Василий Великанов - Повесть об укротителе

Толпа окружила командира и мальчика.

— С медведем дружись, а за ружье держись, — проговорил моложавый старичок.

— Судить его надо за такие дела! — резко произнес чей-то бас. — Или штрафом огреть.

— Вот зверюга какой! — оправдывался мельник перед народом. — Маленьким был — играл, слушался, а как подрос, озоровать стал, озверел: то курицу распотрошит, а то и поросёнка задушит. Сладу с ним никакого не стало! Привёл, думаю, может, цыгане купят. Убить его не жалко, гада такого! Товарищи, посудите сами…

— Какие мы тебе товарищи, — сердито проговорил моложавый старичок,

К толпе, опасливо поглядывая на медведя, подошла женщина, ведя за собой мальчишку с поцарапанными руками. На растрёпанной голове у нее кое-как держался белый платок.

— Дай я тебе, родимый, помогу, — обратилась она к Ладильщикову, — спас ты моего сынка от зверя. Спасибо тебе. Дай бог тебе здоровья и много лет жизни… — Женщина слегка ткнула мальчика в затылок. — Серёжка, кланяйся, паршивец, дяде военному в ноги. Неслух. Лезешь куда не следует…

— Ладно, тетка, будет тебе сынка шпынять, — сказал моложавый старичок в лаптях, — ему и так досталось. Видишь, с перепугу онемел мальчишка.

Сопровождаемые толпой, Ладильщиков и женщина отошли к харчевне и сели на скамейку. Ладильщиков снял шинель. Женщина перевязала ему раненую руку головным платком и, достав откуда-то иглу с ниткой, стала зашивать разорванный рукав.

Окружив Ладильщикова плотным кольцом, толпа оживлённо обсуждала происшествие.

— Как он его схватил, а!

— И железо согнул пальцами… Вот это сила! Бородатый мельник куда-то исчез, но вскоре опять появился, на этот раз с ружьём в руках. Подавая ружьё командиру, сказал:

— На-ка, служивый, застрели зверя, а то я с ним ещё беды не оберусь…

— Зачем же его убивать? Он не виноват. Его дразнили. Зверь есть зверь.

— А куда же мне его теперь девать?.

— Продай мне.

— Да на что он тебе?

— Заниматься буду с ним, учить.

— Вряд ли из него толк будет. Перестарок.

— Попробую.

— Не стоит с ним возиться, покалечить может, А ты чей будешь-то, откудова?

— Здешний.

— Что-то я тебя в наших местах не примечал.

— Ладильщиков я, Николай.

— Погоди! — воскликнул мельник, — Да ты не внук ли нашего покойного лесника Егора Алексеевича?

— Он самый.

В разговор вмешался моложавый старичок в лаптях.

— Батюшки! — воскликнул он. — Колька! Николай Павлович! Чего же ты раньше-то молчал? А я гляжу-гляжу на тебя и думаю: на кого-то он смахивает? Да мы с покойным Егором Алексеевичем вместе на облаву волков ходили, рыбу ловили. Так ты, значит, нашенский, лесовик! То-то как ты здорово медведя обуздал. Хватка у тебя борцовская. Зверя не побоялся, врукопашную пошел. Весь в Корня!

— И я твоего деда знал, — перебивая старика, сказал мельник, — хороший был мужик. Бери Мишука задаром, коли надо.

— Спасибо.

— Только магарыч, чур, твой,

— Ладно.

— Ишь, бедняк какой… — насмешливо сказал старичок в лаптях, — столько гарнцу за помол дерешь с народа, да еще с солдата магарыч сорвать хочешь. Живодёр!

— Да чего ты ко мне пристал, Петух! — сердито проговорил мельник. — Это уж наше дело, кто кого угощать будет.

— Намордник на него надо надеть, — сказал Ладильщиков.

— На кого? — с ухмылкой спросил старичок, — На медведя.

— А-а, разве уж на медведя, а я думал…

Все вокруг засмеялись, поняв, на кого намекает Петухов.

Наложил мельник на челюсти медведя двойную петлю из веревки, отвязал его и конец цепи передал Ладильщикову.

— На, веди.

Повел Ладильщиков медведя, а за ним повалила толпа любопытных.

— Гляди, идет! Слушается!..

Медведь шёл за новым хозяином медленно, неохотно. Иногда он останавливался и, глядя исподлобья на Ладильщикова, глухо ворчал. Ладильщиков дёргал за цепь, и зверь опять шёл вразвалку. Заметно было, что медведь боится Ладильщикова. В короткой схватке человек оказался сильнее, и зверь покорился ему.

МИШУК УЧИТСЯ

Мечта! Какая огромная жгучая сила заключается в ней! Нередко она захватывает человека ещё в детстве и не покидает до тех пор, пока человек не превратит её в живое любимое дело.

