Карел Чапек - Случай с младенцем

— Но ведь кража налицо, — возразил Гохман.

— Конечно, кража налицо, — буркнул комиссар — Господи, украли бы часы или другую какую полезную вещь — тут я бы знал, что делать; но как разыскивают украденных детей — я понятия не имею, ей-богу'

В это мгновение отворились двери, и один из полицейских ввел плачущую пани Ландову.

— Пан комиссар, — отрапортовал он, эта дамочка пыталась вырвать младенца из рук другой мамаши, и при том учинила безобразный скандал, чуть ли не драку. Я ее и забрал.

— Бога ради, пани Ландова, — принялся увещевать нарушительницу Бартошек, — что вы с нами делаете?!

— Но ведь это была моя Руженка! — рыдала молодая женщина

— Никакая не Руженка! — парировал полицейский. — Фамилия этой женщины — Роубалова, живет в Будечской улице, а на руках у нее был трехмесячный мальчик.

— Вот видите, неразумная вы женщина! — вскипел пан Бартошек — Если вы еще раз впутаетесь не в свое дело, мы перестанем им заниматься, понятно?! Погодите-ка! — вспомнил он вдруг. — А на какое имя откликается ваша дочка?

— Мы называли ее Руженка, — простонала молодая мамаша. — А еще Крошечка, Лапонька, пупсик, золотце, ангелочек, манюнечка, Кутичка, Лялечка, куколка, заинька, кисонька, голубушка, солнышко.

— И на все на это она откликается? — поразился комиссар-

— Она все-все понимает! — уверяла мамаша, заливаясь слезами. — И так смеется, когда мы показываем козу-дерезу, лаем собачкой, лопочем «ти-ти-ти», «бу-бу-бу» или щекочем.

— Нам от этого не легче, пани Ландова К сожалению, я вынужден признаться, что у нас ничего не вышло. В семьях, которые заявили о смерти ребенка, вашей Руженки не обнаружено; мои люди уже всех обежали.

Пани Ландова застывшим взглядом тупо смотрела перед собой.

— Пан комиссар, — выпалила она, внезапно озаряясь надеждой, — я десять тысяч дам тому, кто мне отыщет Руженку. Объявите повсюду, что награду десять тысяч получит тот, кто наведет вас на след моей девочки.

— Я бы вам не советовал этого делать, милая пани, — с сомнением проговорил пан Бартошек

— Вы бесчувственный человек! — горестно воскликнула молодая женщина. — Да за свою Руженку я готова весь свет отдать!

— Ну, вам виднее, мрачно проворчал пан Бартошек. — Объявить я объявлю, только вы уж, бога ради, в это дело больше не вмешивайтесь!

— Тяжелый случай, — вздохнул он, едва за пани Ландовой захлопнулась дверь. — Вот посмотрите, что теперь начнется!

И в самом деле началось: на следующий день три сыскных агента принесли ему по зареванной трехмесячной девчушке каждый, а один — небезызвестный Пиштора — просунул голову в кабинет и осклабился: «Пан комиссар, а парнишка не подойдет? Парнишку я достал бы по дешевке».

— А все эта ваша дурацкая премия, — чертыхался пан Бартошек. — Еще немного — и нам придется открыть сиротский дом. Вот проклятие!

«Вот проклятие! — раздраженно ворчал он, возвращаясь в свою холостяцкую квартиру. — Хотелось бы мне знать, как теперь мы разыщем этого карапуза!»

Дома его встретила прислуга, этакая языкастая бой-баба, но сегодня она прямо так и сияла от удовольствия.

— Вы только подите посмотрите, пан комиссар, — произнесла она вместо приветствия, — на вашу Барину!

А Бариной, да будет вам известно, звали чистокровную боксершу, согрешившую с каким-то немецким волкодавом, — пан Бартошек получил ее от пана Юстица. К слову сказать, я просто диву даюсь, как эти собаки вообще признают друг друга, хоть убей, не могу понять, по каким признакам борзая определяет, что такса — тоже собака Мы, люди, отличаемся лишь языком да верой, а готовы проглотить друг друга Ну вот, значит. Барина эта прижила с немецким волкодавом девятерых щенят, и теперь, развалясь подле них, вертела хвостом и блаженно улыбалась

— Вы только подумайте, — без умолку трещала служанка, — как она ими гордится, как она ими хвастает, стерва! Оно и понятно — мамаша.

Пан Бартошек задумался и спрашивает

— Мамаша, говорите? И что же, все матери так себя ведут?

