Ши Най-Ань - Речные заводи (том 1)

Но уходить она не собиралась.

– Как ты можешь говорить так! – возразила старуха. – Ведь я стараюсь отблагодарить тебя за труды.

Она расставила на столе тарелки с закусками, и, когда все трое уселись, старая Ван налила вина, а Си‑Мынь Цин, подняв свою чашечку, обратился к жене У:

– Прошу вас, уважаемая, до дна осушить эту чашечку.

– Очень благодарна вам за благосклонное ко мне внимание, – смеясь, ответила женщина.

– Я знаю, милая, что ты умеешь пить, – отозвалась старуха, – а потому прошу тебя, не стесняйся и пропусти еще пару чашечек.

Тем временем Си‑Мынь Цин, взяв со стола палочки для еды обратился к старухе Ван:

– Мамаша, попросите гостью чего‑нибудь откушать.

Старуха выбрала самые лакомые кусочки и передала их жене У старшего. Так они осушили подряд еще три чашечки, и старуха снова пошла за вином. Тогда Си‑Мынь Цин спросил жену У:

– Могу я узнать, сколько весен вам сейчас миновало?

– Мне уже двадцать три года, – ответила та.

– Я старше вас на пять лет, – заметил Си‑Мынь Цин.

– Что вы, господин! Разве можно сравнивать мою ничтожную жизнь с вашей высокой, – это как небо и земля! – воскликнула жена У.

В это время в комнату вошла старая Ван и сказала:

– Видите, какая она умница! Не только шить мастерица, но и ученая и начитанная.

– Где вы только ее отыскали? – удивлялся Си‑Мынь Цин. – И какой, должно быть, счастливчик этот У старший!

– Окажу вам откровенно, – продолжала старуха, – что хоть у вас, уважаемый господин, в доме немало женщин, но ни одна не может с нею сравниться!

– Да сразу всего и не скажешь! – поддакнул Си‑Мынь Цин. – Могу лишь признаться, что не везет мне, так до сих пор я и не смог найти хорошей жены.

– Ну, первая‑то жена была у вас хорошая, – возразила на это старая Ван.

– И не говорите! – воскликнул Си‑Мынь Цин. – Если бы была жива моя первая жена, дом мой не был бы таким беспризорным! А то сейчас нахлебников у меня много, а делами никто не занимается.

– Когда же вы потеряли супругу? – спросила Пань Цзинь‑лянь.

– Мне очень тяжело говорить об этом, – сокрушался Си‑Мынь Цин. – Моя покойная подруга происходила из бедной семьи, была мастерицей на все руки и могла заменить меня в любом деле. Однако, на мое несчастье, она уж три года, как умерла, и все в доме пошло вверх дном. Вот почему я стараюсь уйти куда‑нибудь, а, когда бываю дома, всегда расстраиваюсь!

– Уважаемый господин, не судите строго меня, старую, за прямоту мою, – снова вступила в разговор хозяйка, – только я окажу, что и первая ваша жена не умела так шить, как жена У старшего.

– Хоть и нехорошо так говорить про покойную жену, – отвечал Си‑Мынь Цин, – но все же не могу не признаться, что и красотой лица она уступала вам, сударыня.

– А что же это вы, уважаемый господин, – смеясь, сказала старуха, – не пригласите меня попить чайку к той из своих жен, что проживает на Восточной улице?.

– Это к певичке Чжан Си‑си? – спросил Си‑Мынь Цин. – Так ведь это так, между прочим, да и не по душе она мне что‑то.

– Но ведь вы, уважаемый господин, очень долго жили с Ли Цзяо‑цзяо? – продолжала старуха.

– Она уже поселилась в моем доме, – ответил Си‑Мынь Цин, – и, будь она так же мила лицом, как наша гостья, я давно бы на ней женился.

– А если б я нашла такую женщину, – сказала старуха, – которая пришлась бы вам по вкусу, то ничто не помешало бы вам?

– Родители мои умерли, и дома я сам себе хозяин, – отвечал он. – Кто же посмел бы воспрепятствовать мне?

– Да нет, я так, пошутила, – сказала старуха. – Где же сразу найдешь такую, чтоб была по вашему вкусу?

– А почему же не найдешь! – возразил Си‑Мынь Цин. – Просто уж такой я неудачливый с женитьбой, вот и не мог найти себе пару.

Так, слово за слово, говорили они еще некоторое время, а потом старуха молвила:

– Хорошо бы сейчас еще вина выпить, да вот не осталось ничего. Вы уж не ругайте меня, сударь, за мою назойливость, но только неплохо было бы еще кувшинчик купить!

– У меня в платочке завязано пять с лишним лян серебра, – сказал Си‑Мынь Цин, – и я все это отдаю вам на расходы. Если нужно что‑нибудь купить – покупайте. А что останется, вы, матушка, можете взять себе.