Пылкая мечта стать цирковым артистом зародилась у Ладильщикова ещё в детстве, когда он увидел цирк Лапиадо. Но дед вскоре умер, и семнадцатилетний Коля поехал в Петроград пытать своё счастье. Шла война с Германией. Николай поступил на завод и по вечерам ходил в спортивную школу известного атлета Лебедева, по прозвищу дядя Ваня.

Призвали Николая Ладильщикова на службу в армию и направили в запасный полк, в Старую Руссу. С утра до вечера шла в полку изнурительная военная муштра, и Николай с нетерпением думал: «Хоть бы скорей на фронт…» Но тут произошёл такой случай. Приехала в город группа борцов, поставили балаган и устроили чемпионат по французской борьбе. Это было не спортивное соревнование по борьбе, а особый борцовский «спектакль», который разыгрывался по заранее составленному плану-сценарию, в котором всё было предусмотрено: у кого и когда будет и ничья, кто и когда выиграет схватку, то есть кто, кого и когда, в какой день и на какой минуте, каким приёмом положит на лопатки. Были тут и две загадочные маски, чёрная и красная, которых никто не мог положить…

Солдат водили в балаган поротно. Попал туда и Николай Ладильщиков. В конце представления вышел на арену главный судья чемпионата Авдеенко и сказал:

— Уважаемые зрители! Кто из вас желает померяться силой и ловкостью с молодым борцом Дротянко, победителю в схватке — приз сто рублей.

Николай вышел на арену и на двадцатой минуте положил борца Дротянко на лопатки. «Молодец, Ладильщиков, — похвалил его ротный командир, — не посрамил солдатской чести». После этого Ладильщикова назначили полковым инструктором по физической подготовке.

Летом семнадцатого года Временное правительство Керенского объявило войну с Германией до победного конца. Ладильщикова зачислили в «батальон смерти» и бросили на фронт, под ураганный огонь немецкой артиллерии. Целый год пролежал Ладильщиков в госпитале после тяжёлой контузии, а когда вышел оттуда, шла уже гражданская война.

В Красную Армию он пошёл добровольцем. Каждый раз, как их эскадрон останавливался где-нибудь на отдых, краском Ладильщиков устраивал борьбу, перетяг на палке, упражнения с гирями.

Бои отгремели, и кончилась военная служба краскома Ладилыцикова.

Вернувшись в родной город, Николай задумался о своей жизни. Кем же теперь быть? Чем заниматься? За что взяться, чтобы в труде найти свое счастье?..

Поступил Ладильщиков на службу в уездный военкомат инструктором по спорту. Паёк ему выдали скудный: немного овсянки, селёдки и коровий ливер, зато денег дали кучу — три миллиона рублей в месяц! Но деньги тогда не в цене были: за этот оклад можно было купить лишь несколько коробков спичек.

Вот почему, когда Ладильщиков привёл медведя домой, мать, Клавдия Никандровна, всполошилась:

— Зачем ты, Коля, привёл этого нахлебника! Он нас совсем объест.

— Ничего, мама, обойдёмся как-нибудь.

— Да как так обойдемся, когда сами еле концы с концами сводим, а тут ещё такая обуза.

— Я, мама, достану ему чего-нибудь. А морковь и свекла у нас на огороде свои.

Каждый день ранним утром Ладильщиков занимался гимнастикой, упражнялся с гантелями, гирями, крутился на перекладине — ломе, укрепленном между двух берез на заднем дворе, и растягивал резиновые шнуры, приобретенные им у одного старого атлета в Петрограде. Шнуры были разной толщины, с кольцами по концам.

Никому не поведал Ладильщиков свою затаённую мысль.

Ладильщиков знал, что, прежде чем начать дрессировку, надо приручить медведя. А чем приручишь? Конечно, сладкой едой и лаской, Медведь, выросший у мельника на вольных харчах, очень любил хлеб, но хлеба Ладильщиков получал мало.

В первый же день своего знакомства с медведем Ладильщиков накрошил в миску свеклы, брюквы, моркови и поставил перед медведем, а тот отошёл в угол и недоверчиво, подозрительно стал следить за каждым движением «опасного» человека.

— Что, Мишук, не нравится? Хлебца хочешь? Ничего, брат, привыкай.

Медведь с угрюмой опаской смотрел на нового хозяина и фыркал. Ладильщиков вышел из амбарушки и, закрыв дверь, притулился к щёлочке. Интересно, будет он всё-таки есть? Мишук подошел к миске и, пугливо озираясь на дверь, стал неторопливо есть крошёнку, выбирая сладковатую морковь,

День за днём медведь привыкал к новому хозяину и стал уже есть и при нём. Обхватив передними лапами, словно руками, миску, сопел и ел, а потом протягивал хозяину пустую посуду, прося добавки. Особенно нравилась медведю морковь. Ладильщиков давал ему морковь из рук, и пока тот жевал лакомую пишу, поглаживал медведя по загривку, чесал за ухом и тихо приговаривал: «Мишук… Мишук…»