— Еще бы! — громко удивилась служанка — Попробуйте похвалите при какой-никакой маме ее ребенка!

— Любопытно! — буркнул пан Бартошек — Погодите, я попробую

Дня через два все мамаши Большой Праги были прямо вне себя от восторга Стоило им выйти на улицу с колясочкой или с младенцем на руках, как возле них появлялся полицейский в полном параде либо этакий, знаете ли, обходительный господин в черном котелке, он улыбался их восхитительной деточке и щекотал ее под подбородочком

— Какое замечательное дите! — восхищался он — Сколько же ему?

Словом, для всех мамаш это был самый настоящий радостный праздник

И уже в одиннадцать утра один из агентов привел к комиссару Бартошеку бледную, дрожащую женщину

— Это она, пан комиссар, — доложил он Бартошеку, — я встретил ее когда она прогуливалась с колясочкой, но стоило мне произнести «Ай-яй-яй, какое у вас замечательное дите, сколько же ему?» — эта женщина зло стрельнула на меня взглядом и задернула занавесочки Ну вот я и предложил ей, пойдем, дескать, со мной, только без шума!

— Бегите за пани Ландовой, — приказал комиссар — А вы, мамзель, объясните, Христа ради, на кой ляд вам понадобился краденый ребенок?

Мамзель недолго отпиралась, ибо тут же запуталась. Это была незамужняя девица, и от какого то господина родила она девочку. Последние два дня девочка что-то недомогала. У нее болел животик, две ночи подряд она кричала. На третью ночь мать взяла ее к себе, дала грудь да и уснула, а когда проснулась ребенок уже лежал мертвый Право, не знаю, возможно ли это, — заметил пан Кратохвил с некоторым сомнением

— Почему же нет, — вмешался в разговор доктор Витасек — Во-первых, мать два дня почти не спала, во вторых, Ребенок, скорее всего, перенес катар и несколько дней не брал

грудь. От этого грудь была слишком тяжелой; мать задремала и придавила девочку, вот она и задохнулась. Разумеется, так вполне могло получиться. Ну а дальше что?

— Ну, значит, так оно и было, — продолжал прерванный рассказ пан Кратохвил. — Когда эта женщина увидела, что ребенок мертв, она пошла об этом заявить в церковь, да по дороге увидела колясочку пани Ландовой и передумала: ей пришло в голову, что и за чужое дите этот господин будет платить ей алименты, как и прежде. А еще, говорят, — добавил пан Кратохвил, смутившись, и густо покраснел, — у нее страшно болела грудь от избытка молока.

Пан Витасек кивнул, подтверждая.

— Это тоже верно.

— Знаете ли, — оправдывался пан Кратохвил, я в таких делах не разбираюсь. Так вот, украла она колясочку пани Ландовой, бросила ее в подъезде чужого дома, а Руженку отнесла к себе вместо своей Зденочки. По-видимому, странная это была женщина, с заскоком: свою мертвую дочку она положила в холодильник, ночью, дескать, отнесу и закопаю где-нибудь, — но духу у нее на это не достало.

Между тем явилась пани Ландова.

— Ну мамаша, — говорит ей пан Бартошек, — получайте свою манюнечку.

У пани Ландовой из глаз брызнули слезы.

— Да это же не Руженка! — разрыдалась она. — На Руженке был другой чепчик!

— Черт побери! — взревел комиссар. — Да распакуйте же вы ее!

И когда младенца развязали, положив на письменный стол, пан Бартошек поднял его за ножки и обронил:

— А теперь полюбуйтесь, какие у нее на попочке ямочки!

Но пани Ландова уже упала на колени и облизывала малышку с головы до пят.

— Ах ты, моя Руженочка, — плача, восклицала она, — ах ты, моя птичка, манюнечка, крошечка, мамина доченька, золотце ты мое…

— Пожалуйста, пани Ландова, — попросил ее недовольный этой сценой пан Бартошек, — перестаньте сейчас же, либо я, ей-ей, сам оженюсь. А обещанные десять тысяч отдайте в фонд помощи одиноким матерям, договорились?

— Пан комиссар, — восторженно обратилась к нему пани Ландова. — Подержите немножко Руженку и благословите ее!

— А без этого — нельзя? — ворчал пан Бартошек. — Да как их берут-то? Ах, так. Но смотрите, она вот-вот расплачется. Нате-ка, забирайте ее поскорее!

Тем и закончился случай с младенцем.