Стефан Жеромский - Пепел

Через минуту гонца уже позвали к генералу. Рафал вошел в дворцовые сени, где при свете сальной свечи, прилепленной к краю мозаичного столика, ждал одетый в плащ Сокольницкий. Как только офицер вошел и стал навытяжку перед командующим, генерал потребовал письмо. Он быстро пробежал его и спросил у гонца:

– Вы были под Острувком?

– Так точно, пан генерал.

– Вчера?

– Вчера под вечер.

– С какой стороны: с нашей или выше по реке?

– Мы вышли в разведку вверх по реке и пересекли дорогу из Погожели к Варшавской Кемпе. Издали мы заметили понтоны, которые сплавщики на нашем берегу медленно тянули на бечеве. Капитан моего эскадрона отдал приказ. Мы притаились в лозняке и, когда сплавщики подошли к нам, взяли их живьем. Они вынуждены были вытащить понтоны на берег. На каждом понтоне было пять человек прислуги.

– Сколько было понтонов?

– Четыре. Длиной в восемнадцать футов, а шириной в пять. Понтоны были деревянные, обшитые железом.

– Так. Что вы сделали с ними?

– Изрубили в щепки.

– Что же дальше?

– Солдаты и два офицера, конвоировавшие понтоны на баркасах, стали стрелять, но, увидев, сколько нас, кинулись к тому берегу и по пескам вышли на сушу.

– Не видели ли вы мост?

– Мост – нет. Шанец видел.

– Видели? Когда и каким образом?

– Уже под вечер мы произвели разведку и со стороны Косумцев и со стороны Глинецкой Кемпы.

– Значит, мост строят против Гуры?

– Да, между Гурой и Острувком.

– Острувек лежит в самой долине Вислы?

– В долине, но на довольно высоком берегу.

– Далеко ли от горжи шанца до этого высокого берега?

– Грудно сказать…

– Не знаете ли вы, – из письма я этого не вижу, – каков может быть relief[562] бруствера этого шанца?

– Я… я, пан генерал, не могу ответить на этот вопрос…

– Redan ли это, люнет ли bonnet de prêtre?[563]

Шляхтич-офицер, видно, превосходный кавалерист и фехтовальщик, но человек, недавно попавший в армию и несведущий в военных делах, начал чертить в воздухе какие-то фигуры. Немного из этого можно было понять. Сокольницкий сел за столик и стал торопливо писать письмо главнокомандующему. Он часто бросал писать и медленно расхаживал из угла в угол. Наконец генерал приказал Рафалу выбрать в уланском полку курьера, который должен был немедленно ехать в Окунев. Не успел Сокольницкий закончить письмо и приложить к нему рапорт Турно, как гонец был уже готов. Генерал вышел к нему, сам осмотрел коня и оружие. Через минуту улан поднял коня в галоп и поскакал. На дворе было еще темно, густой туман стлался над всей Отвоцкой низиной, но серый рассвет уже брезжил над лесами. Из лагеря доносились команда и песни. Вскоре пехота вышла на старую дорогу, ведущую через Острувец, Собекурск и Глинецкую Кемпу к Дзецинову. Впереди шел саперный взвод, две роты разведчиков Вейсенгофа и два эскадрона шестого кавалерийского полка. Этот отряд образовал голову колонны. Дальше маршировали стрелковые роты двенадцатого полка с приданной ему артиллерией. Две роты гренадер и эскадрон кавалерии замыкали колонну.

Пятый полк конных стрелков, под командой Казимежа Турно, еще накануне рассыпавшись длинной цепью, пересек леса, направляясь к дорогам на Табор и Подбель, и достиг Осецка, Погожели и Варшевиц. Движение его можно было проследить по рассказам пастухов. Они все время толковали о каких-то войсках, которые через леса направились к реке. Под вечер небольшая армия подошла к Дзецинову и расположилась лагерем, заняв свыше тридцати домов и выгон за деревней. Вдали виднелась колоколенка деревянного костела в Острувке и купы деревьев, окружавших десятка полтора хат этой деревушки. За нею со стороны Глинецкой Кемпы, на небольшом расстоянии от берега реки, маячили строгие линии шанца. Сокольницкий, взяв с собой несколько офицеров, выехал из деревни и. отправился осмотреть местность.

– Не успели еще обложить дерном… Добрый знак… – буркнул про себя генерал.

Он ехал медленно, не опуская подзорной трубы. Отняв ее на минуту, он обратился к сопровождавшим его офицерам:

– Турно был прав. Я не вижу палисада у эскарпов. Разве что они вбили его у контрэскарпов, чтобы нам труднее было вырубить его. А может, они роют сейчас волчьи ямы во рвах и в них забивают колья. Посмотрим…

Генерал с офицерами пустился рысью по лугу, покрытому чудной травой. Деревня Острувек как будто отдалилась от Вислы, и острый угол шанца выдался в поле, в сторону Глинок. Генерал придержал коня и стал измерять на глаз брустверы. Шея у него вытянулась, нос заострился, губы сжались, глаза засверкали. Он стал похож на хищную птицу.

