Владимир Шигин - «СПАСИТЕ НАШИ ДУШИ!»

Из воспоминаний адмирала А.П. Михайловского: «Ката­строфу К-8 расследовала правительственная комиссия во главе с адмиралом флота В.А. Касатоновым, которому я представил свой доклад с кратким изложением событий и обстоятельств. Комиссия работала долго, собирая и систематизируя факты и версии, скрупулезно проверяя их в ходе следственного эксперимента на однотипной подводной лодке, но, в конце концов, пришла к относительной истине.

Изначальной причиной аварии было признано короткое замыкание в силовых кабельных трассах седьмого отсека, вслед­ствие старения либо механического повреждения их изоляции. Автоматы, защищавшие силовую сеть от перегрузок, сработали, но это, так же как и герметизация отсека, не привело к ликви­дации огня, поскольку в районе возникновения вольтовой дуги находилось значительное количество регенеративных патронов, выделяющих при горении огромное количество кислорода.

Возник длительный, многочасовый пожар, приведший к вы­горанию сальниковых набивок крупных забортных отверстий, разгерметизации прочного корпуса и постепенному затоплению кормовых отсеков забортной водой, что в свою очередь вызвало потерю продольной остойчивости, а затем катастрофу. Лодка перевернулась на корму и ушла на глубину, где была раздавлена на 5-километровой толщей океана.

«Как все это до идиотизма просто, — думал я, читая скупые строки итогового документа, — и как непохоже на ту трагедию, что разыгралась в Атлантике на борту несчастного корабля».

Впрочем, одним из важнейших, на мой взгляд, результатов работы комиссии был вывод о том, что экипаж подводной лодки, действуя под руководством своего командира в условиях не­преодолимой силы, до последней секунды, до конца выполнил свой долг.

— Эти люди достойны самых высоких наград, — докладывал я свое мнение Касатонову.

—  Не нашего ума дело, — отвечал Владимир Афанасьевич. — Главком, например, полагает, что награждать людей следует за победу, за безупречное выполнение поставленной задачи, а вовсе не за аварию или тем более катастрофу. Или Вы не согласны?

—  Согласен! Но не в катастрофе суть на сей раз, а в образ­цовом исполнении воинского долга и проявленных при этом мужестве и отваге.

—  Не учите меня! И не лезьте поперек батьки в пекло... Вы свою работу закончили? А мне еще в Москве сражаться пред­стоит, — хлопнул адмирал ладонью по толстой папке с докумен­тами. — Поживем — увидим!

Только после того как комиссия укатила в Москву, я получил возможность возвратиться в Западную Лицу, скупо поделиться с женой о том, где был и что делал, а затем приступить к своим прямым обязанностям начальника штаба флотилии.

Маневры «Океан» тем временем продолжались. Сотни под­водных лодок и надводных кораблей, десятки частей морской авиации и морской пехоты демонстрировали высокую боевую выучку и способность сил флота решать сложные задачи по защи­те государственных интересов страны в акваториях трех океанов и одиннадцати морей, но мало кто из них даже подозревал о тех событиях, невольным свидетелем которых пришлось стать мне.

На заключительном этапе учений отряды кораблей флотов нанесли официальные визиты в порты иностранных государств, приурочив это к 25-летию Победы в Великий Отечественной войне. Приказом министра обороны все участники маневров, в том числе и выходившие на плавбазе «Волга, были награждены жетоном «За дальний поход» с подвеской «Океан».

«Это звездный час нашего Главкома в год его шестидесяти­летия: не дрогнул, не свернул учения, не проявил растерянности от постигшей беды, — думал я, — но и молчать о происшедшем нельзя. Причины и обстоятельства катастрофы следует тщательно изучить, хотя бы в среде профессионалов-подводников и судо­строителей. Ан нет! Надо ждать приказа министра с реакцией правительства».

Впрочем, ждать пришлось недолго. Уже в конце июня мы узна­ли, что закрытым указом Президиума Верховного Совета СССР все офицеры, мичманы и погибшие матросы экипажа награждены орденом Красной Звезды. Оставшиеся в живых воины срочной службы награждены медалью Ушакова, а командиру подводной лодки капитану 2-го ранга Всеволоду Борисовичу Бессонову при­своено звание Героя Советского Союза (посмертно).

«Молодец Главком! Сумел убедить всех там — наверху в не­обходимости подобного шага, чем еіце выше поднял значение флота в системе обороны страны».

А еще через месяц, в самый разгар заполярного лета, когда буйно распустилась зелень в долинах меж гранитных сопок и приближался наш главный праздник — День Военно-Морского Флота, в Западную Лицу пожаловал с визитом директор Адми­ралтейского завода Виктор Николаевич Дубровский и главный конструктор подводных лодок второго поколения Георгий Ни­колаевич Чернышев.

