Пэлем Вудхауз - Том 16. Фредди Виджен и другие

Перед главным входом отеля стоял ревностный служитель футов восьми ростом, да еще в парадной форме руританского[29] адмирала. Дело его состояло в том, чтобы встречать машину, распахивать дверь перед владельцем или нанимателем и помогать ему выйти. Сейчас орнаментальная фигура склонилась к подъехавшему такси.

Адмирал был не только высок, но и объемист, а потому заслонил на мгновение новоприбывшую пару. Вскоре, однако, она стала видна. Даму узнал бы каждый из многочисленнейших поклонников, основавших по миру клубы Эйлин Стокер. Терри со Стэнвудом, однако, узнали и ее спутника.

Майк Кардинел прошел мимо них, не глядя. Внимание его было сосредоточено на прекрасной спутнице. Задержавшись на секунду у вращающихся дверей, он бросил на нее взгляд, который лорд Шортлендс определил бы сразу.

Улица поплыла перед Терри, а заодно и потемнела. Из плотного тумана донеся вскрик, какой издают в агонии, когда же туман немного рассеялся, она оказалась одна.

Терри стояла на месте, бледная и прямая. Лондон шумел вокруг, но она его не замечала. «Дура! — говорила она себе. — Какая же ты дура!» Особа в очках и митенках удовлетворенно поддакивала.

— А, вот и ты! — сказал кто-то. — Я не опоздал? Заметно повеселевший граф вступил на тротуар обутыми в гетры ногами. Детская вера в погреб его клуба не подвела. Он был резв, даже слишком, и встреча с Аделой больше не пугала его. Смелость эту породило не только вино, но и внезапное озарение.

Если Терри, подумал он, выходит за Кардинела — а беседа в поезде явно свидетельствует об этом, — он запросто даст искомые двести фунтов.

У графа, как и у нищих, были свои правила, запрещавшие, к примеру, брать деньги у чужих. Знакомым опасность не грозила. Но если они собирались стать зятьями, их могла спасти разве что верхушка дерева — конечно, если они, в отличие от глупого Дезборо, имеют отдельный счет. Словом, дело в шляпе. Как тут не ликовать?

— Идем, — благодушно сказал он. Утреннее воздержание обострило его аппетит, и он радостно предвкушал, как отведает прославленных блюд. Терри не шевельнулась.

— Шорти, лучше не сюда!

— Что?

— Я тебя прошу!

— Ну, хорошо. В «Ритц»?

— Ладно.

— Такси! — крикнул граф, и адмирал кинулся ловить машину. — «Ритц», — прибавил он уже адмиралу.

Граф не поскупился. Адмирал снял шляпу. Шофер что-то завел, и машина тронулась.

— Терри, — сказал отец.

— Шорти, — сказала дочь в тот же самый миг.

— Да?

— Прости, ты что-то хотел сказать?

— После тебя, дорогая.

Такое великодушие приостановило ее. То, что она хотела сказать, могло огорчить отца. Майк ему явственно нравился.

— Понимаешь, — начала она, — я немного ошиблась. Это он понимал. Ошибок он наделал достаточно.

— Ошиблась?

— Да. Я не выйду за Майка.

— Не выйдешь?!

— Нет.

Графу показалось, что солнце фукнуло и погасло. В полной прострации он откинулся на спинку сиденья.

Глава XXI

Дворецкие, как и моллюски, умеют скрывать свои эмоции. Когда Мервин Спинк величаво подошел к телефону в кабинете хозяина, никто бы не догадался, что стервятник терзает его утробу. Шерлок Холмс, и тот не определил бы, что недавно он претерпел достаточно бурную беседу с леди Аделой. Конечно, бурным был не он; а сейчас, ровно в четыре часа пополудни, держался с обычным достоинством и превосходно владел голосом.

— Алло! — сказал он. — Это редакция «Кентиш Тайме»? Не окажете ли любезность… Кто выиграл в 3.30, в Кемтоне? Благодарю.

Он повесил трубку. По его лицу нельзя было определить, какую он услыхал новость. Покинув кабинет, он направился в холл, там всегда найдется дело — выбросить окурки, сложить аккуратно бумаги. Да, леди Адела вроде бы его выгнала и завтра он, по-видимому, уедет, но долг есть долг. Пока он здесь, девиз его — служение.

Обычно в четыре часа удавалось выкурить в холле с полдюжины сигарет из серебряной шкатулки, стоящей на центральном столике. Однако сейчас там сидели хозяин с младшей дочерью. Граф выглядел так, словно перенес кораблекрушение; леди Тереза бессильно откинулась в кресле. Когда дворецкий вошел, она посмотрела на него исключительно скорбным взглядом.

— Мистер Кобболд вернулся? — спросила она.

— Да, миледи. Должно быть, он в своей комнате.

— Передайте ему записку, если вам не трудно.

— Сию минуту, миледи.

