Анатолий Субботин - За землю Русскую

— Нынешний торг беден в Новгороде, святой отец, — не зная о цели, с какой спрашивают его, пожаловался Мундт. — Мало иноземных гостей. Русские города, те, что к югу от Новгорода, разорены; мало гостей из германских городов и из Висби. Шведы и рыцари-меченосцы чинят грабежи и насилия на торговых путях. Прежде обильнее и богаче знал я торг здешний.

— Чинятся ли в Новгороде притеснения иноземным гостям, велики ли берутся пошлины? — продолжал спрашивать отец Биорн. — Охотно ли продают новгородцы свои товары иноземцам?

— Хуже стало, — откровенно признался Мундт. — Прежде новгородцы охотно давали и воск, и лен, и меха, и все, что имели, за серебро, сукна, соленую рыбу и мальвазею; ныне не все берут, с чем приходят гости из Ганзы. Новгородцы говорят: дайте нам железо и медь. Сами идут за море. Перед тем как прибыть вашей милости в Новгород, ладьи новгородцев ушли в Висби.

— Видел я на торгу железо кричное и изделия, видел кузни и кузнечных мастеров, — произнес отец Биорн и пристально посмотрел на Мундта, словно ища у ольдермена подтверждания своих слов и догадок.

— Да, — подтвердил Мундт. — Есть руда в здешней земле, варят железо кричное в домницах. Мастера-дом-ники живут и в селениях, за городом. Кузнечные мастера сталь льют, куют мечи, топоры боевые, копья и рогатины, кольчуги вяжут. За новгородские кольчуги торговые гости берут в Висби и Любеке хорошую прибыль.

— Правду ли молвил ты о кольчугах, сын мой? — сухо спросил отец Биорн.

— Сказал о том, что сам видел, испытал и знаю, святой отец, — ответил Мундт. — Над войском новгородским, когда о прошлом лете выступало оно против шведов, как молодой лес поднимались железные копья, железом и медью сверкали шлемы и кольчуги воинов.

Отец Биорн видел войско русичей в битве у Невской протоки; билось оно копьями и мечами, топорами боевыми, стрелы пускало тучей; видел отец Биорн кольчуги русские, шлемы кованые, и все же ему казалось, что Мундт преувеличивает силы русичей. Русь, покоренная Ордой, лежит в пепле и развалинах. Если бы перед битвой на Неве Биргер послушался совета отца Биорна и выступил к Новгороду в одной рати с рыцарями-мече-носцами, он, Биорн из Упсалы, не гостем вошел бы в дом святой Софии, а господином… Задумавшись, отец Биорн не слушал, о чем еще говорит Мундт. Не знает и не видит любечанин ничего, кроме своего торга. Готов он торговать и с другом и с недругом.

В беседах с новгородцами отец Биорн говорил о себе как о любознательном путешественнике, восхвалял красоту города и всего, что он видел. Сопровождаемый Мундтом, он обошел вал и стены острога; никогда еще никто с таким тщанием, как отец Биорн, не осматривал стен Детинца, стен и острогов, окружающих монастыри. Любознательность его простиралась всюду. В беседах с владычными попами с ясным взором он отрицал воинственные замыслы Запада, сожалел, что церковь русская откололась от римского священства. Те же мысли об отколе русской церкви от Рима отец Биорн затронул и в беседе с владыкой новгородским.

Владыка благосклонно, как показалось отцу Биорну, выслушал его и сказал, что церковь на Руси живет своими обычаями и не примет обычаев Рима. Возражение владыки дало отцу Биорну повод напомнить об унии церкви новгородской с Римом. Владыка не отклонил мысль об унии, но и не согласился с отцом Биорном. Он сказал, что в Новгороде Великом дела церкви решаются в согласии с волей веча и князя. Князь же новгородский далеко нынче, в Суздальской земле.

— Богат Новгород, обширна земля его, но владычествуют на ней люди, чуждые вере и обычаям Запада, — прервав наконец свои размышления, заговорил отец Биорн. — Горько помышлять об этом, но горше видеть утеснения, коим подвергаются в Новгороде гости из западных христианских городов, приверженных Риму. Скорблю о том, сын мой, скорблю и верую в милость бога всевышнего и помощь пресвятой девы, — повысил голос отец Биорн. — Настанет день, и, может быть, уж недалек он, когда свет апостолической церкви осияет Новгород, когда не иноземцами, а господами и властелинами придут на берега Волхова гости из Любека и из Висби…

— Сбудется ли слово твое, святой отец? — не зная, верить ли тому, что услышал, сказал Мундт.

— Я буду молиться за то, сын мой.