Спровоцировал эту поездку Евгений Чернов, в недавнем про­шлом являвшийся командиром головной лодки, построенной ленинградскими судостроителями, а принимал именитых гостей «на высшем уровне» командующий флотилией B.C. Шаповалов. К тому времени Дубровский уже носил в петлице медаль лауреа­та Ленинской премии, а лацкан пиджака Чернышова украшала звезда Героя Социалистического Труда.

В один из дней этого весьма интересного визита ко мне зашел начальник разведки флотилии Владимир Чернявский и положил на стол крупную фотографию, на обратной стороне которого была подклеена компьютерная распечатка на английском языке: «Военно-морской фотоцентр. Вашингтон. Только для служеб­ного пользования. Атлантический океан. 10 апреля 1970 года. Советская атомная подводная лодка класса «N» с видимыми признаками бедствия».

«Да ведь это К-8!» — сверкнула мысль, как только я бросил взгляд на фотографию. Знакомая картина: задранный нос, при- топленная корма, заливаемая водой, пар в районе седьмого от­сека, горстка людей на палубе у захлопнутого люка и на мостике в ограждении рубки. До рокового часа осталось около полутора суток...»

Траур в гарнизоне, праздник в стране

По прибытии в Североморск оставшиеся в живых члены эки­пажа К-8 были сразу же отправлены в дом отдыха подводников на Щук-озеро, что неподалеку от главной базы Северного флота. Там подводникам оказывалась необходимая медицинская помощь, там же они беседовали с членами Государственной комиссии.

Вспоминает капитан 2-го ранга в запасе Г.А. Симаков: «После прибытия в Североморск мы были отправлены на Щук-озеро. Встретили и разместили там нас хорошо. Обслуживающий пер­сонал оказывал внимание и заботу. Было выдано и новое обмун­дирование взамен утонувшего вместе с лодкой: кители, шинели, ботинки и т.д. К сожалению, потом я узнал, что все выданные нам вещи были записаны в вещевую карточку, будто я получил их не в 1970-м, а в 1972 году, то есть по срокам выдачи нового аттестата. Разумеется, это было довольно обидно. Организовали нам и встречу с министром обороны и главкомом. Собрали всех в ДОФе. Вначале сделали сообщения об аварии и ее причинах. Интересно, что Гречко все время спрашивал: «Так почему же погибла лодка?» Ему отвечают. «Из-за потери продольной остой­чивости!» Он кивает головой, а через минуту снова спрашивает: «Так почему же все-таки погибла лодка?» Так повторялось не­сколько раз. К нашему удивлению, мы так и не услышали из уст министра обороны хотя бы слово сожаления по погибшим. Все время говорили только о лодке, а не о людях. Наш замполит Анисов попросил слова и заявил, что экипаж просит, чтобы его не расформировывали, а на нашей основе сформировали новый. Горшков поморщился, а Гречко сказал, что это нецелесообраз­но и экипаж будет расформирован. Так и произошло. Часть матросов сразу же уволили в запас, часть перевели в различные береговые части. Офицерам предложили новые должности, при этом, правда, учитывали и наше желание».

Тем временем в Гремихе уже оповещали жен офицеров и мич­манов о смерти их мужей. Текст официального извещения, утверж­денный лично главкомом ВМФ, был более чем лаконичен: «Ваш муж, выполняя боевую задачу, погиб и захоронен в море». Как всегда, не обошлось и без головотяпства. Перепутав квартиры, одной из женщин, только несколько дней назад проводившей мужа в море, сообщили о его смерти. Пока откачивали ее от обморока, вернулся домой и муж. Едва пришедшая в себя супруга при виде живого и невредимого мужа снова лишилась сознания...

Жену капитан-лейтенанта Симакова, которая в то время была в Москве, вообще никто ни о чем не информировал. О гибели лодки она узнала из передачи радио Би-би-си... И хотя англичане никаких подробностей не сообщали, женщина сердцем поняла, что это «ее» лодка, и, бросив все, выехала на Север.

У мичмана Устенко, не имевшего ни жены, ни детей, в Гре- михе осталась лишь престарелая одинокая мать, для которой сын был единственной отрадой в жизни...

А начальство уже требовало донесения об итогах оповещения вдов и настроении в гарнизоне. Документ, что отправили мест­ные политработники, наверное, знает себе немного равных по циничности и откровенно издевательскому отношению к людям. Поверить, что писалось это нормальными людьми, просто невоз­можно! Вот как подводили итог своей «оповестительской деятель­ности» в гарнизоне доносители: «Весть о гибели мужей и отцов в семьях воспринята с пониманием. Горечь утраты переносится мужественно. Неправильных настроений, высказываний среди жителей поселка нет...» Что можно здесь еще сказать!