Владимир Рынкевич - Наука умирать

Руденко оттолкнул наводчика, сел на станину орудия, прильнул к панораме.

   — Вон она, белая шапка, — злорадно прохрипел матрос. — Сколько там? Миля с хвостиком?

   — Прицел в вёрстах, товарищ командир, — сказал наводчик.

   — Знаю, братишка. Миля — полторы версты. Прицел покручу тридцать... Пускай тридцать пять. Заряжай гранатой!

Бронепоезд, как увидел Марков в бинокль, остановился напротив хутора. Первый разрыв взметнул землю шагах в двухстах.

   — Ваше превосходительство, отойдёмте в хутор, за сараи, — предложил Расстегаев.

Марков согласился, и едва они отошли за сарай, как снаряд разорвался точно на том месте, где они только что стояли.

   — Знатно, но поздно, — оценил генерал выстрел. — А где наш Миончинский?

Они быстро нашли командира батареи — двое артиллеристов тянули телефонный кабель. Один влез на крышу сарая, другой подавал ему катушку. Там же суетились и офицеры. Грохнул ещё взрыв, и загорелся дом неподалёку.

   — Лезем к артиллеристам на крышу, — сказал Марков есаулу. — Я должен видеть бой.

Миончинский, стоя на крыше, уже командовал но телефону:

   — По бронепоезду! Гранатой!

Из центра хутора выехали несколько всадников, увидев генерала, остановились возле наблюдательного пункта. Один из них крикнул:

   — Ваше превосходительство, разрешите доложить: мы — разъезд от 3-й дивизии...

Марков ловко спрыгнул вниз:

   — Докладывайте.

   — Ваше превосходительство, полковник Дроздовский приказал передать вам, что 3-я дивизия начала переправу через реку Егорлык и наступление на станцию Торговую. Полковник приказал передать вам, что просит вашей поддержки: чтобы вы наступали в тыл красным.

   — А мы что делаем? — возмутился генерал. — Передайте, что мы поддерживаем. Сами видите. Сейчас будем атаковать станцию.

Разъезд отъехал, генерал выругался:

   — В армии стратег объявился... его мать. Будто я не знаю, что надо наступать. Был бы Офицерский полк, станцию давно б уж взяли. Есаул Расстегаев, попробуй обойти станцию и атаковать оттуда, а я сам поведу кубанцев.

Он уже не вернулся на крышу к артиллеристам, а вновь вышел на окраину хутора. С ним ординарцы, рядом — поручик Яковлев, командующий прикрытием батареи. Очередной снаряд с бронепоезда — ещё один пожар неподалёку.

   — Ваше превосходительство, надо уйти отсюда, — робко обратился поручик. — Прицельно бьют. В батарее потери 9 человек и 7 лошадей...

Следующий снаряд упал в трёх шагах слева от Маркова. Он упал на спину, левая часть тела — сплошная кровь. Его попытались поднять, но следующий снаряд лёг рядом справа. Упали, прикрывая генерала. Когда пролетели осколки, быстро подняли и перенесли за стены сарая, потом в дом, где собирали раненых.

Доктор посмотрел и взялся за голову.

   — Положение безнадёжное, — сказал он. — Осколочное ранение в левую часть затылка, вырвана большая часть левого плеча.

Часа через два Марков очнулся и спросил:

   — Как мост?

Генерал Туненберг поднёс к его лицу икону, поданную ординарцем Маркова. Георгий Победоносец. Всегда возил с собой.

Марков поцеловал икону, сказал отрывисто:

   — Умираю за вас... как вы за меня... Благословляю вас...

Что-то ещё говорил, но разобрать было невозможно.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Поражение Добровольческой армии под Екатеринодаром в апреле 1918 года объясняется в литературе главным образом ошибками командующего армией Корнилова, погибшего в этом сражении. Отмечают (2), что Корнилов «не стал дожидаться сосредоточения на правом берегу Кубани всей армии и тратить время на планомерное выдвижение частей на исходные позиции. Следствием этой тактической несообразности стала другая: бригада Маркова — треть всей армии вводилась в бой по частям, по мере переправы, с полудня 10-го до вечера 11-го». Журналисты братья Суворины, проделавшие с Добровольческой армией весь 1-й Кубанский поход, в один голос заявляли, что если б бригада Маркова участвовала в боях с первого дня штурма, то «Екатеринодар был бы взят» (5, 6). Марков и сам думал так и говорил начальнику штаба армии, своему другу Романовскому: «Пустили бы сразу со всей бригадой — я бы уже давно в Екатеринодаре был» (1).