Глава 24

Буря на море

Как ни спешил Спиридонович по окончании торга скорее отплыть из Висби, все же, в ожидании попутного ветра, новгородским ладьям пришлось задержаться в гавани. Наконец ветер подул с запада. Ладьи вышли в море. Неся полные паруса, они легко скользили по свежей волне. Гребцы не брались за весла. Небо было чистое; синяя дымка горизонта, казалось, отодвинулась так далеко, что терялась в блеске моря.

Людей на ладьях стало больше. Новгородские мастера братья Коровичи — Дементий и Петр, — строившие в Висби каменную церковь Троицы, окончив труды, ожидали попутных ладей, чтобы плыть в Новгород. Бургомистр и городские советники, довольные искусством мастеров новгородских, звали их остаться в Висби.

— Зачем вам идти в Новгород? — говорили им. — Не бегите от богатства и славы. Мы в Висби строим и церкви и палаты каменные, а в Новгороде к чему приложите свое искусство? Оставайтесь на Готланде! Счастье вам будет. Жен изберите себе. Наши жены не в пример новгородским — покорны и домовиты.

Звали к себе искусных мастеров и гости из Любека; как и в Висби, обещали богатство и почести. Новгородцы-зодчие не сдались на уговоры. Когда пришли в Висби ладьи Спиридоновича и Ивковича, Дементий и Петр прибежали на вымол.

— Возьмите нас в Новгород, — сказав о том, кто они, попросили гостей. — Гребцами сядем на ладьи или иное какое дело…

— Давно ли вы в Висби? — осведомился Спиридонович.

— Четвертое лето идет, — ответил старший из братьев — Дементий. — В Новгороде, в братчине строителей каменных и камнетесцев, знают род Коровичей. Много камня положено нами. Прадед наш мастер Петр строил Николу в Дворищах, Георгия в Юрьевом монастыре. Искусный из искусных был мастер. Мы строили нынче на Готланде и здешних людей учили строить.

— Любо нам знать, что на Готланде и в городах немецких ценят новгородских мастеров.

— Да, ценили и обещания давали, но мы с братом новгородцы, и нет нам города лучше и краше Великого Новгорода. Стосковались вдали.

— Взяли бы здешних красавиц в жены, то-то бы жили. Видели мы в Висби лебедей белых, — усмехнулся Спиридонович и подтолкнул стоявшего рядом Ивашку.

— Нет, не сравниться им с нашими, — улыбнулся на речь Спиридоновича младший Коровин. — Дементия, — показал он на брата, — ждет в Новгороде жена молодая, я хоть и холост, да как вспомню хороводы на Буян-лугу, так и защемит сердце.

Первый день плавания был благополучен. Ночью шли под парусами, а к утру ветер вдруг затих. Холстины парусов бессильно повисли. Гребцы взялись за весла.

— Как заснуло все, не взбунтовалось бы море…

В голосе гребца, который посетовал на тишину, прозвучала тревога. Спиридонович посмотрел вокруг. На небе спокойно мерцали начинающие уже блекнуть звезды. Море лежало широкое и такое спокойное, словно ничто не в силах возмутить его синее лоно.

— Не кличь беду, Ромаш! — сказал другой гребец, ближе к Спиридоновичу. Гребцы, поднимая весла, глубже опускали их в воду и, отвалясь, с силою брали на себя, скрипя уключинами.

— Не придет беда, так не накличешь, — возразил Ромаш. — А придет — тяжко будет.

— Нажми на весла, други! — крикнул Спиридонович. — Скоро увидим Волхов.

Взошло солнце. Лучи его ярко осветили, словно зажгли, поверхность моря. Затишье, встревожившее гребцов, обеспокоило и Спиридоновича. Сам знал и слыхал от других, кто бывал на море, как ненадежна внезапная тишина. Вдали что-то блеснуло. Спиридонович присмотрелся; глаза его скоро различили птицу. Она летела навстречу вытянувшимся одна за другой ладьям.

— Чайка, — узнал Ромаш. — Знать, берег близко.

Не переставая играть веслом, Ромаш пристально всматривался вперед, в ту сторону, откуда летела чайка. Они пронеслась над ладьей. Это развеселило гребцов. Появление птицы напомнило им о земле, о том, что где-то недалеко, за сизой дымкой, повисшей над морем, скрывается берег; но берег чужой, неприютный. Прежде на пути в Висби и когда шли обратно в Новгород, приставали к здешним берегам, а с той поры, как появились из немецких земель ливонские рыцари и подчинили себе ливов и эстов, новгородцы держатся дальше от берега. Бывало, что рыцари захватывали и уводили ладьи.

— Глянь-ко туда, Спиридонович! — крикнул Ромаш и поднял руку, показывая вперед. — Что там?

Спиридонович приставил к глазам ладонь.

— Ничего, — сказал он. — На море ни ладьи, ни паруса.

— Туман поднимается.

— Не в глазах ли у тебя рябит, Ромаш? — усмехнулся Спиридонович. — Небо ясное, море блестит и играет.