– Люнетик… – с насмешливой улыбкой прошептал генерал.

Он умолк и налившимися кровью глазами снова впился в земляные валы.

Долго пожирал он их глазами. Офицеры, выпрямившись в своих седлах, ждали не шевелясь. Повернувшись к ним, генерал проговорил:

– Возможно, что у них там устроен на скорую руку блокгауз. Тогда горы наших трупов лягут под ним, как в тысяча восемьсот седьмом году под Гданьском…

Рафалу при этих словах представился блокгауз под Гданьском и лицо майора де Вит; но он остался равнодушен, словно ему вспомнилась лишь цветная гравюра, изображавшая эту картину.

– А они тем временем, – продолжал генерал, – смогут кончить мост.

Он снова направил трубу на шанец, продолжая бормотать про себя:

– Угол шанца выдается в поле футов на девяносто… Фасы длинные, фланки надежно защищают куртины. Мы должны любой ценой захватить этот шанец и уничтожить мост. Если мы не сделаем этого сегодня, завтра они кончат мост, переправятся на нашу сторону, окружат нас и растопчут. Ров не защищен, без палисада, а гласисы не обложены дерном. Как известно, на валу перед лобовым бастионом и перед бастионами боковыми нет стрелковых окопов. Людей у нас должно хватить. Если мост не кончен, так в этом люнете не может быть больше одного полка. Сегодня у нас второе мая. Мы должны все поставить на карту и завтрашний день отпраздновать на валу этого шанца.

– Значит, сегодня ночью… – произнес кто-то рядом.

– Прошу помолчать до приказа, – сказал командующий, не поворачивая головы. – Я думал, мы увидим линию редутов. У них было и время и люди, у себя ведь они, в своей державе…

Генерал повернул коня и помчался с офицерами к Глинкам и дальше, к Глинецкой Кемпе. Смеркалось. Кровавое зарево полыхало на глади Вислы, видневшейся вдали. В его лучах около шанца были видны, как на ладони, сотни людей с тачками; они срезали заступами дерн, забивали сваи палисада и, как белые муравьи, копошились во рвах. С минуту группа всадников молча смотрела на эту картину; сердце сжалось у всех при виде этих людей, вооружавших родную землю против своих же соотечественников.

На обратном пути в лагерь генерал получил донесение, что по дороге с вырубок захвачено несколько десятков подвод с бревнами, кольями, досками и жердями, ехавших под конвоем лесников. Подводы были крестьянские, из Глинецкой Кемпы. Получив разрешение сложить отобранный лес в штабеля, мужики с радостью умчались на своих повозках домой. Лесников и объездчиков Сокольницкий приказал задержать и допросить. Не много узнал от них генерал сверх того, что было ему известно, так как неприятель задерживал подводы перед крытыми дорогами шанца, где мужики и складывали лес.

Генерал собрался было поужинать в крестьянской хате, – солдаты в это время уже сидели за ужином, – когда вдруг со сторожевых постов дали знать, что из главной квартиры едет какой-то высший офицер. Сокольницкий вышел навстречу и увидел Пеллетье. Француз еле держался в седле, так как без отдыха прискакал с ротой конницы прямо из Окунева; однако, не успев еще поставить ногу на землю, он уже спросил:

– Ну как, начинаем?

– Конечно.

– А шанец?

– Я его видел. Это люнет.

– А мост?

– У меня все данные за то, что он не кончен.

– Ну так дайте мне чего-нибудь поесть. У меня приказ от главнокомандующего…

– Держать меня за полы?…

– Разумеется.

– Но мы выступим вместе?

– Разумеется.

Пеллетье набросился на петуха, совсем отощавшего перед новиной у крепостного мужика и наскоро зажаренного поваром бригадного генерала. Разгрызая зубами кости, француз не то подавал советы, не то задавал вопросы:

– Не послать ли парламентера с требованием сдать шанец?

– К чему? Зачем?

– Чтобы парламентер посмотрел, окончен ли мост?

– Как же он это увидит?

– Может сообразить по каким-нибудь признакам.

Мы должны действовать осторожно. Главнокомандующий получил сообщение из Варшавы, что двенадцать тысяч австрийцев где-то перешли Вислу.

– Если они и перешли Вислу, то так далеко, что сегодня меня с двух сторон обстрелять не смогут.

– Мост, мост!

– Мы захватили четыре понтона.

– Я послал бы парламентера… Мы ничего не потеряем, если начнем наступление на час позже.