Шальная звезда Алёшки Розума - Анна Христолюбова

Бледность сменилась внезапным румянцем, словно невидимый художник уронил на скулы две бордовые кляксы. Думала, вспылит, но он лишь упрямо наклонил голову.

— Мавра Егоровна, помогите мне. Мне надобно знать… Она видеть меня не желает, даже в церкви взглядом не подарит. Мне жизнь нынче не в радость стала. В чём я виноват? Чем вызвал её гнев? Я не убивал Данилу Андреевича… А хуже её нелюбия для меня кары нет, вы ж знаете…

Петрушка на заднем плане стоял, не приближался, но всё равно нервировал ужасно, и Мавра досадливо поморщилась.

— Данилу не убивал, зато язык ровно помело! Кавалер, что похваляется сердечной склонностью дамы, доброго отношения не стоит!

Он вытаращил глаза. И без того огромные, они, казалось, вот-вот выпадут из глазниц.

— Похвалялся? Я?!

— Ну я так точно никому и ничего не говорила, — фыркнула Мавра сердито.

— Мавра Егоровна! Христом Богом клянусь…

— Винище меньше пей. И будешь помнить, что и кому сказывал! — резко оборвала она и шагнула в сторону крыльца, но Розум схватил её за руку.

— Я не пью вино!

— Это мы уж видали. — Она презрительно скривила губы.

— И не сказывал никому! Я о той ночи и на дыбе молчать стану!

— Однако все всё узнали. И кроме тебя разболтать было некому.

— Почему вы не верите мне?!

— Я бы поверила. — Мавра вздохнула. — Но про себя-то совершенно точно знаю, что никому ничего не говорила. А кроме нас с тобой иных посвящённых не было.

И пока он приходил в себя, Мавра обошла его, словно какой-нибудь столб, и зашагала к крыльцу.

На самом деле, ещё тогда, когда услышала обвинения Елизаветы, она сразу же вспомнила, что был, по крайней мере, ещё один человек, знавший о случившемся, и в тот же вечер, улучив момент, набросилась на Парашку.

— Кому ты рассказывала про Елизавету и гофмейстера, отвечай!

Однако пугливая обычно Прасковья, при любом нажиме принимавшаяся лепетать и оправдываться, отозвалась неожиданно зло.

— Тебе, поскольку подругой почитала, а боле никому.

— Откуда же весь двор про то знает?

— У Розума своего допытывай, перед кем бахвалился! — выкрикнула она, в глазах заблестели слёзы.

И Мавра отступила.

— Мавра Егоровна! — Розум вновь нагнал её.

Экий безотвязный! Она сердито обернулась, готовясь сказать что-нибудь резкое, но не успела.

— Что за человек выходил вечор из этой двери? Тот, коего вы провожали?

Теперь пришёл её черёд таращить глаза.

— Я видел, как вы вывели из дворца человека. Того самого купца, коему Её Высочество давеча повелела покинуть её земли и не возвращаться.

Вот теперь Мавра испугалась по-настоящему. Как всегда в минуту опасности, мысли замелькали со скоростью пуль. Надо было срочно выяснить, что именно ему известно. Чувствуя, как от лица отливает кровь, она залепетала на манер Парашки:

— Я… Он… Он приходил ко мне, Алексей Григорьевич! С галантным интересом. Пожалуйста, не говорите о том Её Высочеству!

Ну вот, теперь он примется её шантажировать «галантным интересом» и требовать, чтобы замолвила за него слово перед Елизаветой или устроила встречу с ней… Ах как некстати!

Однако Розум сказал вовсе не то, что Мавра ожидала услышать:

— Поклянитесь, что этот человек имеет дело только до вас и не тщится причинить вред Её Высочеству! Почему-то мне кажется, что ей угрожает опасность.

Глава 34

в которой Елизавета принимает непростое решение

— Вы предлагаете мне сбежать во Францию?

Она смотрела, чуть наклонив голову на бок. Выпущенный из причёски золотистый локон мягко шевелился, движимый вздымающейся от волнения грудью. Матеуш загляделся, а поняв, куда именно смотрит, мучительно покраснел.

— Не я, сударыня, — он опустил глаза и постарался скрыть смущение, — Алексей Яковлевич.

Отчество выговорилось с трудом и не с первой попытки — как же всё-таки сложны московитские имена — это помогло преодолеть возникшую неловкость, и Матеуш спокойно взглянул ей в глаза.

Кроме порывистого движения стиснутой корсетом груди, её волнения ничто не выдавало.

— Я лишь вызвался помочь вам выехать из России, — пояснил он, поскольку Елизавета молчала, с интересом изучая его лицо.

Ни одна женщина из тех, что ему доводилось встречать, не вызывала в нём столь противоречивых и странных чувств, и Матеуш нервничал.

— Это очень неожиданное предложение. Признаюсь, оно ошеломило меня, — проговорила она наконец, и Матеуш медленно и осторожно выдохнул. — Но я не могу понять, что движет вами. Мне ясны резоны Алексея Яковлевича, но зачем вам, постороннему человеку, ничем не обязанному ни мне, ни Алёше, не другу, не родственнику, ввязываться в такое рисковое и сомнительное предприятие? Выезд из России без разрешения для любого подданного Её Величества — государственная измена, караемая смертью. Вы, хоть и не русский, в случае неудачи тоже поплатитесь головой как пособник преступников. Вы понимаете это?

Матеуш согласно поклонился.

— Поэтому, чтобы поверить вам, я должна понимать, чего ради вам ввязываться в эту авантюру. Что вы получите столь весомого от этой затеи, что согласны рисковать головой?

Это была самая уязвимая часть их с Маньяном плана, и Матеуш внутренне подобрался.

— Алексей Яковлевич пообещал мне некоторое количество денег, но, разумеется, дело не в них, — проговорил он и обезоруживающе улыбнулся. — Главное в другом. Я хочу вернуть своё дворянское достоинство! Вашему Высочеству не понять, что чувствует человек благородного происхождения, вынужденный пресмыкаться перед богатым плебеем… — При этих словах Елизавета усмехнулась, но не перебила, и он продолжил: — Уехав во Францию, вы попадёте под покровительство Его наихристианнейшего Величества, короля Людовика. И, разумеется, он не оставит вас своими милостями. И тут возможны два пути, по каким потечёт ваша жизнь. Первый: Его Величество проникнется вашими бедами и поможет вернуть то, чего вас бессовестно лишили, — трон вашего отца, и тогда вы в благодарность поможете мне занять достойное место при дворе, вашем или моего короля, не важно. И второй: Его Величество при всей симпатии, что испытывает к вам как своей багрянородной сестре, не станет радеть за ваши державные интересы, а лишь даст вам защиту и убежище. В этом случае по вашему положению и несравненной красоте вы займёте достойное место при дворе Его Величества и опять же сможете ввести меня в высшие придворные сферы если не как дворянина, то хотя бы как негоцианта и поддержать моё дело. Особа вашего положения и вашей внешности во Франции обречена на то, чтобы сделаться законодательницей мод, а я, если помните, торгую именно тканями.

И он поклонился со всем возможным почтением. Елизавета грустно усмехнулась.

— Вы выпустили из виду третью возможность: нас с вами арестуют на границе и тогда