Поезд длиною в жизнь - К. Б.

тянуться навстречу к пучине мрака. Пучина тянулась к нему в ответ и в моменте, когда языки мрака вот-вот коснутся Сашиных пальцев, он убрал руку в сторону к ручке двери и молниеносно захлопнул дверь. Руки и ноги стали легкими, как перья и Саша почувствовал ощущение, очень похожее на невесомость. Он оперся на перила за спиной и тихо сполз на пол. Облегчение постепенно заливало его вены, и он почувствовал расслабление. Длилось оно не долго, потому что он стал задаваться вопрос о том, не сон ли это. Он читал про осознанные сны и сейчас он, вероятно, в нем. Иначе он не мог найти этому объяснения. Он принялся себя щипать, хлопать по щекам, но ничего из этого не меняло его реальности. Саша стал биться затылком о стену, может так в его голове все утрясется, и он проснется. Но это не помогало. Он безучастно уставился на ручку двери купе напротив, где пассажиром является тьма и холод и стал перематывать в голове прошедшие события, пытаясь найти этому объяснения.

Он не знает, сколько он так просидел. Минуту, пол часа, полтора часа, время почему-то перестало ощущаться, как обычно ощущалось… вчера. А вчера ли это было? Странное чувство. Такое ощущение, что нет ни вперед, ни назад, он не чувствовал направление движения поезда, но чувствовал, что поезд едет, только в какую сторону — непонятно. Саша предпринял попытку встать и давление в его голове подскочило. Он услышал стук своего сердца и, чтобы не потерять равновесие из-за небольшой слабости, оперся о перила и двери купе и побрел дальше. Он шел и шел и неизвестно сколько вагонов прошел, но казалось, что у поезда нет конца, а уж тем более ресторанного вагона. Одни купе. Остановившись рядом с дверью одного из купе, он прильнул ухом и стал прислушиваться. Слышалась капель. Такой звук вселял успокоение и умиротворение. Слушая каплю за каплей, он словно забывал о том, где находится и через что недавно прошел. Для него ничего не существовало, кроме этого опьяняющего звука.

Он обнаружил себя сидящим на полу в коридоре вагона и прислонившегося к двери купе. Он словно проснулся от опьяняющего сна, в котором было так легко и непринужденно. Он проснулся и не помнил, в каком тумане был его разум и что он видел. А главное, не знал, почему он очнулся. Саша потерял счет времени и не помнил сколько он так просидел, но тело говорило о том, что достаточно, чтобы затекла нога.

— Не хочешь открыть? — Будто гром среди ясного неба в кромешной тишине раздался этот звонкий голос и вырвал Сашу из раздумий. Он резко отскочил, как ошпаренный и развернулся. Перед собой он увидел приятного старика с густой седой бородой до колен. Старик открыл рот, и Саша услышал вопрос. — Ты так и будешь слушать о счастье, но не откроешь его для себя?

Саша выражал недоумение своим лицом и не понимал что происходит, но чувствовал, что опасности нет. Старик продолжал.

— Странно, почему люди, совершив ошибку, наткнувшись на неудачный опыт, открыв не ту дверь, скажем так, — старик многозначительно посмотрел на юношу, — не пробуют снова. Думают, будто счастье будет только за одной единственной дверью, которую им не посчастливилось открыть в тот раз, но не думают, что, может, следующая дверь как раз-таки и является счастьем, которое они искали.

Старик выдержал паузу, понимая, что нагружает парня, наблюдая за его испуганным и непонимающим лицом.

— Не пугайся меня, я всего лишь бортпроводник, которому посчастливилось обслуживать твой поезд. Судя по твоему взгляду, ты не знаешь что это за поезд. Я тебе расскажу, но сначала, ты должен решить: откроешь эту дверь или нет. — С этими словами старик исчез в мгновение ока. Он исчез, словно его и не было. Пустота.

Саша проморгался и решил, что это была галлюцинация и все прошедшие события — тоже. Он тряхнул головой и протер лицо ладонями, как вдруг снова раздался голос старика, словно эхо.

— Откроешь или нет?

Саша вскочил и стал испуганно озираться по сторонам, но в коридоре вагона не были ни души. На мгновенье Саша подумал, что нет тут и его самого, это просто иллюзия и все это происходит не с ним. Затем он повернулся к двери, за которой все еще слышалась капель и положил руку на ручку, решаясь открыть. Спустя некоторое время, он решил, что перед дверью купе с тьмой интуитивно ощущалось что-то неприятное, от чего ему было не по себе. В то мгновенье он не успел это осознать и открыл дверь, с чего потом пожалел. Но перед этой дверью он чувствует, что ему надо ее открыть. Саша слегка надавил на ручку и медленно отворял дверь. Заглянув в небольшую щель двери, не поверив своим глазам, он быстро открыл дверь полностью и вошел в помещение, оглядываясь в недоумении. Звук капели — это звук воды, капающей в раковину. Инна снова не до конца закрыла кран, и он подошел и докрутил выключатель. Капель прекратилась. Саша присел за стол. На столе стояли две чашки и тарелка с остатками недоеденного завтрака. До слуха добрались непонятные звуки из другой комнаты. Саша пошел на звук в спальню и увидел, как он и его жена занимаются любовью. Он подошел ближе к кровати. Бурная любовная деятельность нарастала, а спазм внизу живота усиливался. Саша посмотрел в лицо своей жены, получающей удовольствие. Ее закрытые глаза, легкие стоны, исходившие из груди. Он вспомнил, как дышал в ее волосы, пахнущие яблоком. Он вспомнил это мартовское утро. Солнце грело комнату своими лучами и в окна стучалась весна. Для него тогда это было обычным утром из его жизни. Сейчас он едва мог сдерживать слезы от упущения. Инна открыла глаза в потолок и медленно повернула голову на Сашу, стоящего у кровати и наблюдавшего за ними. У Саши по затылку пробежал жуткий холодок. Она смотрит на него. Она видит его. Она раскрывает губы, и он слышит знакомый голос.

— Ты все-таки открыл дверь.

Саша испуганно отскочил и увидел за спиной старика. Старик повернулся и удалился в кухню. Когда Саша его нагнал, старик сидел и потягивал чай из Сашиной кружки.

— Как тебе наблюдать за своей жизнью со стороны? — поинтересовался старик, словно между делом. Словно они уже давно знакомы и сейчас просто болтают. Саша опешил от такого развития событий и недоуменно начал выбирать вопрос, который он задаст первым, потому что вопросов в его голове проносилась сотня, если не тысяча.

— Это