Почему же именно 1-я бригада, которой командовал Марков, переправлялась через Кубань последней и вступила в бой лишь в конце второго дня штурма 11 апреля? Неужели только потому, что «была её очередь идти в арьергарде» (2)? Участник похода генерал Богаевский свидетельствует, что Марков почти всегда был в авангарде: «Во время всего двухмесячного похода на протяжении около 1000 вёрст этот порядок почти не нарушался. Иногда только мы, три генерала, чередовались вместе с своими частями своими местами в походном порядке» (4). Вряд ли расположение частей армии в решающие дни похода могло определяться случаем.

Деникин, который, будучи заместителем командующего, по-видимому, не участвовал в планировании операции (об этом ниже), обращаемся к аргументам, выходящим за рамки военной целесообразности: «Корнилов мог, рассчитывая на трудную проходимость левобережных плавней, оставить для прикрытия обоза части вспомогательного назначения — охранную, инженерную роты, команды кубанского правительства, вооружённых чинов обоза и т.п. Бригада Маркова могла бы к вечеру 9-го сосредоточиться в Елизаветинской. Но раненые оставались бы тогда три ночи без крова, и всему многочисленному населению обоза в случае серьёзного наступления с тыла от аула Панахес грозила опасность попасть в руки большевиков. И Корнилов оставил на левом берегу треть своих сил и... Маркова» (1).

Генеральское многоточие здесь — это восклицательный знак, относящийся к военному таланту генерал-лейтенанта Маркова и к боевым качествам руководимых им частей. Созданный перед началом 1-го Кубанского похода 1-й Офицерский полк Добровольческой армии, в конце февраля 1918 года оказался под командованием Маркова и стал главной ударной силой корниловских войск. В первом же бою под Лежанкой 6 марта полк шёл в авангарде и атаковал противника, наступая, выровнявшись, как на параде, цепями, ровным шагом без выстрелов, с винтовками у ноги. Помощник Маркова полковник Тимановский шёл в цепи, покуривая трубку. Красные бежали, оставив убитыми 540 человек, потери Офицерского полка — 3 человека. Эта атака и последующие аналогичные эпизоды боев Добровольческой армии, как и подобные действия белых на колчаковском фронте, послужили братьям Васильевым материалом для изображения «психической атаки» при создании фильма «Чапаев».

В следующем бою 14 марта у станицы Березанской в авангарде действовал Корниловский Ударный полк, но ему не удалось сломить оборону противника, и генералу Корнилову пришлось обращаться к Маркову: «Помогите корниловцам» (3). С помощью Офицерского полка противник был оттеснён. Решающую роль сыграл полк Маркова и в успешных боях 16 марта под Выселками, и 17 марта — у станицы Кореневской, где Добровольческой армии противостояли более чем вдвое превосходящие её по численности красногвардейские отряды под командованием талантливого военачальник и политического авантюриста И.Л. Сорокина.

После манёвра Корнилова на юг, во время боя за переправу через Кубань у станицы Усть-Лабинской, 1-й Офицерский полк шёл в арьергарде, но после неудачных атак Корниловского и Юнкерского полков командующему вновь пришлось бросить в наступление марковцев, захвативших станицу и обеспечивших переправу армии.

В бою у станицы Рязанской, где армия была фактически окружена, авангардные Корниловский и Партизанский полки не смогли преодолеть сопротивления противника, местами даже отступали. Корнилов вновь бросил в бой Офицерский полк, обеспечивший победу.

Наиболее убедительно роль генерала Маркова и его полка выявилась в длительном переходе 28 марта к реке Черной и в последующей переправе через разбушевавшуюся речку по сломанному мосту почти вброд и в сразу же начавшейся ночной атаке станицы Ново-Дмитриевской. В бою, закончившемся взятием станицы, участвовал один только Марковский полк, и победа была сокрушительной: противник потерял убитыми до 1000 человек и оставил 8 орудий, в то время как потери марковцев составили 2 убитых и около 10 раненых. Этот боевой эпизод молва окрестила «Ледяным походом», и в дальнейшем так стали называть весь 1-й Кубанский поход Добровольческой армии.

После «Ледяного похода» авторитет Маркова в армии стал непререкаем, а поход именовался даже «Марковским». Деникин впоследствии писал: «Этот бой — слава генерала Маркова и слава Офицерского полка, гордость Добровольческой армии и одно из наиболее ярких воспоминаний каждого первопоходника о минувших днях не то были, не то сказки» (3). Офицеры говорили: «С Марковым пройдём везде» — и называли генерала «Белый витязь», «Шпага генерала Корнилова», «Крылья Добровольческой армии» и т.п.