Вся правда о Муллинерах (сборник) - Пэлем Грэнвилл Вудхауз

столовой. Кажется, я немного увлекся. Не вызвать ли врача?

 — Сами напросились, — сказал сержант.

 — И то правда, — согласился Осберт.

 Бреддок слушал эту беседу с некоторым удивлением.

 — А что тут у вас?

 — Ах, вы еще не ушли?

 — Нет, не ушел.

 — Хотите со мной поговорить?

 — Да, хотелось бы.

 — Сейчас, сейчас, сию минуту. Вот управимся — и я ваш. Ко мне, знаете ли, забрались воры.

 — Кто-кто? — спросил Бреддок, но сразу же увидел, как два полисмена несут Гарольда, а еще два — Эрнста. Сержант, замыкавший шествие, покачал головой.

 — Да, сэр, — сказал он, — так и прикончить недолго. Вы уж поосторожней… Сами виноваты, нет спора, но тоже люди.

 — Вероятно, я вышел из себя, — признался Осберт. — Бывает со мной, бывает… До свиданья, сержант, спасибо. Ну Бэш, я к вашим услугам.

 Бреддок замялся. Лицо его, бледное в свете фонаря, стало в передней зеленоватым.

 — Так о чем вы хотели поговорить? — осведомился Осберт.

 Гость что-то проглотил два раза подряд.

 — Увидел, знаете, в газете про вашу помолвку, — объяснил он. — Решил спросить, какой вам сделать подарок.

 — Спасибо, мой дорогой.

 — А то все дарят одно и то же.

 — Верно, верно. Ну, что ж, обсудим.

 — Нет, я спешу. Лучше вы мне напишите до востребования: Африка, Конго, Бонго. Я как раз туда еду.

 — Ладно, — согласился Осберт. — Какие у вас странные ботинки!

 — Мозоли замучили.

 — А шипы зачем?

 — Уменьшают давление стопы.

 — А, ясно! Спокойной ночи, Бэш.

 — Спокойной ночи.

 — Всего вам хорошего.

 — И вам! И вам! — воскликнул Бреддок.

Ход слоном

 Еще одно воскресенье продвигалось к концу, когда мистер Маллинер пришел в «Привал рыболова» не в своей фетровой шляпе, а в блестящем цилиндре. Сопоставив это с черным костюмом и с благоговейным тоном, каким он заказывал виски, я вывел, что он побывал в церкви.

 — Хорошая проповедь? — спросил я.

 — Неплохая. Говорил новый священник. Ничего, приятный.

 — Кстати, о священниках, — сказал я. — Что было дальше с вашим племянником, о котором вы рассказывали?

 — С Августином?

 — С тем, который принимал «Эй, смелей!».

 — Это — Августин. Я рад, нет — я тронут, что вы запомнили мою немудреную повесть. Мир себялюбив, нелегко найти хорошего слушателя. Так на чем мы остановились?

 — Он стал секретарем епископа и переехал к нему.

 — Ах, да! Что ж, перенесемся на шесть месяцев.

 Добрый епископ Стортфордский (сказал мистер Маллинер) обычно начинал день в веселом, радостном духе. Входя в кабинет, он улыбался, если не напевал псалом; но в это утро мы заметили бы в нем какую-то мрачность. Подойдя к дверям, он помешкал и, с трудом решившись, взялся за ручку.

 — Здравствуйте, мой дорогой, — сказал он как-то смущенно.

 Августин приветливо посмотрел на него из-за кучи писем.

 — Привет, епиша! Как прострел?

 — Боли гораздо меньше, спасибо. В сущности, их почти нет. Это — от погоды. Вот, зима уже прошла, дождь миновал, перестал. Песнь Песней, 2, II.

 — И слава Богу, — откликнулся Августин. — Письма неинтересные. Викарий святого Беовульфа[87] спрашивает насчет ладана.

 — Напишите, не стоит.

 — Хорошо.

 Епископ смущенно потирал подбородок.

 — Маллинер, — сказал он.

 — Да?

 — Вот вы говорите, «викарий». Естественно, я вспомнил о вчерашней нашей беседе… насчет места в Стипл Маммери.

 — Да? — повторил Августин. — Ну, и как же? Епископ скривился от горя.

 — Мой дорогой, — проговорил он, — вы знаете, как я вас люблю. Сам по себе я непременно отдал бы место вам. Но возникли непредвиденные сложности. Жена сказала, чтобы я назначил туда ее кузена. Он, — горько добавил епископ, — блеет, как овца, и не отличит стихаря от алтарной занавески.

 Августин испытал естественную боль, но он был Маллинер, а значит — умел проигрывать.

 — Ну и ладно, епиша, — сердечно заметил он. — Ничего, перебьемся.

 — Сами понимаете, — сказал епископ, проверив, закрыта ли дверь, — непрестанная капель в дождливый день и сварливая жена — равны. Притчи, 27, 15.

 — Вот именно. Лучше жить в углу на кровле, чем со сварливою женой в пространном доме. Там же, 21,4.

 — Как вы меня понимаете, Маллинер!

 — Что ж, — сказал Августин, — вот важное письмо. От какого-то Тревора Энтвистла.

 — Да? Мы с ним вместе учились. Сейчас он директор нашей школы, Харчестера. Что же он пишет?

 — Приглашает на открытие статуи лорда Хемела оф Хемстед.

 — Тоже из нашей школы. Мы его звали Туша.

 — Есть постскриптум: «Осталось бутылок десять старого портвейна».

 Епископ поджал губы.

 — Старый хрыч… то есть преподобный Тревор Энтвистл зря думает, что меня пленят столь мирские соображения. Но друг — это друг. Мы едем.

 — Мы?

 — Я без вас не обойдусь. Школа вам понравится. Прекрасное здание, построено при Генрихе VII.

 — Знаю, знаю. У меня там брат учится.

 — Вот как? Ах ты, Господи! Я там не был лет двадцать. Да, Маллинер, чего бы мы в жизни