Пэлем Вудхауз - Том 8. Дживс и Вустер

Дживс снова пришел на помощь молодому хозяину, который все еще отупело потирал макушку.

— Его сиятельство хочет выразить словами ту мысль, что, хотя, как вы справедливо заметили, физически он в состоянии выписать вам чек на три тысячи пять фунтов два шиллинга и шесть пенсов, такой чек в банке принят к оплате не будет.

— Вот именно, — подтвердил Билл, довольный тем, как ясно Дживс все изложил. — Он отскочит, как прыгающий дервиш, и вернется обратно, как почтовый голубь.

— Оба сравнения очень удачны, милорд.

— У меня нет ни гроша.

— Дефицит средств, так это называется в финансовых сферах, милорд. У его сиятельства, если мне позволительно использовать жаргонный оборот, в карманах гуляет ветер.

Капитан Биггар посмотрел на него с изумлением.

— У человека такой роскошный дом, просто дворец, провалиться мне на этом месте, и он не может выписать чек на три тысячи фунтов?

Дживс взял на себя разъяснение.

— Такой дом, как Рочестер-Эбби, в наши дни следует занести не в актив, а в пассив, сэр. Боюсь, что вследствие долгого проживания на Востоке вы несколько отстали и не вполне осведомлены о тех переменах, которые произошли у вас на родине. Социалистическое законодательство значительно урезало богатства наследственной аристократии. Мы теперь живем в так называемом государстве всеобщего благосостояния, а это означает, грубо говоря, что неимущими являются все.

Никто из туземной прислуги на Востоке и ни один бегемот, носорог, аллигатор или буйвол, ни одна зебра или пума и вообще никто из тех, с кем капитану Биггару за долгие охотничьи годы приходилось сталкиваться, не поверил бы, что его мощная нижняя челюсть способна так беспомощно отвиснуть, словно стебель спаржи без подпорки; но именно так она сейчас отвисла. Его голубые глаза округлились и почти жалобно заглядывали в лицо собеседникам.

— Выходит, он заплатить не может?

— Вы совершенно точно выразили все в двух словах, сэр. Кто украдет кошелек его светлости, приобретет пустую тряпицу.

Капитан Биггар, утратив железный самоконтроль, замахал руками, как семафор. Можно было бы подумать, что Белый Охотник делает утреннюю гимнастику.

— Но мне необходимы эти деньги, они нужны мне завтра до полудня! — произнес он, повышая голос, можно было бы даже сказать — взвыл, если бы речь шла о менее мужественном человеке. — Слушайте. Я вынужден открыть вам один совершенно железный секрет, если вы проболтаетесь кому-нибудь хоть полсловом, я разорву вас на части своими руками, изрежу на мелкие кусочки и попрыгаю на ваших останках в сапогах с подковами. Это вам понятно?

— Да, все как будто бы ясно, — поразмыслив, ответил Билл. — Как по-вашему, Дживс?

— Сформулировано предельно четко, милорд.

— Продолжайте, капитан.

Капитан Биггар перешел на хриплый шепот.

— Помните, я звонил по телефону после обеда? Я говорил со своими дружками, с теми ребятами, которые подсказали мне сегодня мою выигрышную пару. То есть она была бы для меня выигрышная, — поправился капитан Биггар, снова немного повысив голос, — если бы не подлый обман этого, черт бы его драл, лопоухого негодяя…

— Да-да, мы понимаем, — не давая ему разойтись, поспешил вернуть его на землю Билл. — Так вы говорили, что звонили своим знакомым.

— Мне надо было поскорее узнать, все ли уже решено.

— Что — все?

Капитан Биггар снова заговорил шепотом, теперь таким тихим, что слышно было главным образом шипение, как будто газ вырывается из незажженной конфорки.

— Затевается интересное дело. Как писал Шекспир, предприятие большого значения.

Дживс поморщился.

— «Предприятия огромного размаха и влияния»,[29] если цитировать точно, сэр.

— Эти ребята получили самую надежную информацию на завтрашние скачки. Самый точный верняк за всю историю Дерби. Ирландская лошадь Баллимор.

Дживс вздернул брови.

— О нем невысокого мнения, сэр.

— Ну и что? О Люси Глиттерс и Мамаше Уистлера тоже были невысокого мнения. В этом вся соль. Баллимор значится где-то в конце списка. Про него никто ничего не знает. Его держат в тени — темная лошадка, темнее черного кота в безлунную ночь. А я вам скажу, что его уже два раза испытывали в галопе на ипподроме в Эпсоме, и он оба раза побил рекорд.

