Садриддин Айни - Рабы

—Другие уведут, я не увижу. А сам не могу. Я сам его растил, холил.

—Продай мяснику. И не увидишь, как зарежет, и деньги тебе пригодятся. А в колхоз попадет — и быка потеряешь, и денег не найдешь.

—Да, видно, так и придется сделать. Что тут еще придумаешь?

Помолчали. Садык, продолжая горестно раздумывать, спросил:

—А нельзя ли чего-нибудь сделать, чтоб бедняки не захотели идти в колхоз? Чтоб заявили: «Не хотим!» Как хорошо мы зажили бы тогда!

—Дело не в одних безземельных, не только в бедняках, из середняков тоже многие свихнулись, помутились разумом, потянулись в колхоз. Вон взгляни на сыновей Юлдаша. Двое учились в школе и совсем от нас отпали, — один агроном, другой какой-то машинист. И еще своего брата Махмуда с толку сбивают. Они собрали бедняков, середняков, говорили-говорили и решили устроить колхоз.

—Помилуй бог! — тяжело вздохнул Садык.

 — Если б середняки не свихнулись, одна беднота ничего бы не добилась. Если б и создали колхоз, прогорели бы! — назидательно изрек Хаджиназар.

Садык попытался втиснуть свою надежду в эту узенькую щель:

—Вот и надо не терять времени. Надо до собрания отговорить середняков.

—Не одних середняков. Надо попробовать и кое-кого из бедноты отколоть. Ведь иные после реформы впервые в жизни стали хозяевами. Только было почувствовали сладость от хозяйства, поняли, как хорошо иметь собственную землю, собственных быков, собственную соху — и вдруг: «Отдай назад!» Ох, как это им покажется солоно! Вот эту соль и надо собрать да посыпать им на сердце. Да покруче!

Но, подумав, богач сказал:

—Однако это не простое дело. Хотя, конечно, «пока корень жив, есть надежда на урожай», как говорится. Но скот надо порезать. Ведь если колхоз не создастся, скот мы всегда купим.

В раздумье Хаджиназар закрыл глаза. Но, словно вспомнив о чем-то, вытащил из жаровни чайник горячего чая.

—Совсем забыл! Давай выпьем чайку. Наливая чай, он говорил:

—От земельной реформы я мало пострадал. Часть земли у меня отрезали, но с той, которую мне оставили, я получил почти такой же урожай. Быки у меня остались те же, скота столько же, да к тому ж еще бедняки начали ко мне ходить. Землю они получили, а скота нет. Кто просит быка, кто осла, кто соху, кто борону. Я им не отказывал, давал. Пожалуйста! «Но взамен ты мне отработай». И они работали на моей земле. Вот и вышло, что работников я теперь не держу, а в то же время их у меня стало больше, чем было. Понял?

Подав пиалу гостю, Хаджиназар накрыл ладонью теплый чайник и задумался.

Помолчав, он вздохнул:

—Это несчастье. Имя этому несчастью «колхоз». Он что возраст, — от него не спасешься, не спрячешься. Не вступить — горе, а вступить — вдвое. Ведь они все, эти голодранцы, туда войдут. Кто ж мне тогда вспашет землю, кто же соберет урожай? Никто на меня работать не захочет. Вот ведь какое дело. Да к тому ж большевики косо на меня посмотрят. И тут этакое начнется, помилуй бог! А вступлю в колхоз, и поплывет из дому все имущество — бык за зерном, осел за быком, соха за ослом, борона за сохой. Прощай, мое добро! Да еще и самому придется работать, как бедняку, вровень с ними. А за ними угонишься ли? Тут и откроется, что и мотыгу я не так держу, и мои ж быки меня не слушают. Когда всю жизнь в хлопотах, всю жизнь в делах, до работы ль было?

—Я-то работы не боюсь! — ответил Садык. — Я люблю работать. Землю люблю. Когда по пашне идешь, а она теплая. Или урожай собираешь, он сам, тяжелый, как золото, так и тянется к тебе в руки. Нет, работы я не боюсь. А вот не хочу, чтоб отцовскую землю мою взяли. Шесть танабов. И чтоб Черного Бобра какой-нибудь бездельник, злодей впрягал в соху, гнал бы, бил бы. Не стерплю этого. Вот этого не могу.

