Эпоха харафишей (ЛП) - Махфуз Нагиб

— Как же я мучаюсь, о предок!

Гимны шептали ему на чужом, непонятном языке:

Унижение проникло глубоко в их души: они не переварили его и не стряхнули с себя. Ашур рос исключительно быстрыми темпами, напоминая в чём-то тутовое дерево. Его громадная, вытянутая фигура и грубоватые, но привлекательные черты лица вызывали в памяти образ его далёкого пращура Ашура. Подпасок начал обращать на себя взгляды. Халима тревожилась, что его сила вызовет дурные мысли у свирепого Хасуны Ас-Сабы, и предупредила его:

— Попытайся забыть о своей силе и притворись малодушным трусом. Это будет более снисходительно. Ох, лучше бы я не называла тебя Ашуром!

Однако мальчик был смышлёным, и эта смышлёность делала ненужными всякие предостережения. Дни он проводил на пустыре среди своих коз в компании мастера Амина Ар-Раи. Он совсем не появлялся ни в баре, ни в опиумном притоне, ни даже в кафе. А сила его выражалась лишь в настойчивости и терпении. Унижение разрывало его на части. В гневе он даже представлял, что весь переулок разрушен до основания, а мертвецы встали из своих могил, однако не бросался очертя голову в борьбу, а сдерживал себя, и никогда не забывал о грубой и жестокой силе, что затаилась настороже со своим дубинками наготове. Всякий раз, как грудь его сжималась от боли, он шёл на площадь перед обителью, где мрак стал ему побратимом, и растворялся в песнопениях. Однажды он в изумлении спросил себя:

— Вот интересно: молятся ли они за нас или призывают на нас проклятья?

В другой раз он тоже задался вопросом, но уже с сожалением:

— Кто же разрешит эти загадки?

Глубоко вздохнув, он продолжил:

— Они запирают перед нами двери, потому что мы недостойны того, чтобы их открывали нам!

Вернувшись в подвал, он застал Дия, который кричал от злости. Однажды Дий сказал ему:

— Если бы мы не были харафишами, наша мать не подверглась бы такому унижению!

— Харафиши или знать — неважно, тебя всегда постигнет унижение, если ты сам позволяешь это, — сказал ему Ашур.

— Тогда что же нам делать?

Ашур немного помолчал, затем ответил:

— Не знаю, братец…

Халима опасалась последствий вспыхнувших у них идей, и откровенно, но по-простому заявила:

— То, что меня постигло, не считается унижением в нашем переулке!

Она была полна решимости пройти вместе с ними через это испытание, и потому задумалась о том, чтобы их женить. Фаиза она уже потеряла, но время летит быстро, не оставляя надежд. Брак возродит новый рывок в этой стагнирующей жизни. Она сделает их более благоразумными и осторожными, сделает из них мужчин, что держатся подальше от губительных авантюр. Она спросила их обоих:

— Ну, что вы думаете о женитьбе на порядочных девушках?

Это предложение они охотно приняли, ибо были бедны и подавлены. Потому и согласились с таким удовольствием. Халима сказала:

— Мы все переедем отсюда в более просторное помещение, хотя тоже в подвале, но наша жизнь будет легче…

Выбор её пал на Фатхийю и Шукрийю — дочерей Мухаммада Аль-Аджаля — конюха на конюшне хозяина, Мусы-одноглазого. Ни один из её сыновей не видел раньше его дочерей, но оба кипели юношеской страстью, а их строптивое воображение стремилось поскорее заключить в объятия любую женщину.

Таким образом, она выполнила все формальности для заключения брака.

В переулок пришёл один молодой незнакомец. Лицо его говорило о прекрасном здоровье. Он был облачён в кафтан-абу кофейного цвета, обут в красные шлёпанцы, а на голове — небольшая полоска из полосатой шёлковой ткани. В руке же — чётки из янтаря. Первым, кто увидел его, был Зайн Аль-Албайя, владелец бара. Узнал он его лишь тогда, когда незнакомец улыбнулся, и Зайн воскликнул:

— Кто это?!.. Неужто сам Фаиз, сын Раби Ан-Наджи?

