Юрий Рытхэу - Сон в начале тумана

Выйдя на морской простор, подняли парус, и байдара пошла ходко, с шумом рассекая воду носом.

По правому борту высились скалистые берега чукотской земли с заплатками нерастаявшего снега. Кое-где море вплотную подступило к берегу, начисто поглотив недавно казавшийся нерушимым ледовый припай.

Охотники негромко переговаривались между собой. Орво рассказывал Джону о моржах:

— Морж для нашего народа — все. Он дает пищу и жир для жирников, кормит собак всю зиму. Кожей моржовой мы покрываем яранги, обтягиваем байдары. Вот эти толстые ремни тоже из нее. Плащи шьем из кишок, а в старину, когда чукчи не знали железа, из бивней мастерили наконечники к копьям и стрелам. Высушенный моржовый желудок натягивали на бубен, хорошая, туго натянутая кожа так гремит, что воздух качается, а человеческий голос ударяется о поверхность бубна, усиливается и разносится далеко…

Охотимся мы так. Когда моржи спят на льдинах, то надо подходить тихо, чтобы не спугнуть. Лучше всего, когда дует несильный ветер, чтобы можно на парусе подплыть. Сон у моржа чуткий, и он может издали услышать даже легкий всплеск весла. Подходим ровно так, чтобы наверняка насмерть поразить зверя. Иначе уйдет, свалится в воду. Стрелять надо под левую лопатку, прямо в сердце. А голова у моржа крепкая, не всегда пуля берет ее… На плавающего так идем. Носовой или я смотрим вокруг. Как завидим стадо или одинокою — бросаемся за ним на всех веслах и парусах. Морж — зверь ходкий, иной раз его трудно догнать. Стрелки стоят и ловят его на прицел. Тут выбирать не приходится — над водой только голова. Раненый уже не так быстро уходит. Тогда байдара подплывает, и охотник кидает в него гарпун… Вот так.

— Гарпунить я не смогу — значит, мне остается быть стрелком, — заключил Джон.

— Ты верно меня понял, — улыбнулся Орво.

На исходе первого дня сделали привал на песчаной косе. Сварили убитую по пути нерпу и, поев как следует, завалились вповалку в тесной палатке.

Джон проснулся рано и, пока товарищи спали, обошел косу. Его поразило обилие плавника. Здесь были обломки досок, огромные бревна, части обшивки кораблей со следами медных заклепок.

Вернувшись к палатке, Джон радостно сообщил Орво:

— Здесь столько лесу, что можно построить настоящий большой дом!

— Кончим охоту на моржа, привезем тебе столько бревен, сколько надо, — ответил Орво. — Строй себе дом, какой тебе нравится.

— Отличная мысль! — воскликнул Джон.

Попутный ветер гнал байдару на восток. То и дело в воде показывались черные круглые нерпичьи головы, но никто не стрелял: берегли патроны для главного зверя — моржа. Орво попросил у Джона листочек бумаги, карандаш и довольно точно нарисовал береговую линию от Энмына до Берингова пролива.

— Мы прошли вот эти мысы, — показывал Орво с видом учителя географии. — К вечеру прибудем в Инчовин, а там уже рукой подать до Ирвытгыра…

— Корабль! — крикнул носовой.

Из-за скалистого мыса медленно выплывал большой корабль. У него не было парусов. Из большой трубы валил черный дым. Орво схватился за бинокль и долго молча всматривался в судно. Джону не терпелось взглянуть на корабль, но не хотелось обнаруживать перед Орво свое нетерпение.

— По-моему, это не американское судно, — медленно произнес Орво, передавая бинокль Джону.

Это было паровое судно со специальными ледовыми обводами по ватерлинии. На носу можно было различить в бинокль его название, но Джон никак не мог прочитать его, пока не догадался, что буквы русские. Чуть ниже их уже латинскими литерами было выведено: «Vaigach».

— Это русское судно, — сказал Джон, возвращая бинокль Орво.

Он не чувствовал никакого волнения и сам дивился своему спокойствию. С каким-то безразличием он подумал о том, что, случись это некоторое время назад, его радости не было бы предела: ведь появление судна означало бы для него возвращение в привычный, так называемый цивилизованный мир.

Уже можно было различить на капитанском мостике фигурки людей, приставивших к глазам бинокли и подзорные трубы. Они разглядывали байдару с не меньшим любопытством, чем чукчи — судно. «Вайгач» лег в дрейф. Русские махали руками, подзывая к судну байдару. Орзо повернул рулевое весло. С борта «Вайгача» спустили веревочный трап. Орво ловко поймал конец его и полез на корабль, бросив Джону:

— Иди за мной.

