Пэлем Вудхауз - Том 18. Лорд Долиш и другие

— Мистер Грули, — сказал он.

— Да?

— Я поразмыслил и решил, как это ни трудно, что нельзя думать только о себе. Бывают случаи, когда надо собой пожертвовать. Вы любите Эгнес, Эгнес любит вас, и я не буду вставать между вами. Сердце мое разбито, но главное — чтобы она была счастлива. Берите ее, я благословляю вас, если благословение конченного человека что-то значит для вас. Пойду в бар, выпью джину с тоником.

— Прекрасное завершение ваших сегодняшних успехов! — сказал профессор, когда за Сидни закрылась дверь. — Лучший способ уладить мелкие трудности — гипноз и еще раз гипноз. Жертвенная речь получилась неплохо, а? В самом тонком вкусе. Что ж, теперь вас можно разгипнотизировать. Потерпите минуточку, — и профессор выплеснул сок ему в лицо.

Очнувшись, Сирил вскрикнул:

— Ой, Господи!

— Простите? — не понял профессор.

— А вот скажите, — дрожащим голосом спросил Сирил, — действительно ли предложение под гипнозом?

— Вы имеете в виду мисс Флек?

— Да. Я предложил ей руку. Но через три недели я женюсь на другой! Помните Патрицию Бинстед?

— Прекрасно помню.

— Вот на ней. Что мне делать? Вы не могли бы загипнотизировать Эгнес? Внушите ей, что я — первостатейный мерзавец.

— Пара пустяков.

— Тогда — не откладывайте. Скажите, что у меня гандикап гораздо больше. Скажите, что я пью без просыпа. Скажите, что я советский шпион Грулинский. Скажите, что у меня уже есть две жены. В общем, сами знаете, что говорить!

Еле дыша, дождался он профессора.

— Ну, как? — закричал он.

— Прекрасно, дорогой мой, прекрасно. Она помирилась с Макмердо. Говорит, что не вышла бы за вас, будь вы единственным издателем в мире, и не отдаст вас свою книгу, даже если вы станете молить на коленях. Собирается к Саймону и Шустеру.

— Пеппердж, вы — гений!

— Что можем, что можем, — засмущался профессор. — А не вернуться ли нам в бар? Выпьем соку.

— Вам нравится эта пакость?

— Я ее обожаю.

Сирил чуть не сказал, что Дракуле больше подходит другая жидкость, но он сдержался. Как-то бестактно, да и важно ли, кого напоминает этот замечательный человек? Главное — сердце, а не внешность.

— Что ж, выпью и я, — сказал он. — Лимонный сок хорош в такую жару.

— Поверьте, он здесь превосходен.

— Наверное, из счастливых лимонов.

— Очень может быть.

И он улыбнулся, подумав, что, загипнотизировав бармена, угостится даром. Очень удобно, если ты не слишком богат.

ПОТАЕННОЕ СОКРОВИЩЕ

Мы обсуждали положение в Германии и все согласились, что Гитлер стоит на распутье, скоро ему придется сделать решительный шаг. Теперь, сказал Виски-с-содовой, он просто сидит на двух стульях.

— Или он их сбреет, или отпустит, — продолжал Виски. — Так сидеть нельзя. Или у тебя есть усы, или нету. Третьего не дано.

Вдумчивое молчание, воцарившееся после этих слов, нарушил Джин-с-Тоником.

— Что до усов, — сказал он, — я их совсем не вижу. Куда они подевались?

— Я часто задавал себе этот вопрос, — сказал Итальянский Вермут. — Где, спрашивал я, густые усы моего счастливого детства? У нас в альбоме есть давняя фотография прадедушки. Поверьте, он как бы выглядывает из-за живой изгороди.

— Они пили из особых чашек, — сказал Светлое Пиво, — чтобы усы не попали в кофе. Да, ушло это время!..

Мистер Маллинер покачал головой.

— Не совсем, — сказал он, помешивая виски с лимоном. — Конечно, усов теперь меньше, но в дальних сельских районах вы найдете недурные образчики. Существованием своим они обязаны отчасти скуке, отчасти — доброму спортивному духу, который сделал нас, англичан, именно такими.

Светлое Пиво заметил, что не улавливает сути.

— Понимаете, — отвечал мудрец, — у людей, томящихся круглый год в деревне, не так уж много развлечений. Вот они и растят усы.

— И соревнуются друг с другом?

— Именно. Один землевладелец вырастит что-нибудь особенное, другой старается его превзойти. Во всяком случае, так говорил мне мой племянник Бренсепт. Ему ли не знать, если всем своим счастьем он обязан этому явлению!

— Он растил усы?

— Нет. Его втянуло в борьбу между лордом Бромборо из Рамплинг-холла и сэром Престоном Поттером из Уопли-Тауэрс, Норфолк. Самые лучшие усы растят в Саффолке. По-видимому, этому способствует свежий морской воздух. Вероятно, во всей Англии не было лучших усов, чем La Joyeuse барона и Мon amour[59] баронета.

