Пэлем Вудхауз - Том 13. Салли и другие

У меня — гора с плеч.

— Замечательно! — говорю.

Тут она завздыхала: «О, Берти!», «Ах, Берти!», я спросил, о чем она, и она объяснила, что вздыхает, поскольку я так рыцарствен и щедр.

— Мало кто еще из мужчин, испытывая ко мне такие чувства, был бы способен вести себя так.

— Да ну, пустяки, — говорю я.

— Я страшно тронута.

— Забудьте. Так, значит, у вас с ним опять мир и любовь?

— Да. Смотрите, не проговоритесь ему, что я была вчера с вами в ночном клубе.

— Конечно, конечно. Ни полслова.

— Д'Арси ужасно ревнив.

— Мне это известно. Он ничего не узнает.

— Уж пожалуйста. Даже если бы он только проведал, что я сейчас разговариваю с вами по телефону, с ним и то случилась бы истерика.

Я хотел было снисходительно рассмеяться в ответ и возразить, что это, как выражается Дживс, сугубо маловероятно, откуда бы Сыру узнать, что мы тут чешем языки, как вдруг я краем глаза заметил у себя в поле зрения некий крупный предмет. Я слегка повернул голову и убедился, что этот кр. пр. на самом деле — могучая фигура д'Арси Чеддера собственной персоной. Я не услышал дверного звонка и не видел, как он вошел, но это, несомненно, был он — опять явился моему взору, точно проживающее по здешнему адресу привидение.

Тут требовалось соображать молниеносно. Нельзя же допустить, чтобы к вам приходили и прямо в гостиной закатывали истерики. Да и вряд ли, выяснив, кто у меня на том конце провода, Сыр ограничится только истерикой.

— Конечно, Китекэт, — внятно произнес я в трубку. — Разумеется, Китекэт. Я понимаю, Китекэт. Но сейчас я должен попрощаться, Китекэт, так как ко мне зашел наш общий друг Чеддер. Пока, Китекэт. — Я повесил трубку и обернулся к Сыру. — Говорил с Китекэтом, — пояснил я ему.

Сыр на это ничего не сказал, а продолжал стоять и мрачно взирать на меня. Теперь, зная о кровном родстве Сыра с судьей на Винтон-стрит, я увидел меж ними явное фамильное сходство. У племянника, как и у дяди, была манера щуриться и смотреть на человека из-под нависших бровей. Разница была лишь в том, что дядюшка пронзал вас взором сквозь стекла пенсне, а племянничек действовал невооруженным взглядом.

Сначала я подумал, что неудовольствие моего гостя вызвано моим костюмом: я принимал его в халате и пижаме, а в три часа дня такое одеяние может натолкнуть на определенные мысли. Но нет, оказалось, что на повестке дня вопрос посерьезнее.

— Вустер, — произнес Сыр голосом гулким, как шум Корнуолского железнодорожного экспресса в туннеле. — Где ты был минувшей ночью?

К этому вопросу, признаюсь, я был совсем не готов. Я даже покачнулся. Но тут же напомнил себе, что против меня нет никаких улик, и снова воспрял духом.

— Аа, Сыр! — воскликнул я приветливо. — Заходи, заходи. Ах, ты уже зашел? Ну, тогда присаживайся и расскажи, что новенького. Прекрасная погода, не правда ли? Многие не любят июль в Лондоне, но мне лично нравится. На мой вкус, в это время года тут что-то такое есть эдакое.

Но он был, похоже, как раз из тех, которые июль в Лондоне не одобряют, судя по тому, что рассуждать на эту тему не пожелал и только фыркнул по своему обыкновению.

— Где ты был минувшей ночью, черт бы тебя побрал? — повторил он, и я заметил, что лицо у него багровое, щеки подергиваются и глаза, подобно звездам, вот-вот покинут свои орбиты.

Я сделал попытку изобразить равнодушие и спокойствие.

— Минувшей ночью? Дай припомнить. Это будет ночь на двадцать второе июля, верно? Гм. Кхе. Ночь на…

Он два раза сглотнул.

— Вижу, ты подзабыл. Позволь освежить твою память. Ты был в ночном притоне вместе с моей невестой Флоренс Крэй.

— Кто, я?

— Да, ты. А сегодня утром ты предстал перед полицейским судьей в участке на Винтон-стрит.

— Ты уверен, что говоришь обо мне?

— Вполне уверен. Информация получена от моего дяди, тамошнего судьи. Он у меня сегодня обедал, и уходя, заметил на стене твое фото.

— Я и не знал, что у тебя на стене висит мой фотопортрет. Очень тронут.

Но он продолжал кипятиться.

