Агата Кристи - Пропавшая весной

Какое потрясение!

Однажды Джоанна вынула из почтового ящика конверт с неразборчивым адресом. Она вскрыла письмо, даже не подозревая о его содержании. Написанное каракулями, явно безграмотной рукой, оно, скорее всего, пришло от кого-нибудь из ее бесчисленных подопечных пенсионеров, которые получают пособие в их благотворительном фонде.

Она начала читать кривые строки, с трудом вникая в их содержание.

«В этим письме я хочу сообщить вам о том, как выпендривается ваша старшая дочь перед доктором в больнице и как она липнет к нему. Она совсем потеряла всякий стыд и чуть ли не при всех целуется с ним в больничном парке. Это надо прекратить».

Джоанна посмотрела на грязно-серую, покрытую неровными каракулями страницу с нескрываемым отвращением.

Что за гадость! Что за гнусная сплетня!

Ей уже приходилось слышать об анонимных письмах, но сама она получила такое впервые. В самом деле, прочитав лишь одну строку из такого письма, уже можно заболеть!

«Ваша старшая дочь…» Это Эверил, что ли? Ее спокойная, послушная, благовоспитанная Эверил?

«Выпендривается (Господи, слово-то какое!) перед доктором».

Это перед доктором Каргиллом, что ли? Перед этим замечательным, достойным уважения специалистом, который достиг значительных успехов в исследовании причин туберкулезной инфекции, который по крайней мере на двадцать лет старше Эверил, у которого есть жена, милая, прелестная женщина, к тому же инвалид…

Какая гадость! Какая отвратительная гадость!

Джоанна отшвырнула письмо, не в силах сдержать отвращения.

В эту минуту в гостиную вошла сама Эверил и спросила в своей обычной сдержанно-любопытной манере:

– Что-то случилось, мама?

Джоанна в приступе возмущения не нашла в себе сил ответить дочери и лишь трясущейся рукой указала на зловещее письмо.

– Меня расстроила эта гнусная писанина, – наконец произнесла она дрожащим голосом. – Но, думаю, тебе лучше не читать ее вовсе, Эверил. Там написана такая гадость!

Эверил в удивлении подняла брови.

– В этом письме?

– Да.

– Обо мне?

– Тебе лучше не читать его, моя дорогая.

Но Эверил быстро подошла к столу и взяла грязно-серый лист бумаги.

Минуту или две она читала кривые строки, затем положила обратно на стол.

– Да, мама, там написаны не очень приятные, вещи, – произнесла наконец она задумчивым, отстраненным голосом.

– Не очень приятные? Да это самая настоящая гадость, моя дорогая! Отвратительная гадость! За такую ложь надо наказывать, надо судить за это!

– Да, письмо в самом деле глупое. Но это не ложь.

Земля вдруг словно ушла из-под ног Джоанны, и комната со стенами и потолком вдруг перевернулась переднею.

– Как не ложь? Что ты имеешь в виду? Что это значит? – проговорила она дрожащим шепотом.

– Не надо так волноваться, мамочка, – самым спокойным тоном сказала Эверил. – Мне очень, жаль, что ты узнала все из этого гнусного письма. Но, рано или поздно, ты все равно бы узнала об этом.

– Ты хочешь сказать, что все это правда? Что ты и доктор Каргилл…

– Да, мамочка, – кивнула Эверил.

– Но это же безнравственно! Это ужасно! – сдавленным голосом воскликнула Джоанна, хватаясь рукой за сердце. – Мужчина такого почтенного возраста, да еще женатый… и ты, молодая девушка, которой не исполнилось еще и…

– Перестань, мама! – резко оборвала ее Эверил. – Не надо делать из банальной житейской ситуации деревенскую мелодраму. Ничего страшного в этом нет. Все это складывалось постепенно. Жена Руперта инвалид, ты это знаешь сама. Она вот уже много лет не встает с постели. Мы с доктором… Мы просто помогаем друг другу как можем. Вот и все.

– И все? Да, в самом деле! – воскликнула Джоанна, наконец в полной мере овладевшая собой и своим голосом.

Она вылила на дочь поток самых гневных упреков, в ответ на которые Эверил лишь презрительно усмехалась и пожимала плечами. Буря, разразившаяся над нею, как видно, совсем не страшила девушку. Наконец, когда гнев Джоанны иссяк и она умолкла, утомленная и разбитая, Эверил подошла и положила ей руки на плечи.

– Мамочка, я очень хорошо понимаю твои чувства, – со вздохом сказала она. – Даже скажу, что я и сама бы ощущала то же самое, будь я на твоем месте. Впрочем, от кое-чего из того, что ты тут мне наговорила, я бы все-таки воздержалась. Но мы не можем противостоять свершившимся фактам. Руперт и я нужны друг другу. Мы хотим быть вместе. И хоть я очень сожалею, что эта новость так неприятно поразила тебя, но действительно не понимаю, какое отношение это имеет к тебе? И потом, что ты можешь поделать?

