Руны земли - Георг Киппер

* * *

Инги снился сон, словно он дома, но не в доме отца, а в каком-то своем. Вот появилась Маленькая Илма; вытирая руки о полотенце, заткнутое за пояс, она вся светилась теплом и спокойствием. Илма, улыбаясь, что-то говорила, но он не понимал сквозь сон, только жмурился от света, льющегося сквозь настежь открытые двери из-за ее спины. Инги проснулся, потому что кто-то его тряс за ногу. В темноте он едва различил человека, стоящего у его лавки.

– Тсс, – нагнулась к нему Ингигерд. Она была в теплой одежде и меховой шапке, из-под которой темные волосы выбились на светлые скулы.

– Я уезжаю.

– На охоту? – спросил все еще не проснувшийся Инги.

– Хм, да, да, на охоту, можно и так сказать.

Привыкшие к темноте глаза Инги различили ее легкую улыбку.

– А что, снег опять выпал? – почему-то спросил Инги.

– Да нет, просто пора. Тсс… Инги, я пришла проститься и сказать, что объявила тебя своим дружинником. Сигмунд знает, и Скули-ярл.

Инги услышал шелест меча в ножнах, но вдруг она передумала и просто положила руку на его плечо.

– Да будет так, отныне ты в моей дружине, а клятвы твои я уже слышала, Тор свидетель. И вот тебе мое пожелание: сочини сагу о нас, Инги… Все, мне пора, до встречи!

Ингигерд нагнулась, ее волосы порхнули по его щеке, и она поцеловала его в лоб и затем в губы.

Она ушла. Инги опрокинулся навзничь и опять провалился в сон.

Утром после легкого перекуса Хавард с подручными вновь занялся молодежью. Только Альгиса не оказалось с ними, но мало ли куда его послали. Никто им не сказал, что этим утром вниз по течению реки тихо отошла длинная лодка, ушкуй с нарощенными бортами, и в нем только повизгивал связанный шестимесячный поросенок, которого прирежут уже к вечеру следующего дня этого трехдневного путешествия. В ушкуе на веслах было восемь гребцов и прусский купец. Среди его вэрингов был один совсем мальчишка, со спокойными темными глазами. Длинные темные волосы его выбивались из-под меховой шапки, руки крепко держали весло, и дорогое серебряное запястье сверкало при каждом гребке. Гребцы затянули песню о Большой реке, которая будет течь меж этих берегов всегда, даже когда холмы, на которых зароют пепел их тел, расползутся от времени.

Река понесла отряд ярла Скули вниз, на север, в ту сторону, куда отправляются люди после смерти.

* * *

Следующие три дня каждый вечер Инги думал, что завтра не сможет подняться, но Торфинн-лекарь поил их отварами девясила и наперстянки, мазал им медом ссадины, перед тем как отправить в парилку, сам разминал там их мышцы и суставы – делал все то, что и для всех раненых. К ним присоединили вендский отряд Мирослава, и сам Сигмунд не один раз на дню подходил посмотреть на мучения молодых.

Утром, морщась от боли в мышцах, все сползали с постели, умывались, перекусывали и отдавали свои тела во власть Хаварда и его подручных. Все начиналось снова. Броски, падения, бег по кораблю, прыжки на корабле, на земле, защита щитом, защита древком, борьба ног стоя на бревне, уворачивание от брошенных копий и разнообразных ударов огромных секир, мечей, кистеней. Каждый день после легкой первой еды Хавард и его старики, которым было вовсе не до того, чтобы себя показать перед новичками, но заботило лишь то, как просто и без выкрутасов передать опыт сбережения силы и жизни, гоняли дренгов, добавляя все новые и новые упражнения.

– Убить человека легко, жизнь тоньше паутины, – отвечал Хавард на вопросы, почему они не стреляют, не метают и не рубят. – Сложнее сберечь жизнь, а неумеха и сам убьется.

От каждодневной усталости Инги с трудом соображал, поэтому не сразу связал между собой исчезновение Альгиса и ярла Скули. Позже, расспросив людей, он понял, что ярл со своей воспитанницей, с преданными людьми и Альгисом ушли на разведку в Алдейгью. Инги слегка расстроило, почему они взяли Альгиса, а не его.

Затем оказалось, что той ночью Ингигерд ему не приснилась: он был приглашен на совет старшей дружины, так как теперь считался дружинником дочери конунга и ее представителем на совете. После этого Хавард стал относиться к нему внимательнее, а Оттар ревнивее.

Да еще каждый раз во время вечернего возлияния Инги сидел рядом с болхарами и купцами, переводил им разговоры и застольные речи, которые лучше перевели бы Эрлинг или Кнут, но Сигмунд поручил это дело Инги. Сигмунд обращался с ним все более ласково, и Оттара как будто уже никто и не считал форингом вадландцев. Инги это не нравилось, и он не знал, как смотреть в глаза своему старому приятелю. Оттар молчал и только все менее щадил себя в занятиях Хаварда, а когда доводилось в учебной схватке встретиться с Инги, то бился резко и до злобы, так что приходилось их растаскивать. Спутники Оттара погибли, а калека Альвстейн только-только стал набирать силы после большой потери крови, в то время как у Инги в друзьях теперь были еще и Эрлинг-болхарин, неразлучный со своим Кнутом-свеем.

После вечернего возлияния Эрлинг развлекал окружающих едкими рассказами о путешествии Свейнбьёрна Лосося на восток. Этот поход в его изложении больше походил на блуждание недоумков по бесконечным речушкам и волокам среди таких же недоумков, только местных. Но, несмотря на насмешливый свой язык, Эрлинг все более сближался с Хавардом, да и Сигмунд относился к нему все более уважительно.

Кнут-свей не лез вперед, и его основательность и спокойствие не раздражали гётов, обычно ревниво находящих малейшие недостатки у любого из свеев. Он рассказывал о путешествии Свейнбьёрна в Болхарланд совсем по-другому. Кнут помнил даже количество свиней, которое съели на том или ином переходе, рассказывал про изменение цен на пушнину, которые падают и падают, чем дальше на восток, а потом начинают вновь расти при приближении к реке болхар. Кнут рассказал о пряностях, с которыми готовят мясо болхары, о вкусе молока кобылиц и о теплой шерсти двугорбых животных. Также он с одобрением вспоминал о сочетании расчетливости и щедрости Свейнбьёрна, о его выносливости, с которой он выдерживал непрерывные застолья болхар, об умении поддерживать связи и дружбу, которые обеспечили ему такое высокое положение…

Каждый вечер пили и смеялись вместе с воинами невесты погибших, вызвавшиеся взойти на костер, и слушали вместе со всеми рассказы об их походах, переводили друг другу непонятные слова, хвалились перед оставшимися рабынями, пели грустные и непонятные песни, и каждая пыталась вести себя как настоящая госпожа.

* *