Дураки и дороги - Крокрыс У

долгу, а не к велениям сердца. Днем его пригласил на ужин полковник Яблонский, который отмечал спасение своего коня. Алексей хмурился, сдвигал брови и ловил на языке слова отповеди, но так и не смог ничего сказать посыльному. Матвеич сухо откланялся перед офицером и вышел. На его лице бродило сожаление, но говорить что-либо он не счел необходимым.

Долг следовать словам старших. Необходимость подчиняться даже не прямым приказам и лежащий в больничной избе брат. И он снова может вызвать пересуды своим отказом. Алексей вздохнул, выпрямился и направился к полковнику.

На этот раз тот с ним и говорить не стал. Махнул рукой, и почему-то от этого наоборот захотелось остаться и доказать, что он офицер, что он один из них. Алексей быстрым шагом шёл к больничной избе, и каждый шаг глубоко утапливал сапоги в весеннюю распутицу.

Проходившая мимо группа офицеров, в числе которых был и Емеленко, громко обсуждала предстоящий ужин у полковника. Подпоручика Петропавловского они в этот раз не позвали с собой. И Алексей понял, что это значит. Обошел стороной, едва махнув на приветствие.

Дверь больничной избы перекосило на разных петлях. Грань, казалось, срослась с косяком, и Алексею пришлось с силой дёрнуть на себя, чуть не сорвав скобу. Даром, что закрытой она стояла лишь ночью. Алексей широкими шагами прошел внутрь, на ходу сняв с себя пальто и бросив на табурет у двери. Павел посмотрел на него с койки. Весь день он пытался найти в своём теле силы, но на этот раз смерть прошла как никогда близко. Конечности тяжело лежали, вместо кандалов приковывая его к кровати. Боль колыхнулась в голове, когда Павел поднял её, чтобы посмотреть на вошедшего брата.

Покосившаяся табуретка скрипнула ножками по деревянному полу, и Алексей уселся рядом.

— Здравствуй, Павел.

Павел медленно кивнул:

— Здравствуй.

Казённые одеяла кололи подбородок и неприятно щекотали шею. Его лоб бесцеремонно облапали, и над ним сдавленно раздалось ругательство. Рука была приятно прохладной, так что Павел не сразу обратил внимание на сказанное, но…

— Горлу лучше?

Павел и сам знал, что горящий, да и горло едва восстановилось. Разве что сипеть им.

— Так.

Алексей еле удержался от нового ругательства. Хотелось сжать брата за плечи и хорошенько встряхнуть, чтобы он перестал делать вид, что его ничего не беспокоит. Что всё хорошо, словно он не лежал несколько ночей в горах в забытом всеми ущелье. Как было бы просто отдать приказ, чтобы Павел перестал притворяться. Алексей покачал головой. Это бы принесло лишь новые беды, да и он ему не подчинённый, а старший брат.

— Когда ругаться… начал?

Голос сипел и неровно дрожал, хотя Павлу и показалось, что он смог им овладеть.

Алексей сбился и поджал губы в прямую линию.

— Ты услышал?

— Я же не глухой.

Так лежать и разговаривать было неудобно, и Павел зашевелился, вытащил себя из-под одеяла и поправил подушку за спиной.

— На второй день твоей пропажи, когда очередной раз услышал твой голос, а тебя на том месте не было.

Павел хмыкнул, посмотрел на вспыхнувшие щеки Алексея. А всё же он такой же юнец. Искал его. Павел поспешно пригладился.

— Моя лошадь иноходец, знаешь? Была.

Не такая и редкость для местной породы. Алексей глянул на него внимательно.

— Не знал. Жаль, что так вышло.

— Да, — соглашаться было легко. Павел глянул на сомкнутые и сжатые руки Алексея — концы пальцев покраснели, — и отвёл взгляд в сторону.

— Ты бы лучше лёг, брат.

— Да.

— Я передам вечером ещё молока.

Тёплые руки подтянули на него одеяла и легко подтолкнули обратно в кровать.

— Ты не виноват, что так получилось, — лицо Алексея теперь было совсем рядом, а рука трогала его плечо.

Павел зевнул и послушно сполз ниже. Алексей смотрел на него с болью на сердце.

— Павел, ответь мне на один вопрос и можешь спать.

Павел с неохотой продрал глаза обратно. Он ведь почти начал чувствовать приятную сонливость.

— Насколько сильно ты обморозился? При необходимости я могу переправить тебя в Горячеводск.

— Ничего не отрезали, внутри всё в порядке.

Алексей покачал головой.

— И всё же нужно будет показать тебя доктору.

Дни сменялись днями, снег медленно сходил и теперь его можно было найти только поднявшись к орлам или в низинах ущелий. Здоровье Павла пошло на поправку, хотя голос так и остался сиплым, почти что гнусавым. А Алексей получил подтверждение того, что его прошение об отставке одобрено. Пришлось продать эполеты, чтобы расплатиться за комнаты на весну, и пояс, чтобы закупить лекарств. Переводов хватало на еду, а ведь нужны были тысячи таких необходимых мелочей.

Павла, как только фельдшер счёл, что он здоров достаточно, чтобы стоять в строю и держать ружьё, отправили обратно на службу. На этот раз солдаты его встретили почти без зубоскальства — плохая примета.

На следующий же день после возвращения на их чердак Павел купил себе второе одеяло. После трёх ночей на камнях ему стало всегда холодно. Алексей с удивлением посмотрел на прибавление одеял. Комнату он старался хорошо протапливать, да и самые лютые морозы прошли. Только ночью порой лужи схватывались тонким ледком, да роса выпадала инеем и серебрила кремнистые дорожки.

— Зачем тебе ещё одно одеяло? — Алексей отложил перо и с интересом смотрел на Павла.

— Тебе разве не холодно? — голос посипывал, и Павел слышал раздражающее его отличие.

— Не холодно.

Голос Павла Алексею тоже совершенно не нравился, всё же плохо о нём в больничной избе заботились. Так что к убранному перу пришлось погасить и свечку. Пусть и сальная, но и их позволять себе легко тратить они не могли. Павел скосил на него взгляд из-под двух одеял, которые дотянул почти до носа, и тут почуял неладное.

Алексей провернул в руках баночку с мазью из скипидара и свиного жира и присел на край кровати. Протянул брату.

— Намажь шею. Или намажу я.

С настороженностью, но баночку Павел взял. И немало тут поспособствовала угроза. Отвинтил крышку, посмотрел на неоднородную желтоватую смесь, нюхнул и сморщился. Посмотрел на Алексея, ну не может же он серьёзно. Но вид Алексея был крайне серьёзным. Ещё и закивал одобрительно.

Павел вздохнул, зачерпнул пальцами и размазал по шее. Запах, впитавшись, ударил чуть ли не в мозг. Даже Алексей поморщился. Как же, такая гадость. Павел поторопился впихнуть баночку обратно прямо в руку Алексея и