Билл, несмотря на все переживания, присвистнул.

— Вы это точно знаете?

— Вне всякого сомнения. Я видел своими глазами, как он бежал, — мчался быстрее молнии. Видишь только размытую коричневую полосу. Мы сговорились ставить в последнюю минуту и у дюжины разных букмекеров, чтобы не повлиять на ставки. И вот теперь я слышу от вас, — в который раз поднимая голос, горестно заключил капитан, — что поставить мне будет нечего!

Страдания капитана Биггара тронули Билла. Из краткого знакомства он не вынес впечатления, что его с этим человеком могла бы связать, как в книгах, трогательная взаимная дружба наподобие отношений Дамона и Пифиаса, Давида и Ионафана или Суона и Эдгара,[30] но понять чужое горе и посочувствовать ему он был вполне способен.

— Да, очень досадно, — по-братски участливо обратился Билл к кипящему от бешенства охотнику и чуть ли не погладил его по плечику. — Скверная получилась история, вы будете недалеки от истины, если скажете, что вид ваших мук режет меня без ножа. Но боюсь, самое большее, что я могу вам предложить, это ежемесячные выплаты, начиная через шесть недель от сегодняшнего дня.

— Мне от этого никакого проку.

— А мне и подавно, — честно признался Билл. — Это выпотрошит весь мой бюджет и сведет будущие затраты до нищенского уровня. Я теперь до самого Нового года не смогу прилично пообедать. Прощай, навек прощай… что прощай, Дживс?

— Величье ваше, милорд.[31] Такова судьба человека: сегодня он пускает нежные побеги надежды; завтра пышно расцветает румяными цветами почета; а на третий день настают жестокие заморозки, и в то время как он, добрая душа, ждет, что вот ужо, скоро созреют плоды его величия, они вымораживают самые его корни.

— Благодарю вас, Дживс.

— Не стоит благодарности, милорд. Билл посмотрел на него и вздохнул.

— Вам, например, придется уйти, это во-первых. Я не смогу платить вам жалованье.

— Я буду рад служить вашему сиятельству без вознаграждения.

— Это чертовски благородно с вашей стороны, Дживс, я ваше предложение очень ценю. Более яркого проявления доброго феодального духа я в жизни не встречал. Но как, — горестно вопросил Билл, — я смогу обеспечить вас рыбой?

Капитан Биггар прервал этот обмен галантностями. Он некоторое время безмолвно злился, если слово «злился» приложимо к Белому Охотнику, у которого вот-вот выступит пена на губах. Но теперь высказался по поводу Дживсовой рыбы так резко, что слова замерли на устах Билла, и он остался неподвижен и нем, с выпученными глазами, как будто совершенно неожиданно пораженный молнией.

— Вы должны вернуть мои деньги!

— Его сиятельство уже уведомил вас, что по причине его финансовой несостоятельности это невозможно.

— Пусть займет.

Билл обрел власть над своими голосовыми связками.

— У кого? — с раздражением поинтересовался он. — Вы говорите так, как будто занять деньги проще, чем с печки упасть.

— Его сиятельство имеет в виду, — уточнил Дживс, — что джентльмены в подавляющем большинстве проявляют склонность умывать руки, когда делается попытка получить У них денежную ссуду.

— Тем более, если надо оторвать от себя такую немыслимо большую сумму, как три тысячи пять фунтов двадцать шиллингов и шесть пенсов.

— Вот именно, милорд. Когда речь идет о столь огромных цифрах, люди уподобляются глухому аспиду, который не слышит голоса укротителя, сколько тот его ни укрощай.[32]

— Одним словом, среди моих знакомых не найдется ни одного возможного заимодавца, — заключил Билл. — Ничего не выйдет. Мне очень жаль.

У капитана Биггара из ноздрей начали вырываться языки пламени.

— Вам еще больше будет жаль, и я скажу вам, когда, — прорычал он. — Когда вас с вашим расчудесным секретарем поставят за загородкой для подсудимых в Уголовном суде и судья воззрится на вас сквозь свои бифокалы, а я буду сидеть в публике и строить вам рожи. Вот когда вам станет всерьез жаль… и еще потом, немного спустя, когда судья огласит приговор под одобрительные возгласы присяжных и вас отправят в места отдаленные отрабатывать свои два года или сколько там вам дадут, на каторжных работах.

У Билла сам собой открылся рот.

— Э, нет, постойте-ка, — возразил он. — Вы не пойдете на такое… на такую…на что, Дживс?

— На такую крайнюю меру, милорд.

— Вы, конечно, не пойдете на такую крайнюю меру?

— Это вы так думаете.