Лорд Шортлендс немного ожил.

— Спинк!

— Милорд?

— Миссис… э-э… Пентер вернулась?

— Да, милорд.

Мервин Спинк почтительно подождал, не будет ли новых указаний, и, убедившись, что хозяин — в скорби, тихо вышел. Граф повернулся к Терри. Голос его был хриплым, как у разбойника в старинной оперетте.

— Знаешь что…

— Нет.

— Ты ничего не заметила?

— В каком смысле?

— Ну, этот змий. Мне кажется, у него глаза блестят.

— Да?

— А я заметил. Блестят. Это неспроста. Ты слышала, что он сказал? Миссис Пентер вернулась.

— Слышала…

— Я думаю, он от нее не отходит. Ему и карты в руки, между ними нет преград. Наверное, посочувствовал: «Ах, вы устали» — и угостил хересом. Именно такие действия прельщают женщин. Но важно ли это? — он тяжело вздохнул. — Если ты не выходишь за Кардинела, мне конец.

Вздохнула и Терри. И в «Ритце», и в поезде, и позже, когда она писала записку, отец немало говорил об ее оборвавшейся помолвке. Казалось бы, тема исчерпана.

— Прости, — сказала она.

— Никак не пойму, почему ты порвала с ним.

— Я же объяснила.

— А я не понял. Может, они просто друзья. Заглянули в ресторан…

— Сказано тебе, я заметила его взгляд.

— Ну и что?

— После того, как я намучалась с Джеффри…

— Ерунда!

Реплики эти были исключительно неприятны, но Терри, сжав зубы, как-то держалась.

— Ради Бога, Шорти! — сказала она. — Хватит об этом говорить.

Лорд Шортлендс вылез из кресла. Он понимал, что дочери плохо, но все же обиделся.

— Пойду, — сообщил он, — прогуляюсь.

— Да, прогуляйся. А то сидишь, ждешь. Припомнив, чего он ждет, граф вздрогнул.

— Прогуляюсь у рва, — сказал он. — Можно бы туда броситься. — Эта мысль его оживила, но ненадолго. — Интересно, где твоя сестрица?

— Я думаю, в саду.

— Как она играет на нервах! Я в таком состоянии, что, не поверишь, хотел бы на нее наткнуться.

Граф удалился, но через минуту-другую пришел Стэнвуд, скорбный и молчаливый, как все, у кого разбито сердце. Он тоже видел Майкла с Эйлин и тоже простился с последней надеждой.

— А, вот вы где, — мрачно промолвил он. — Спинк передал мне записку.

— Что! Я писала Майку, а не вам.

— Знаю. Спинк перепутал. Не вините его, он уволен. Это нелегко. Значит, разорвали помолвку?

— Да.

— И правильно. Покажете ему, что почем. Вот оправлюсь чуть-чуть и напишу ей. Как звали эту злодейку в Библии?

— Далила?

— Нет, Иезавель. Огастес часто ее поминает. Так и начну: «Иезавель!» Она у меня попляшет. Еще есть вавилонская блудница,[30] надо и ее ввернуть. А вот скажите, дать мне Майку в ухо?

— Нет.

— И то верно.

Он угрюмо замолчал. Терри хотела бы, чтобы он оставил ее наедине с горем, но он явно не собирался этого делать, и она поискала нейтральной темы для беседы.

— Вы Аделу не видели? Он всполошился.

— А что? Она меня искала?

— Вроде бы нет.

— Слава тебе, Господи! Почему вы спросили?

— Сама не знаю.

— Лучше не надо. Я ее боюсь.

— А ночью не растерялись.

— Что?

— Ну, ночью. Помните, «мы обручены»…

— Ах, вот вы о чем! Надо же было что-то сказать.

— Да…

— И, заметьте, сработало. О! Вы мне подали мысль. Почему бы нам с вами…

— Что-что?

— …не обручиться?

Терри едва не задохнулась.

— Вы серьезно?

— Да.

— Нашли время для предложения!

— Очень удачное. Посмотрите: вы должны показать Майку, а я — Эйлин. Мне худо, вам худо. Ну, как?

Терри расхохоталась. Ему это не понравилось. Смех был мелодичный, ничего не скажешь, но какой-то истерический. Что делать, когда у дамы истерика? Совать ей в нос жженые перья? Или бить по спине?

— Эй! — крикнул он. — Уймитесь!

— Не могу. Слишком смешно.

— Что тут смешного? — обиделся Стэнвуд. Терри стало стыдно.

— Простите, — сказала она. — Очень уж это неожиданно. Вы что, всерьез?

— А то как же?

Терри задумчиво глядела на него. Он ей всегда нравился. Она испытывала к нему материнские чувства. Кроме того, он надежен. Брак с ним — далеко не худший удел. Она обретет мирную гавань, укроется от бури. Может быть, судьба и припасла для нее тихий, лишенный романтики союз, основанный на дружбе.