Назвала их так дочь, Мьюриел (сказал мудрец). Поэтичная девушка, приверженная к сагам и романам, перенесла в наши дни средневековую привычку давать имена мечам. Если помните, у короля Артура был меч Эскалибур, у Карла Великого — Фламберж, еще у кого-то — Merveilleuse.[60] Зачем же отмирать таким прекрасным обычаям? Вот она и назвала, и племяннику это понравилось, равно как и мне, когда он об этом рассказал.

Познакомились они незадолго до начала моей повести. В отличие от отца, Мьюриел ездила в Лондон, и однажды ей представили там моего племянника.

Он полюбил ее сразу, она — чуть позже. Ей понравилось, как он танцует, а когда он предложил написать ее портрет (бесплатно), глаза ее засветились особым светом. Посередине первого сеанса он ее обнял и она, нежно курлыкая, прильнула к его груди. Оба знали, что созданы друг для друга.

Вскоре, летним утром, племянник подошел к телефону и услышал голос возлюбленной.

— Пип-пип, — сказала она.

— Тудл-ду, змея моей души, — отвечал он. — Где ты?

— В Рамплинге. Слушай, тут есть для тебя работа.

— Какая?

— Такая. Отец хочет заказать портрет.

— Вот как?

— Да. Собирается преподнести его местному клубу. Не знаю, за что это им.

— Он страшноват?

— Вот именно. Усы и брови, больше ничего. Заметь, усы — невероятные.

— Микробы в них гнездятся?

— А то как же! Так что, ты согласен? Я сказала, что ты подходишь.

— Вернее, подъезжаю. Сегодня вечером.

Он сел в поезд, отходящий в 3.15 от Ливерпул-стрит, а в 7.20 сошел на станции Нижний Рамплинг и прибыл к лорду перед самым обедом.

Сменив одежду еще быстрее, чем обычно — он очень хотел увидеть Мьюриел, — Бренсепт спустился в гостиную, поправляя на ходу галстук, и обнаружил, что еще рано. В комнате был только один человек, по-видимому — хозяин, ибо кроме ушей и кончика носа все закрывали усы.

— Как поживаете, лорд Бромборо? — учтиво осведомился племянник. — Моя фамилия Маллинер.

Человек посмотрел на него из-за чащи, кажется — с неудовольствием.

— Какой еще Бромборо? — сварливо спросил он. — Что вы хотите сказать?

Бренсепт ответил, что хочет сказать именно то, что сказал.

— Я не Бромборо, — сообщил человек.

— Да? — сказал племянник. — Простите.

— С чего вы взяли, что я Бромборо?

— Мне говорили, что у него красивые усы.

— Кто?

— Его дочь. Человек фыркнул.

— Мало ли что она скажет! Предрассудки. Дочерние чувства. Я бы не стал спрашивать у дочери. Я бы пошел к знатоку. Нет, это неслыханно! Да, у него есть усы, он их не бреет. Но «красивые»? Чушь. Нелепость. Просто смешно. В жизни не слышал такого бреда.

Племянник пробормотал, что забыл носовой платок, и поскорее ушел. Вскоре сверху спустилась Мьюриел, прелестная, как фея.

— Привет, старый хрен, — нежно сказала она. — Что ты тут делаешь? Почему ты не в гостиной?

Бренсепт кинул взгляд на дверь и понизил голос.

— Там сидит усатый тип. Я думал, это твой отец, а он рассердился. Ему не понравилось, что я назвал усы лорда Б. красивыми.

Она засмеялась.

— Ну, ты даешь! Он жутко завидует отцу. Это сэр Престон Поттер, они с сыном у нас гостят.

Она прервала рассказ, чтобы обратиться к приятному седому субъекту:

— Что, Фиппс, сейчас позовете к столу? Папы еще нет. А, вот он!

С лестницы спустился джентльмен с ослепительными усами.

— Пап, это мистер Маллинер, — сказала дочь.

Сердце у племянника упало. Он понял, что этого человека почти невозможно написать. Сэр Престон Поттер ошибся. Усы превосходили всё, что только можно. Здесь нужен был пейзажист, а не портретист.

Однако баронет, вышедший из гостиной, презрительно взглянул на соперника.

— Подстригли их, а? — спросил он.

— Конечно, нет, — отвечал хозяин. — С какой стати? Почему вы так подумали?

— Да что-то они коротковаты, — сказал гость. — И жидковаты… Моль, наверное.

Хозяин сдержался и перевел разговор. В это время по лестнице спустился человек с очень светлыми волосами.

— А, Эдвин! — сердито вскричала Мьюриел. — Мы тебя заждались.

— Прошу прощения, — сказал молодой человек.

— Правильно. Ну, раз ты здесь, я тебя познакомлю с мистером Маллинером. Он будет писать портрет отца. Мистер Маллинер… Мистер Поттер, мой жених.