Старуха поблагодарила Си‑Мынь Цина и поднялась, чтоб идти. Взглянув на красотку, она увидела, что та уже сильно подвыпила и страсти у нее разгораются. Гости уже беседовали, не стесняясь, и можно было заметить, что их влекло друг к другу. Жена У все продолжала сидеть, потупившись, и не думала уходить. Тогда старуха, вся сияя, оказала:

– Сейчас я пойду и куплю еще кувшинчик, чтоб поднести тебе чашечку. Ты уж побудь здесь, милая, за хозяйку, посиди с уважаемым господином. Вино еще есть, так что вы с господином можете выпить, а я пойду в лавку, что возле уездного управления, – там продается хорошее вино, – и, может, немножко задержусь.

– Да что вы, не надо больше, – сказала жена У, но сидела, не двигаясь с места.

Выйдя из дому, старуха заперла дверь и села сторожить вход.

А Си‑Мынь Цин, оставшись с женой У старшего наедине, стал уговаривать ее выпить еще. Потом, как бы невзначай, он смахнул рукавом на пол палочки для еды; и надо же было случиться такой удаче, что палочки упали прямо к ее ногам. Си‑Мынь Цин поспешно нагнулся, будто для того, чтобы поднять палочки, и увидел крошечные ножки женщины. Тут уж он забыл про палочки и сжал вышитый туфелек на ее ножке.

– Что ж это вы делаете, уважаемый господин? – рассмеялась Пань Цзинь‑лянь. – Или вы и впрямь желаете меня?

Тогда Си‑Мынь Цин упал перед ней на колени и воскликнул:

– Дорогая, ты сама довела меня до этого!

Жена У обняла Си‑Мынь Цина и подняла его с полу, а затем они пошли в спальню старой Ван, разделись, – и чего только тут не было! Но когда они стали одеваться, в комнату ворвалась старая Ван и сердито завопила:

– Хорошенькие делишки вы тут проделываете!

Си‑Мынь Цин и жена У перепугались, а старуха все продолжала кричать:

– Нечего сказать, хороши! Я пригласила тебя одежду шить, а не чужих мужчин соблазнять. Ведь если У старший узнает об этом, так и мне достанется. Лучше уж я сама пойду и расскажу ему обо всем, – и с этими словами она повернулась, делая вид, что хочет идти. Тут жена У схватила ее за платье, приговаривая:

– Дорогая мамаша, простите меня, пожалуйста!

– Не кричите так! – уговаривал ее и Си‑Мынь Цин.

– Если вы хотите, чтобы я простила вас, – засмеялась старуха, – выполните одно условие!

– Я готова выполнить хоть десять, – отвечала жена У.

– Так вот, – продолжала старуха, – ты скроешь от мужа все, что здесь произошло, и будешь приходить сюда каждый день развлекать уважаемого господина. Тогда я тебя не выдам. Если же ты хоть раз нарушишь свое обещание, я тут же пойду к У старшему и расскажу ему обо всем.

– Пусть будет по‑вашему, и покончим на этом, – согласилась жена У.

– Ну, с вами уважаемый господин Си‑Мынь, мне нет надобности много разговаривать, – продолжала старуха. – Дельце наше сделано, не забудьте теперь своего обещания. Если же вы не сдержите обещания, я пойду к У старшему и расскажу ему обо всем.

– Вы можете быть совершенно спокойны, матушка, – сказал Си‑Мынь Цин, – я сдержу свое слово.

Затем они выпили еще по чашечке, вина, и, так как время было уже за полдень, жена У поднялась и сказала:

– Скоро вернется домой этот У старший, мне пора идти, – и она черным ходом ушла от старухи Ван. Не успела она войти в дом и снять дверную занавеску, как возвратился ее муж.

А старуха Ван, оставшись вдвоем с Си‑Мынь Цином, спросила:

– Ну как, хорош мой план?

– Я очень признателен вам, дорогая мамаша! – отвечал он. – Как только вернусь домой, сейчас же пошлю вам слиток серебра. Разве могу я забыть то, что обещал?!

– Ну что же, буду ждать приятных вестей. Только смотрите, как бы не получилось, как с теми плакальщицами, которые просят платы, когда покойник уже похоронен.

В ответ Си‑Мынь Цин только рассмеялся и ушел, и говорить об этом пока больше нечего.

Жена У старшего стала теперь каждый день приходить в дом старой Ван и проводила здесь время с Си‑Мынь Цином. Скоро они прилипли друг к другу, как лак и краска, и их невозможно было разлучить. Однако недаром говорит пословица: «Добрая слава дома лежит, а худая – по свету бежит». Не прошло и полмесяца, как о связи Пань Цзинь‑лянь с Си‑Мынь Цином говорили уже все соседи. Не знал ничего лишь обманутый У старший.

Но рассказ здесь пойдет о другом. Надо сказать, что в этом же городе проживал паренек лет шестнадцати по фамилии Цяо, а так как родился и вырос он, когда отец его отбывал военную службу в Юньчжоу, то ему и дали имя Юнь‑гэ, что означает – браток из Юньчжоу. У этого Юнь‑гэ остался в живых только отец. Мальчуган рос ловким и сообразительным и занимался продажей свежих фруктов. Торговал он возле кабачков, которых было немало возле уездного управления. Перепадало ему кое‑что и от Си‑Мынь Цина.