Озорные рассказы - Оноре де Бальзак

— Ах, святой отец! — воскликнула дама. — Если вы нас любите, вы отдохнете от великих трудов ваших и согласитесь принять ванну, которую приготовила и согрела для вас Перотта.

И вот Амадора искупали в душистой воде. Выйдя из ванны, он надел новую сутану из тонкой шерсти и новые сандалии, и всем показалось, что свет еще не видывал столь достославного монаха.

Тем временем тюрпенейские братья, в великом страхе за Амадора пребывавшие, поручили двум монахам разыскать беднягу в замке. Лазутчики бродили вдоль рва, когда Перотта выбросила туда вместе с прочими отбросами засаленную рясу Амадора.

Завидев это, монахи уверовали, что старый безумец нашел в замке свою погибель. Они вернулись в монастырь, объявив, что, безо всякого сомнения, Амадор терпит муки мученические во имя родного аббатства. Аббат повелел всем идти в часовню и молить Господа, дабы Всевышний поддержал своего верного служителя в его страданиях. Амадор же, отужинав после ванны, положил договор за пояс и пожелал вернуться в Тюрпеней. И тут он обнаружил, что у крыльца стоит конюх и держит уже оседланную и запряженную кобылу госпожи де Канде. Хозяин замка велел своим людям проводить монаха, чтобы с ним по дороге ничего дурного не приключилось. Тут Амадор простил обитателям замка вчерашние каверзы и даровал всем и каждому свое благословение, прежде чем покинуть сие новообращенное место. Само собой, дама провожала его взглядом, объявив, что он славный наездник. Перотта сказала, что сей монах держится в седле лучше, чем многие рыцари. Девица де Канде вздохнула, а малышка потребовала, чтобы Амадор стал ее духовным отцом.

— Он очистил наш замок от скверны греховной, — согласились все, снова собравшись в столовой.

Когда кавалькада с Амадором во главе приблизилась к аббатству, монахов охватил ужас, ибо привратник решил, что у барона де Канде после расправы с бедным Амадором разыгрался аппетит и сей изверг решил сокрушить все Тюрпенейское аббатство. Тут Амадор крикнул своим зычным голосом, его узнали, проводили во двор, и, едва он слез с кобылы дамы де Канде, началось такое смятение и шум, словно на дворе полнолуние и все разом посходили с ума. В трапезной поднялся шум невероятный, монахи бросились поздравлять Амадора, который размахивал договором, подняв его над головой своею. Людей де Канде угостили лучшим вином из монастырских подвалов, тем самым вином, что было подарено тюрпенейцам братьями из Мармустье, коим принадлежат виноградники Вувре. Добрый аббат, прочитав грамоту барона де Канде, направился в часовню, промолвив:

— Во всем этом виден перст Божий, возблагодарим же Господа, братие.

Поелику добрый аббат, выражая признательность Амадору за деяния его, непрестанно поминал сей перст, монаху не по нраву пришлось то, что орудие его умаляют.

— Давайте считать, — сказал Амадор, — что то была десница, и ни слова больше.

Завершение тяжбы между сеньором де Канде и Тюрпенейским аббатством подарило Амадору счастье великое, ибо по истечении девяти месяцев у него родился сын. Сие событие сделало Амадора чрезвычайно преданным церкви нашей, и через два года монахи избрали его своим аббатом, ибо полагали, что с этим полоумным их ждет привольное житье-бытье. Однако, став настоятелем, Амадор сделался мудрым и строгим, ибо укротил и утолил свои неудержимые желания, переплавив свою натуру в женском горниле, огонь коего освещает всякую вещь, поелику огонь этот есть вечный и присный, неугасимый и неиссякаемый, постоянный и неистощимый, всепроникающий и всепоглощающий и другого такого нет на всем белом свете. В то же время огонь этот всеуничтожающий и всепожирающий истребил все зло, что было в Амадоре, пощадив лишь то, что не смог достать, а именно его дух, ибо дух оный был ясен, как адамант, который, как всем хорошо известно, представляет собой остаток пожара великого, от коего в незапамятные времена обуглился наш земной шар. Амадор явился орудием, избранным Провидением для переустройства нашего знаменитого аббатства, поелику он навел в нем порядок, глаз с монахов не спускал денно и нощно, в положенные часы поднимал братьев на молитву и пересчитывал в часовне, как пастух своих овец, всех до единого крепко держал в руках и суровым наказаниям подвергал за грехи, так что тюрпенейские монахи стали самыми благоразумными и примерными из всех монахов.

Сие должно научить нас смотреть на женский пол как на средство спасения нашего, а не только удовольствия. Более того, история эта учит нас никогда не воевать и не спорить со служителями церкви».

Королю и королеве сей рассказ пришелся по душе, придворные кавалеры признались, что никогда прежде не слышали ничего более увлекательного, а дамы пожелали сами пережить что-либо подобное, но вслух в том не признались.

Раскаяние Берты

Время действия: XV век.

Глава первая

Как Берта и в замужестве оставалась девственно-непорочной

Незадолго до первого побега его высочества дофина[140], причинившего немалое огорчение доброму государю нашему Карлу Победителю, в провинции Турень случилась беда в одной благородной семье, после того почти совсем угасшей, — посему весьма печальная сия история и может быть ныне обнародована. Да помогут автору в его труде святые исповедники, мученики и все силы небесные, кои по воле Господней были зачинателями всего доброго в сем происшествии!

По складу своего характера мессир Эмбер де Батарне[141], один из знатнейших феодалов Турени, не питал никакого доверия к прекрасному полу, полагая, что женщина в силу самой своей природы нравом непостоянна, причудлива, и возможно, что он был прав. Как бы то ни было, упорствуя в этом мрачном убеждении, Батарне дожил до преклонного возраста без подруги, что отнюдь не шло ему на пользу. Человек одинокий, он не умел да и не желал быть приятным ближнему; все свое время проводя в походах, он имел дело со всякими молодцами, с коими можно было ни в чем себя не стеснять. И потому он вечно ходил неопрятно одетый, потный и грязный под своими доспехами, с немытыми руками, а лицом смахивал на обезьяну; словом, в том, что касается наружности, был он самый безобразный мужчина во всем христианском мире, но зато сердце, ум и все незримые свойства души были в нем достойны всяческой похвалы. Поверьте, долго пришлось бы странствовать по белу свету посланнику Божию,