— Фото групповое, — буркнул Сыр, — и ты оказался на нем среди прочих. Дядя Джо присмотрелся, засопел и спрашивает: «Ты знаешь этого молодого человека?» Я объяснил, что мы принадлежим к одному клубу, поэтому поневоле иногда пересекаемся, только и всего. Хотел еще добавить, что по собственному желанию я бы к тебе десятифутовым шестом не притронулся, но он, все так же сопя, поспешил выразить радость оттого, что я не состою с тобой в дружбе, поскольку такой человек не годится в друзья его племяннику. Он сказал, что утром ты был доставлен к нему в суд по обвинению в нападении на полицейского, задержавший тебя полицейский показал, что ты подставил ему ножку в ночном клубе во время его погони за платиновой блондинкой.

Я оскорбленно поджал губы. Вернее, я хотел оскорбленно поджать губы, но у меня не получилось

— Ах вот оно что. Лично я не стал бы так уж доверять показаниям полицейского, который проводит время, гоняясь за платиновыми блондинками в ночных клубах. А что до твоего дяди, рассказывающего небылицы, будто бы меня доставили к нему на суд, то известно, что представляют собой эти полицейские судьи. Низшая форма прудовой жизни. Когда у парня не хватает ума и предприимчивости, чтобы продавать заливных угрей, его определяют судьей в полицейском участке.

— По-твоему, при рассмотрении группового фото его обмануло некоторое сходство?

Я отмахнулся.

— Не обязательно некоторое. В Лондоне полно людей, смахивающих на меня очень сильно. У меня самый распространенный тип наружности. Мне рассказывали про одного субъекта, некоего Эфраима Гэдсби, из тех Гэдсби, что проживают на Срэтем-коммонс, так он просто вылитый я. Данный факт я, конечно, приму во внимание, когда буду подавать в суд на этого твоего родственничка за клевету и диффамацию, и не исключено даже, что пожалею его и решу все-таки смягчить справедливость милосердием. Но ты бы лучше предостерег старого дурака, чтобы впредь был осторожнее и не давал воли языку. Всякому терпению есть предел.

Сыр секунд на сорок пять погрузился в задумчивость.

— Платиновая блондинка, — произнес он по истечении паузы. — Полицейский показал, что у нее были очень светлые волосы.

— Эффектная, должно быть.

— Я нахожу чрезвычайно существенным то, что Флоренс как раз платиновая блондинка.

— Не вижу, почему. Среди девушек платиновых блондинок сотни. Мой дорогой Сыр, спроси себя, возможно ли, чтобы Флоренс оказалась посетительницей жалкого ночного клуба вроде этого… как ты сказал, он называется?

— Я не говорил. Но вроде бы он называется «Пестрая устрица».

— А, ну да. Слышат о таком. Как я понимаю, малоприличное заведение. Невозможно поверить, чтобы Флоренс посещала подобные притоны. Такая утонченная, интеллектуальная девица? Нет и нет.

Сыр призадумался. Кажется, его пробрало.

— Вчера она просила, чтобы я сводил ее в ночной клуб, — проговорил он, припоминая. — Какие-то ей нужны материалы для новой книги.

— Но ты, конечно, отказался?

— Вообще-то нет. Я сказал, что согласен. Но потом между нами возникли, э-э-э, разногласия, и это отпало.

— А она, разумеется, вернулась домой и легла спать. Как иначе могла поступить милая, невинная английская барышня? Неужели ты хоть на миг мог предположить, что она без тебя отправилась в какое-нибудь злачное местечко? Тем более, в притон, где, ты сам говорил, постоянно снуют полчища полицейских, гоняясь за платиновыми блондинками, да и не то еще может происходить под покровом ночи. Нет, Сыр, выкинь из головы такие мысли, они, позволь тебе заметить, тебя не достойны… А вот и Дживс, — обрадовался я, увидев, что безупречный слуга неслышными шагами вошел в гостиную со старым добрым подносом в руках. — Что вы нам принесли, Дживс? Ваше особое освежительное?

— Да, сэр. Я подумал, что мистер Чеддер будет, возможно, рад освежиться.

— Мистер Чеддер как раз созрел для стаканчика. Я сам к тебе не присоединюсь, Сыр, ты же знаешь, турнир по «летучим дротикам» на носу, я сейчас соблюдаю более или менее строгий режим. Но ты непременно должен отведать Дживсов сказочный бальзам. У тебя были переживания… волнения… беспокойства, а он приведет тебя в норму. Да, кстати, Дживс.

— Сэр?

— Вы не помните, какую душеполезную книгу я собирался вчера вечером почитать на сон грядущий, когда вернулся домой из клуба после разговора с мистером Чеддером?

— Разумеется, помню, сэр.

— Это была «Загадка красного рака», не правда ли?

— Совершенно верно, сэр.

— Кажется, я еще сказал, что мне не терпится поскорее к ней вернуться?

— Насколько я помню, сэр, это ваши точные слова. Вы сказали, что считаете минуты, когда, наконец, ляжете в постель и раскроете названное сочинение.

— Благодарю вас, Дживс.

— Не стоит благодарности, сэр.