—Ты, значит, пришел меня спросить: идти в колхоз или не идти. Так, что ль?

—Затем и пришел.

—Так слушай. Раз лисенок спросил у матери-лисы: «Как от волка спастись?» Лиса ответила: «Разные способы есть. Но лучший — это вовсе с ним не встречаться».

—Так, — ответил Садык. — Понял. Но если колхоз все-таки создадут. Тогда что?

—Тогда иди в него. Прикинься овцой, но будь волком. Где можешь, там мешай им. Мешай всей работе!

—Этого я не смогу. Я с семи лет работаю. Как же это: пойти па работу и не работать? Нет, так я не могу.

Покашливая, кто-то вошел в прихожую и там шаркал туфлями, снимая их.

Бормоча молитву, в комнату вошел мулла.

Хаджиназар и Садык почтительно встали, приветствуя его. Мулла, не ожидая приглашения, прошел вперед, сел на почетном месте у жаровни и прочел молитву.

—Я ходил к Шахназару, шел назад и надумал…

—Сейчас я вернусь! — перебил его Хаджиназар. Он вышел в прихожую и крикнул:

—Науруз! Принеси скатерть и чай.

—Как, у вас работники? — спросил мулла, когда бай вернулся. — Последнее время от дурных работников много огорчения у хозяев.

—А их у меня нет. С тех пор как вышел указ заключать с ними договоры, я не стал их держать. Поэтому при реформе мне ы землю оставили. Не всю, но достаточно.

—А кто ж у вас работает? В поле и по дому?

—Вы спрашиваете про Науруза и про Хамида? Так ведь это братья моей жены. В мире только от смерти нет лекарства. Вы в нашей деревне недавно, поэтому кое-чего не знаете. Когда власть предложила заключить с работниками договоры, — я их прогнал. И хоть я совсем старик, взял себе в жены бедную девушку, — у нее есть два брата, а земли нет. Ну, вот они и работают на нас. За работников их не считают, плату за работу они не берут, работают за хлеб-соль. Вот ведь как.

— Ваше счастье, что старшие жены приняли молодую. А то вам не сладко бы пришлось: ведь власть запретила старым жениться на молодых и вторую жену брать запрещено.

—Мои жены хорошо знают: я уж старик. От новой жены им убытка не будет, а польза есть, — они целые дни спокойно сидят, а молодая ведет хозяйство.

Принялись за чай.

—Вы сказали, что шли от Шахназара Юлдаша?

—Лучше б не ходил. Рассердил он меня. Спрашивает: «Ну, отец, что новенького на свете?» Я ему отвечаю: «колхоз». А он опять: «А когда у нас колхоз будет, тогда что будет?» Я отвечаю: «Если бога не боитесь, устраивайте колхоз». А он: «Бог к колхозу отношения не имеет». Я ему: «Пророк не разрешал колхоза». А он: «Так ведь при пророке колхозов не было, как же он мог разрешать или запрещать то, чего никто тогда не знал». Я ему: «Знаменья есть… В России в колхозах сгорел весь урожай. Скот с голоду дохнет. В Гиждуване тоже земля расступилась и поглотила колхозников». А он сперва рассмеялся, потом рассердился: «В России бог урожай не сжег и скота не морил. Жгли богачи да подталкивали их попы. А жгли потому, что нет у них силы остановить рост колхозов, не смогли убедить крестьян, так начали хлеб жечь, а скот травить. А вы — на бога! А про гиждуванцев врете вы. И сами знаете, что врете. И вранью этому семилетний ребенок не поверит. И в доме у меня этого вранья чтоб не было. Вставайте-ка, да и вон отсюда. Вон! Чтоб духа вашего тут не было!» Так и выгнал. Хоть бы земля расступилась, чтоб мне лицо в ней спрятать. Меня словно огнем ожгло. Пот выступил. Я еле встал и убежал. Вот и пришел к вам. Что ж вы скажете? Что это такое?

—Поехали бы в Гиждуван. Там заодно с колхозниками и вас бы поглотила земля вместе со стыдом вашим, — засмеялся Хаджиназар. — Есть такой рассказ:

«В одном селе жил знахарь. Как посмотрит на больного, сразу видит, чем больной питался. Как-то раз сам заболел.

Соседи зашли его проведать и видят: старик совсем болен; спрашивают у сына: