала над нами всю жару. Нас обоих прямо-таки разламывало от этого. Хоть ложись и помирай. — Пожалуй, не стоит нам еще раз встречаться до вашего отъезда, Бардамю, — добавил директор. — Здесь каждый шаг выматывает. Впрочем, я, может, и зайду на склады проследить за вашим отъездом… Когда прибудете, вам туда напишут. Почта ходит отсюда раз в месяц. Ну, удачи!

И, пряча лицо в тени шлема, он уткнулся носом в китель. Сзади я отчетливо различил жилы шеи, вздувшиеся на два пальца под затылком. Он еще раз обернулся.

— Передайте этому засранцу, чтобы он немедленно возвращался. Мне надо перемолвиться с ним парой слов. Пусть не мешкает по дороге. Главное, чтобы он, падаль, не загнулся в пути. Это было бы очень досадно. Очень. Ах он дерьмо вонючее!

Один из его негров шел впереди меня с большим фонарем: он должен был отвести меня туда, где мне предстояло квартировать до отправки в это обетованное миленькое Бикомимбо.

Мы шли по аллеям мимо людей, вышедших на прогулку после захода солнца. Повсюду царила ночь, пробитая ударами гонгов, прорезанная краткими и бессвязными, как икота, песнями, огромная, черная ночь тропиков, сердце которой — тамтам — билось слишком громко и учащенно.

Мой юный босоногий проводник ловко скользил вперед. Среди кустов, наверно, полно было белых: оттуда доносились их легко узнаваемые голоса — агрессивные, неестественные. Вокруг безостановочно кувыркались летучие мыши, бороздя рои мошкары, слетавшейся на наш огонек. Под каждым листиком на деревьях таился сверчок — такой оглушительный треск доносился оттуда.

У перекрестка, на чуть заметном пригорке, нас остановила кучка туземных стрелков, которые спорили вокруг опущенного на землю гроба, прикрытого широким трехцветным знаменем в складках.

Это был мертвец из больницы, которого они не знали где похоронить. Инструкции были даны им самые расплывчатые. Одни хотели закопать его на поле внизу, другие — наверху, где на берегу тоже было отгороженное место. Им надо было договориться. Мы с боем тут же вмешались в перебранку, подавая свои советы.

Наконец носильщики предпочли нижнее кладбище верхнему: под гору идти было легче. Повстречали мы также на дороге трех белых юнцов из породы тех, кто в Европе сходится на воскресные матчи регби, страстных, скандальных и бледных болельщиков. Здесь они, как и я, состояли на службе у компании «Сранодан» и любезно указали мне дорогу к недостроенному дому, где временно была поставлена моя походная раскладушка.