Сломанный меч - Толеген Касымбеков

напускал на себя особо важный и даже загадочный вид, — чтобы дать хану острее почувствовать нависшую над ним опасность, острее ощутить свою зависимость. У Кудаяр-хана и впрямь все горело внутри. "О чем раздумывает этот неверный? Может, и они хотят свалить меня? Но что я им сделал? Они же играли мной, как хотели, из-за этого и покинули меня мои беки!" Не выдержав, он крикнул, потрясая руками:

— Ну? Говорите прямо! Что я еще должен сделать?

Выслушав все с той же упорной невозмутимостью перевод этих слов, генерал сказал:

— Есть только один выход, ваше величество. Просить письменно военной помощи у генерал-губернатора. Ежели просьба ваша будет принята во внимание, тогда все в порядке, вы сохраните ваш трон.

Услыхав это, задумался уже Кудаяр-хан.

— Если я не ошибаюсь, уважаемый генерал, то между мною и генерал-губернатором существует подписанное в тысяча восемьсот шестьдесят восьмом году условие о том, что в случае неожиданной военной угрозы мы должны оказывать друг другу помощь, — напомнил он.

Генерал наклонил голову.

— Мне это известно. Но, ваше величество, ведь в условии этом не сказано о помощи войсками, там речь идет о помощи оружием и другими необходимыми средствами. Поймите, ведь если в вашу страну войдут русские войска, возможны нарекания на Россию со стороны зарубежных недоброжелателей, возможны обвинения в прямом захвате. Если вам действительно потребна помощь войсками, вы имеете право просить о ней письменно, за вашей подписью и печатью, другое государство. Получив означенное письмо, эта другая страна, коль скоро она согласна на вашу просьбу, пошлет воинские части, и тогда, ваше величество, не останется места для сплетен и пересудов, поелику действия сии будут согласованы между обеими державами.

Кудаяр-хан лихорадочно пытался сообразить, не таится ли в предложении генерала какой-либо подвох, и сам не замечал, как с губ его срываются беспомощные восклицания:

— Ну что мне делать? Хорошо ли это будет? Правильно ли, а?

Переводчик переводил все это генералу шепотом. Генерал же внимательнейшим образом наблюдал за лицом и поведением хана.

— К сожалению, ваше величество, европейцы более склонны верить тому, что написано на бумаге, хотя бы оно было ложно, нежели рыцарскому слову.

В ответ на это Кудаяр-хан закивал головой:

— Хорошо… Хорошо, если так… — и, глянув на дверь, он хлопнул в ладоши. Показался эшик-ага. — Позови мирзу-писаря…

Толмач перевел генералу и это; генерал остановил хана:

— Ваше величество, такое письмо надлежит написать вам одному, а мне одному принять. Принимая во внимание создавшееся положение, чем меньше людей будут знать…

Татарин перевел поспешно, и Кудаяр-хан, не дослушав его до конца, отослал появившегося было на пороге мирзу-писаря.

Генерал Вейнберг, заложив руки за спину, приказал толмачу:

— Пишите…

Едва успел тот вытащить из портфеля чистый лист бумаги, как Вейнберг начал диктовать: "Его высокопревосходительству генерал-губернатору Туркестана фон Кауфману…" Диктовал он быстро, а переводчик, летая пером по бумаге, спешил записывать. Кудаяр-хан молча слушал непонятные слова и устало моргал покрасневшими глазами.