С трудом поднявшись по ускользающему веревочному трапу, Джон ступил на палубу и поздоровался:

— Еттык!

— Етти, — улыбнулся чукча из команды корабля, очевидно служивший переводчиком и проводником.

Старший офицер «Вайгача», пристально вглядываясь в Джона, сказал рядом стоящему мичману:

— По-моему, он беловат для чукчи.

— Мне тоже так кажется, — согласился мичман и прибавил: — У прибрежных чукчей и эскимосов нередки совсем белесые. Ведь какие только корабли не заходят в чукотские стойбища! Блондин — это еще не так удивительно. Говорят, возле залива Святого Лаврентия есть селение, где жители — сплошь потомки негров!

— Начальник Русской географической экспедиции хочет знать ледовую обстановку до мыса Биллингса, — переводчик обратился к Орво.

— Могу показать на карте, — вежливо ответил Орво.

В капитанской рубке на стене висела большая гидрографическая карта северо-восточного побережья азиатского материка. Орво подали указку, и он коротко и толково показал скопления льдов и даже дал прогноз ледовой обстановки.

Капитан был доволен и велел подать Орво чарку водки.

— Отчего такой светлый твой товарищ? — спросил у Орво переводчик.

— Он белый, — коротко ответил Орво, осторожно принимая чарку, наполненную до краев огненной жидкостью.

— Что вы говорите! — удивился переводчик и перевел слова Орво капитану.

Тот на хорошем английском языке обратился к Джону с вопросом, кто он такой и откуда.

— Мое имя Джон Макленнан. Я живу в селении Экмын. Там находится и моя семья. Сам я родом из Порт-Хоупа, из провинции Онтарио в Канаде, — учтиво ответил Джон.

— Извините нас, что мы не оказали вам достойного приема. Мы это немедленно исправим, — смущенно произнес капитан и отдал какое-то приказание на русском языке.

— Благодарю вас, — Джон слегка наклонил голову. — Мы и не ожидали иного приема. Когда я служил на одном из канадских судов, наше отношение к аборигенам было нисколько не лучше. Чарка водки за ценные сведения — это достаточная награда для туземца. Не правда ли?

Джон еще раз поклонился и с высоко поднятой головой вышел на палубу.

Орво замешкался, но Джон не стал его дожидаться и с помощью товарищей, сидевших в байдаре, спустился по веревочному трапу.

Старик появился, увешанный подарками. Из накладного кармана камлейки торчала бутылка с дурной веселящей водой. Часть подарков, чтобы не растерять, он осторожно бросил с палубы и только потом полез по трапу.

Русские сгрудились у борта. Они что-то кричали, махали руками.

На мостике с рупором показался капитан. Направив черную пасть трубы на байдару, он прокричал на английском языке:

— Желаю вам, мистер Макленнан, счастливого путешествия и удачного промысла! Если зайдем в Энмын, передадим привет вашей семье. До встречи на обратном пути с острова Врангеля!

Джон в ответ помахал культей правой руки.

Охотники оттолкнулись от русского судна и подняли парус.

Кроме бутылки водки, русские дали Орво три связки черкасского листового табака, пять плиток чаю, великолепный нож из шеффильдской стали и набор граненых швейных игл. Орво порылся в глубинах своей кухлянки и извлек бутылку старого шотландского виски.

— Это капитан велел передать тебе, — сказал Орво, передавая Джону бутылку.

— Спасибо, — ответил Джон. — Но вся эта добыча принадлежит всем нам вместе! Не правда ли?

— Ты рассудил, как луоравэтльан![24] — с улыбкой произнес Орво и присоединил шотландское виски к остальным подаркам.

Инчовинцы сердечно встретили гостей из Энмына. Они хотели увести охотников в яранги, но Орво воспротивился и сказал, что останутся все ночевать в палатке.

— Ведь все ваши мужчины там, куда и мы направляемся, — лукаво пояснил Орво. — Как бы чего не случилось с вашими женщинами.

Действительно, в Инчовине оставались лишь старики и женщины. Поздно вечером, когда на берегу запылал костер, вокруг огня сгрудились гости и энмынцы. Пили заваренный до черноты чай, шотландское виски и водку. Щедро набитые русским табаком трубки не гасли. С непривычки все быстро захмелели. Кто порывался петь, а кто вел бесконечный разговор, путался в мыслях и словах.

У Джона кружилась голова, и все сидящие вокруг казались ему необыкновенно приятными. Он обнимал Орво и спрашивал:

— Скажи честно, когда ты беседовал с покойным Токо, ты ведь сам выдумывал ответы? Да?