На него устремились все глаза, однако он прямиком прошёл в кафе, к тому месту, где сидел Хасуна Ас-Саб, наклонился над ним и облобызал его руку. Затем покорно встал перед ним. Внимательно оглядывая его, Хасуна сказал:

— Машалла! Вот и вернулся беглец!

— Пока человек жив — всегда возвращается к своим корням, — сказал Фаиз.

Многозначительным тоном Хасуна Ас-Саб заметил:

— По тебе видно, что ты смышлёный малый…

Фаиз смиренно ответил ему:

— Благодаря Господу богу моему…

Тут в кафе вошёл одноглазый Муса, а вслед за ним — шейх переулка Юнус Ас-Саис, и Муса воскликнул:

— Под сенью нашего главаря вершится справедливость!

Хасуна лишь отогнал его, окрикнув:

— Не реви ты, словно осёл!

— Он продал телегу с ослом, а потом стал торговцем, с моим-то капиталом, — сказал Муса.

— Что ты сделал с его деньгами? — спросил Фаиза главарь.

— Клянусь отрубленной головой Святого Хусейна, телегу украли, пока я спал, вот почему я и сбежал…

— Лжёшь!.. Откуда у тебя тогда такой представительный вид? — спросил его Муса.

— Это всё труд, везение и помощь Господня…

— И впрямь, любопытная история, — пробормотал шейх Юнус Ас-Саис.

— А деньги это мои. Вернулся ли я обратно, если бы был вором? То, что привело меня обратно — стремление вернуть свой долг.

И с этими словами он вручил главарю мешочек.

— Прошло два года, как я задолжал вам свои отчисления.

Тот взял его и впервые улыбнулся. Тогда Фаиз сказал:

— Я пришёл к вам первому из почтения перед вами, а потом я увижусь со своей семьёй!

— Ты вор? — спросил его Хасуна Ас-Сас. — Да неважно. Ты ловкач, и я верю тебе.

— А я, мастер? — спросил его одноглазый Муса.

— А ты уже получил свои деньги и за телегу, и за осла от госпожи Халимы, — заявил ему шейх Юнус Ас-Саис.

— Его деньги — на самом деле — мои, — продолжал стоять на своём Муса.

— Муса имеет право получить такой же мешочек, что и я, — сказал Хасуна Ас-Саб.

Тут Фаиз не колеблясь передал главе клана ещё один мешочек с деньгами. Все были рады такому справедливому решению, и в один голос воскликнули:

— Да пребудет с тобой имя Господне!.. Да пребудет с тобой имя Господне!

Однако Хасуна Ас-Саб задержал в своих руках мешочек, тогда как в глазах одноглазого Мусы появился отчаянный взгляд. Обращаясь к Фаизу, главарь сказал:

— Пора тебе идти к своим родным…

Он обнаружил Халиму, что уже поджидала его возле подвала. Когда ей сообщили новость, она вышла из дома на улицу, словно то был сон, сказка, чудо из чудес. В любом случае, для неё это было невозможное счастье. Она прижала его к груди и разразилась рыданиями, всё повторяя:

— Благодарю тебя, Господи… Благодарю тебя, Господи…

Вся семья воссоединилась после прихода Дия и Ашура. Фаиз расположился в маленькой комнатке, словно алмаз в куче соломы. Он источал свет, надежду, что представляла будущее в полном блеске, настолько пленительным, что ни одному из них и в голову не приходило. Чувства в семье переменились, она стала каким-то новым существом. Фаиз говорил:

— Успеху завидуют. Обо мне будут всякие истории сочинять. Однако на мне греха нет, я невинен, Аллах свидетель…

— Моё сердце верит тебе! — пылко заговорила Халима.

— Что случилось со мной? Если вкратце, то телегу украли, пока я спал. Тогда я запаниковал и решил сбежать. Возможно, это было ошибочное решение, но так уж вышло.

Все взоры были сосредоточены на нём, а их сердца трепетали от восторга, готовые верить. Он продолжил:

— Я скитался несколько дней без работы, потом выручил из беды одного иностранца — это долгая история. Я работал у него прислугой и водителем, защищал его от подонков, которые задевали его, и научился у него искусству вести бизнес. Затем фортуна нежно улыбнулась мне. Удача ведь необходима. Мой лотерейный билет выиграл, и я решил работать на себя. Тогда-то мне и привалило счастье сверх всяких признаний…