"В эти злосчастные времена люди, которых я считал верными и надежными, а именно: Иса-оулия, Абдурахман-абтабачи, Калназар-парваначи с войсками, перешли на сторону моих врагов — бунтовщиков-киргизов и, соединившись с ними, пошли на меня войной. Так как я от Вашего высокопревосходительства видел уже много дружбы и расположения, то надеюсь, что и на этот раз Вы не оставите меня без действительной помощи и поддержки. Отдаю себя и Кокандское ханство под могущественное покровительство Его Величества государя императора и обращаюсь к Вам с дружественной просьбой: благоволите приказать направить на г. Коканд русское войско с артиллерией в всевозможно скором времени, дабы замыслы бунтовщиков не осуществились. Надеюсь, что Вы изволите согласиться на исполнение моей просьбы…"

Генерал Вейнберг подождал, пока толмач допишет фразу, и закончил: "Глубоко уважающий Вас Кудаяр-хан Шер-Мухаммад-Алихан-углу".

— Переведите и прочитайте, — велел толмачу Вейнберг, доставая белоснежный носовой платок и сморкаясь в него.

Усталой поступью удалился он к окошку, а Кудаяр-хан передернулся: разве можно сморкаться при людях? При нем к тому же? Он молча выслушал перевод письма и попросил:

— Там есть одно место… прочти-ка еще раз, абзый [66]. Вот это: "Отдаю себя и Кокандское ханство…" Как там дальше?

Толмач прочел.

Кудаяр-хан подумал.

— Гм… Как же это понимать? "Отдаю!.." Как это?

Толмач объяснил генералу сомнение Кудаяр-хана. Вейнберг молча подошел и подвинул исписанный лист Кудаяр-хану:

— Ваше высокое величество, это ваш последний выход, последняя возможность.

Кудаяр-хан смотрел на переводчика, открыв рот, как умирающая от жажды галка, — все-таки свой брат, мусульманин. Но переводчик никакого внимания не обращал на его взгляд, ни один мускул не дрогнул на его лице. Воцарилась мертвая тишина. Весь потный, Кудаяр-хан дрожащей рукой прижал к письму свою именную печать.

Час от часу неспокойнее становилось в городе Коканде. Жители вооружались кто чем мог. Кроме оружейных, все лавки были закрыты. Базар как-то сам по себе прекратился. Кое-где открыто и громко ругали хана и ханский двор…

Генерал Вейнберг приказал отряду казаков под командованием полковника Скобелева охранять ханский дворец и самого хана. Генерал понимал, каково настроение жителей, и, не зная еще, куда и как все повернется, оставался лишь наблюдателем. Но однажды в ночь Мухаммед-амин во главе четырехтысячного войска покинул город. Это была половина военных сил, на которые мог опираться Кудаяр-хан. Теперь уже ни хану, ни генералу Вейнбергу нельзя было оставаться долее в городе.

На следующее утро Кудаяр-хан с семьей и придворными двинулся с обозом из восьмидесяти арб по направлению к воротам Муй-Мебер, от которых шла дорога на Ходжент. Казачий отряд Скобелева охранял обоз. Выехал и генерал Вейнберг, чиновники и кое-кто из купцов. Горожане теснились по обеим сторонам узкой улицы. Хлесткая брань летела отовсюду.

— Поджал хвост, ха-ха!

Кудаяр-хан и генерал Вейнберг находились в одной крытой повозке. Генерал сидел молча, мрачно смотрел перед собой и ничем не показывал, что слышит шум и ругань. Кудаяр-хан задыхался, потел, бледнел, оглядывался по сторонам и обнимал наследника, стараясь его спрятать. Ком грязи с кулак величиной шумно ударился о повозку и разлетелся. Кудаяр-хан втянул голову в плечи, еще крепче прижал к себе наследника, закрывая его своим телом.

— У, кровопийца! — раздался совсем поблизости чей-то голос, и тотчас слово это подхватили десятки других голосов. Кудаяр-хану было обидно до слез: "Почему, почему люди так злы?" Он не находил даже намека на ответ, почему же в самом деле это так, и по-настоящему сердился на человечество.

Толпящийся по обеим сторонам и без того узкой улицы народ затруднял продвижение обоза. В некоторых местах беглецам приходилось продвигаться гуськом.

Отряд русских казаков защищен был и своим оружием, и силой