Шолом Алейхем - Мариенбад

Александр Свирский

43. Броня Лойферман из Мариенбада – своему мужу Iiipiuy Лойферману на улицу Налевки в Варшаву

Моему просвещенному супругу Гиршу, да сияет светоч его!

Все дурные сны, что снились мне в эту ночь, и в прошлую ночь, и за весь год, пусть обрушатся на головы моих врагов! Убей меня бог, если я понимаю, что ты мне пишешь! О ком ты пишешь? И кому ты пишешь?! Это не иначе Ямайчиха насплетничала через своего Велвла Ямайкера! Или Чапниха через своего Берла Чапника, который хочет у тебя получить деньги в долг! Они ему и в самом деле нужны, потому что его мадам проигралась в пух и прах. Она просадила в «очко» все, что имела, а теперь бегает, ищет дурака среди наших варшавян, который одолжил бы ей «ненадолго». Да только не стало дураков в Мариенбаде. Многие разъехались, – кто во Франценсбаде, кто в Остенде. Жена Шлоймы Курлендера в Остенде. Не одна: кишиневец, о котором я тебе писала, тоже там. Где она, там и он. Чудеса! Однако возвращаюсь к твоему письму. Читаю и читаю и едва с ума не схожу! Не понимаю, о чем ты говоришь? Кто это «он», о котором ты пишешь, что он мне добрый друг и что я у него пользуюсь кредитом? Каким кредитом? Нигде у меня здесь нет кредита ни на десять геллеров! Проходит неделя, подают счет, и надо платить. Это в гостинице. Каким же это кредитом ты меня попрекаешь? И что это ты рассказываешь, будто видел какие-то «его» письма ко мне? Чьи письма? Кроме твоих умных писем и писем от мамы, я ни от кого ни слова не получила. И кого это я здесь «холодно приняла»? И чья касса для меня открыта? Право, Гирш, ты сумасшедший или пьяный. Ты что-то путаешь! Напоминаешь мне старинные истории и спрашиваешь, правда ли, что я хожу с «ним» гулять? Если ты имеешь в виду одесского шарлатана, Меерку Марьямчика, то если бы не Лейця Бройхштул, я бы давно уже наплевала ему в рожу. Она заступается за него. Она говорит, что его очень жаль. Он втюрился в жену Шлоймы Курлендера, и все уже было у них на мази, но тут принесло кишиневского дантиста, который удрал с ней в Остенде, – наверное, скрываться от нас, потому что мы им помеха… Однако мы с Лейцей Бройхштул думаем на будущей неделе, даст бог, тоже ехать в Остенде, потому что тут сезон кончился, а там он только еще начинается. Я только жду денег, которые ты выслал. И прошу тебя, Гирш, сейчас же напиши мне так, чтобы было понятно и ясно, а не как сумасшедший, что и кого ты имел в виду. Потому что, не будь в этом письме проставлено мое имя, я бы подумала, что либо оно не мне написано, либо ты, упаси бог, с ума спятил. И должна сказать тебе правду, что с тех пор, как тебе посчастливилось с выигрышем, ты и в самом деле стал другим… Ходишь целые дни и говоришь о своем выигрыше, и кажется тебе, что весь мир тебе завидует, все люди тебе враги и зложелатели, и даже собственной жене ты уже не доверяешь и пишешь ей такие вещи, что с ума можно сойти! Когда получу деньги и приеду в Остенде, я сообщу тебе телеграммой. Пока будь здоров и счастлив и не растрачивайся, как желает тебе твоя жена

Броня Лойферман

44. Лейця Бройхштул из Мариенбада – своему мужу Калмену Бройхштулу на улицу Налевки в Варшаву

Уважаемый господин Бройхштул!

Извини, но после такого письма, какое ты написал мне, я не могу обратиться к тебе иначе чем как к «уважаемому господину». Я – не то, что ты. Это только ты можешь, написав мне такое письмо, называть меня «моя дорогая жена Лейця». Как могу я быть твоей «дорогой женой», если поступаю так, как ты пишешь? Я бы только хотела знать, кто это ищет повода оклеветать меня и к кому я посылаю за деньгами? Если ты имеешь в виду моего дядю Иойну из Петрикова, то, во-первых, своему дяде я, кажется, могу писать что угодно. Во-вторых, я ему о деньгах даже не напоминала, потому что знаю, что это напрасный труд, выброшенные деньги на марку. Дядя Иойна уже не раз выполнял свой долг, он уже достаточно мне давал – ты и сам этого отрицать не можешь. Хорошо будет, если он вспомнит обо мне перед смертью, в завещании. Но и в это я не верю: дети, наверное, не допустят… Так что я не понимаю, о каком мужчине ты говоришь? Может быть, ты имеешь в виду Шлойму Курлендера? Но я ему никогда не писала о деньгах и писать не буду. Разве я не помню, что ты перед моим отъездом за границу был у него, а он тебе отказал? Вот видишь ли, его Бейльцю я здесь действительно побеспокоила однажды насчет денег и тоже раскаиваюсь. Она – штучка! Он хоть и курляндский умник, но человек честный, а она тут такие штуки вытворяет, что просто перед людьми стыдно! Но шут с ней, хотя я знаю, догадываюсь, что это идет от нее. Это она, наверное, тебе насплетничала – либо сама, либо через своего умника мужа, а ты ухватился, был бы только предлог для развода… Но я не понимаю, почему именно сейчас, ни с того ни с сего? И что это ты такое узнал обо мне? Почему ты говоришь: мужья всегда узнают последними? Ты пишешь, что освобождаешь меня по своей доброй воле, – спасибо тебе за доброту! Затем ты пишешь, что хочешь, чтобы обеспечили раньше меня, а потом детей. Это, конечно, очень благородно с твоей стороны. Вопрос только в том, кто должен обеспечить? Кто этот «он», который, как ты пишешь, богат? Опять-таки дядя Иойна? Но какое тебе до этого дело? Захочет – обеспечит, а не захочет, так не обеспечит, – какое это имеет отношение к разводу?… Ты пишешь, что другой на твоем месте учинил бы скандал! Мне кажется, большего скандала, чем твое письмо, быть не может, потому что если я, по-твоему, не имею права писать письма собственному дяде, то уже и говорить не о чем!

В таком случае мне здесь делать нечего и лечиться незачем. Я рассчитывала поехать отсюда с Броней Лойферман в Остенде. Но теперь я плюю на все и уезжаю к своему дяде Иойне в Петриков и больше знать тебя не желаю! Ты разбередил мою старую рану – наверное, ты именно этого и хотел… Это уже не в первый раз! Будь здоров. Если вздумаешь мне писать, можешь писать в Петриков!

От меня, бывшей твоей жены, не заслужившей таких писем,

Леи

45. Хаим Сорокер из Мариенбада – Гиршу Лойферману на улицу Налевки в Варшаву

Новоявленному богачу просвещенному Цви-Гиршу Лойферману!

Ваше письмо я получил. Мне очень жаль, но должен вам сказать, что глубоко сожалею о вашем выигрыше, потому что выигрыш, по-видимому, свел вас с пути. Вы, видно, с ума спятили. Вы пишете, что вы богаче меня. Очень возможно. Я вовсе не собираюсь сравнивать свои капиталы с вашими и верю, что вы в состоянии содержать вашу жену, как вы пишете, даже в Париже. Помогай вам Бог, как вы сами себе желаете. Но скажите, пожалуйста, какое отношение это имеет ко мне? Когда я писал письма вашей жене? Ведь я ее даже не знаю! Ни она у меня денег не просила, ни я ей денег не предлагал, и никогда я не хвастал знакомством с вами и другом вашим никогда себя не называл. Здесь какое-то нелепое недоразумение. Вы не в ту дверь попали. Вы, быть может, имели в виду обругать моего шурина Марьямчика? Он действительно запанибрата с вашей женой. Сейчас он с ней, как я слыхал, в Остенде. Туда можете им писать, хвастать своим богатством, а меня оставьте в покое, потому что я как был, так и остался вашим незнакомым другом, желающим вам выздоровления…

Хаим Сорокер

46. Хаим Сорокер из Мариенбада – Калмену Бройхштулу на улицу Налевки в Варшаву

Мой незнакомый друг!

Не знаю, что мне ответить на ваше письмо. Могу вам только посоветовать обратиться к врачу, пусть он обследует ваше душевное состояние. А чтобы вам не было скучно, повидайтесь раньше с Гиршем Лойферманом, с тем, который выиграл крупную сумму и по этой причине заболел той же болезнью, что и вы… Ибо что еще я могу подумать после того, как вы пишете мне, что я хочу переманить вашу жену в свою гостиницу ради ее пользы и что я ей рассказывал, будто вы играете в «очко»?… Играете ли вы в «очко» или только в «банчок», как вы говорите, я не знаю, но то, что вы не в здравом уме, видно из вашего письма. Вы пишете, что я со своей женой давно не в ладах, и называете свидетелем реб Велвла Ямайкера. Возможно, что реб Велвл Ямайкер знает лучше меня самого, в каких отношениях я со своей женой, но когда вы утверждаете, что хотите развестись с вашей женой, и я будто бы об этом знаю, то вы говорите, извините меня, как настоящий помешанный. Я не только не знаю секретов о вас и вашей жене, я просто не знаю ни вас, ни вашей жены, и оба вы интересуете меня так мало, что, по мне, могли бы развестись еще до того, как узнали друг друга. В одном я с вами согласен: во второй раз вам действительно не следует жениться. Такой человек, как вы, не имел права жениться и в первый раз, потому что жаль вашу жену, хоть я ее и не знаю… Вы просите меня, чтобы я написал вам откровенно, каковы мои виды и для чего я вызываю вашу жену в «Мирамонт». Так вот я пишу вам ясно и четко, без обиняков, как вы просите, что либо ваша жена, извините меня, сплетница и лгунья, либо у вас у самого, как я уже сказал вам в начале этого письма, не все дома. Второе, полагаю, гораздо вероятнее…