– Какое отношение ко мне? Да ты понимаешь, что ты моя дочь? Я сегодня же все расскажу отцу!

– Бедный папочка. Ты в самом деле решила расстроить его?

– Обязательно! Уж он-то найдет способ тебя приструнить!

– Он тоже ничего не сможет поделать. Эта новость просто очень его расстроит и, может быть, надолго выбьет на колеи. А ведь ему нужно беречь нервы для работы, не забывай об этом.

Джоанна, немного отдохнувшая, с новой силой обрушила на дочь поток упреков, но Эверил так и осталась невозмутима и непреклонна среди бушующей над нею бури материнского гнева.

Вечером Джоанна все рассказала Родни.

– Я не в силах отделаться от ощущения, что это у нее просто поза, демонстрация своего «я». Не может быть, чтобы Эверил в самом деле питала к нему столь сильное чувство!

Родни покачал головой.

– Ты ее не понимаешь, – сказал он. – У Эверил чувственности гораздо меньше, нежели рассудочности и сердечности. Если она полюбит, то полюбит сильно и глубоко, и тогда я сомневаюсь, чтобы она вообще отказалась от своего чувства.

– Ох, Родни, я думаю, что все это чепуха! В конце концов, я лучше тебя знаю нашу Эверил. Все-таки я – ее мать.

– Это еще не значит, что тебе известны все тайные закоулки ее души, дорогая. Эверил всегда скрывала от нас свои намерения, но не в силу необходимости, а повинуясь собственному выбору. Глубоко чувствуя и переживая, она тем не менее почти не выражает своих чувств в словах, ты заметила?

– Для меня это слишком глубокомысленно, Родни.

– Дорогая, поверь мне, что дело обстоит именно так, – медленно проговорил Родни, глядя жене прямо в глаза. – В этом состоит ее настоящий характер, и с ним надо считаться.

– Мне кажется, Родни, что ты преувеличиваешь сложность проблемы. Все это не что иное, как простое желание школьницы немножко пококетничать со взрослым мужчиной. Она просто обольщает себя несбыточными надеждами и дает волю своему воображению…

– Джоанна, дорогая моя! – резко оборвал ее Родни. – Я вижу, разуверять тебя совершенно бесполезно. Поверь мне, у нашей Эверил серьезное чувство к доктору Каргиллу, очень серьезное!

– Тогда с его стороны это просто свинство! Настоящее свинство!

– Да, именно так у нас в городке и скажут обо всем этом, когда дело получит огласку. Но попробуй поставить себя на его место! Жена – инвалид, а рядом – юная, красивая девушка, чье щедрое сердце полно страсти и благодарности, если получает от него хоть редкие знаки внимания.

– Да она моложе его на целых двадцать лет! – воскликнула Джоанна.

– Да, я знаю об этом, Будь он моложе лет на десять, и искушение для него было бы не столь сильным, я согласен.

– Нет, он просто мерзкий, очень мерзкий человек!

Родни вздохнул.

– Он не мерзкий, дорогая. Он просто человек. Он прекрасный и очень достойный человек, который глубоко предан своей профессии. Он человек, которой выполнил огромную научную работу, выдающуюся по своему значению. Между прочим, он всегда неизменно добр и ласков со своей больной женой.

– Тебя послушать, так он – самый настоящий святой! – проворчала Джоанна.

– Нет, до святого ему, я думаю, далеко. Да и у большинства святых тоже были свои страсти и слабости, дорогая. Святые редко бывали бескровными, бесчувственными существами. Ты и сама это знаешь. Нет, доктор Каргилл обыкновенный человек. Обычный нормальный человек, который способен и любить, и страдать. Который, мне кажется, способен даже разрушить собственную жизнь и свести на нет все свои жизненные достижения. И все это из-за страсти. Поверь мне, он очень зависим.

– Зависим от кого? – не поняла Джоанна.

– От нашей дочери, от Эверил, дорогая, – медленно проговорил Родни. – Так что теперь все решает она. Впрочем, она все и решит, причем в той мере, насколько ей хватит душевной силы и дальновидности.

– Нет, Родни, извини, но я этого не понимаю, – энергично начала Джоанна. – Я считаю, что мы должны немедленно отправить ее куда-нибудь подальше отсюда, в какой-нибудь круиз. Например, в Скандинавию или на греческие острова. Словом, куда-нибудь подальше и на продолжительное время.

Родни усмехнулся.

– Ты имеешь в виду выход, который нашли родители твоей школьной подруги Бланш Хаггард для своей дочери? Как ты сама помнишь, успеха эти меры не принесли.