Императорские изгнанники - Саймон Скэрроу

и спрыгнул вниз с другой стороны. Затем они с Массимилианом уверенно спустились по склону к Аполлонию и всадникам, ожидавшим позади него.

— Слава богам, — тихо сказал центурион. — Я думал, что мы покойники. Я боялся, что вы никогда его не уговорите.

— По правде говоря, я тоже.

Массимилиан рассмеялся. — У вас яйца из твердого железа, господин. Твердого железа.

Когда они приблизились, Аполлоний сошел с коня. Он положил руки на бедра и наклонил голову на одну сторону, осматривая Катона.

— Вы до этой заварушки выглядели лучше, господин. Что случилось с вашей головой?

— Ранение в глаз.

— Его нужно срочно осмотреть. Я пошлю за хирургом.

— Я разберусь с этим позже. — Катон надул щеки. — Вы зря время не теряли, быстро до нас добрались.

— Недостаточно быстро, чтобы спасти аванпост.

Катон вспомнил ауксиллариев, Микия и его людей, погонщиков мулов — все они погибли. — Нет… но ты спас меня и Массимилиана. За это я благодарен тебе. — Он посмотрел на группы вспомогательных пехотинцев, расположившихся вокруг аванпоста. — Они тоже пришли из форта?

Аполлоний покачал головой. — Это люди Плацина. Они появились здесь почти одновременно с нами. Он на дальней стороне холма. — Почему же они освободили тебя?

Катон коротко объяснил, а затем приказал Массимилиану послать одного из своих людей сказать Плацину, чтобы тот позволил Беникию и его разбойникам беспрепятственно пройти мимо.

— Значит, ты намерен сдержать свое слово? — с задумчивостью спросил Аполлоний.

— Конечно. Возможно, мы еще найдем способ решить эту проблему без дальнейшего кровопролития.

— Оптимистичен как всегда.

Катон устало покачал головой. — Я устал от кровопролития.

— Тогда ты странный солдат.

— Даже солдаты в конце концов устают от этого зрелища. Некоторые из нас, по крайней мере. Я уже насмотрелся.

Он снова обратился к Массимилиану. — Поднимись туда и сообщи Беникию, что он может уходить. Как только разбойники двинутся в путь, бери своих людей, и начинайте хоронить наших мертвых.

— Да, господин.

Когда центурион направился к веренице лошадей, Катон почувствовал новый прилив боли в левом глазу и зажал ладонью повязку.

— Тебе лучше послать за хирургом…

Аполлоний издал низкий свист.

— Надо было принять мое предложение, когда я его сделал, а не упрямиться.

— Просто, на хрен, пошли за хирургом, пока он тебе сам не понадобился.

*******

Катон сидел на пне, пока хирург когорты осторожно снимал повязку. Кровь из раны высохла и впиталась в повязку, отчего слои слиплись, и Катон выругался, когда жгучая боль пронзила его глазное яблоко.

— Извини, господин. Я делаю все возможное.

— Да, но делай это осторожно, — прорычал Катон сквозь стиснутые зубы. — Я не хочу, чтобы ты вырвал его из глазницы.

— Будем надеяться, что до этого не дойдет. — Аполлоний улыбнулся. — Не лучший вид для наших матрон. Что бы сказала Клавдия?

Катон отбил руки хирурга и повернулся, чтобы ткнуть пальцем в агента.

— Еще одна подобная выходка, и ты за это заплатишь.

— Прошу прощения, префект… Иногда я говорю раньше, прежде чем подумаю.

— Придет день… А пока я бы посоветовал тебе не испытывать свою судьбу.

— Принято к сведению. А вот и они.

Катон сдвинулся, чтобы посмотреть вверх по склону, и хирург зашипел, прежде чем заговорить с вынужденным почтением. — Если бы вы могли оставаться неподвижным, господин, это было бы проще и менее болезненно, уверяю вас.

Сохраняя неподвижность, Катон наблюдал за тем, как Беникий и его люди вышли из аванпоста и проследовали мимо конных ауксиллариев, ожидавших на небольшом расстоянии. Они двигались настороженно, пока не отдалились от всадников, а затем ускорили шаг, направляясь вниз по склону к лесу в метрах восьмистах от них. Массимилиан подождал, пока они уйдут, и приказал половине своих людей собраться и повел их к воротам.

— Последний кусочек…, - пробормотал хирург, снимая лоскут ткани.

— И ничего. Я ничего не вижу, — сказал Катон.

— Вы и не сможете, господин. Глаз весь в запекшейся крови. Веки слиплись. Еще и отек. Мужчина достал свою флягу и налил немного воды на чистый рулон ткани из сумки с перевязочными материалами, затем начал промокать вокруг глазницы. — Так лучше, рана очищается… — Он поработал еще немного, затем откинулся назад. — Попробуйте открыть его, господин.

Катон напрягся, безуспешно пытаясь поднять веко. Он заметил, как вздрогнул хирург.

— Что? В чем дело?

— Там…он поврежден сильнее, чем я думал, господин. Мне нужно будет, как следует осмотреть его в лагерном госпитале, и сейчас вам потребуется больше отдыха.

— Он восстановится? Смогу ли я снова видеть им?

— Я … Я не знаю, господин. Только время покажет.

— Ты мне нихрена не помог. Наложи свежую повязку, и мы разберемся с этим, когда вернемся в Августис.

— Да, господин.

Хирург аккуратно обложил легкой тканью вокруг глазницы, наложил прокладку из льна и обмотал голову Катона новой повязкой. Когда он завязывал последний узел, со стороны заставы раздались крики. Мгновение спустя из форта выскочили несколько ауксиллариев и побежали к своим лошадям. Произошла короткая перепалка, после чего они и большинство людей, ожидавших снаружи, пустили своих коней в галоп по склону в сторону разбойников, которые все еще находились в двухстах шагах или около того от линии деревьев.

— Что во имя Плутона… — Катон вскочил. — Что там задумал Массимилиан?

Аполлоний прищурился, глядя на всадников. — Я не вижу его. Должно быть, он все еще внутри заставы. Нет! Вот он.

Катон узнал центуриона по его гребневому шлему, когда тот выбежал из ворот и вскочил на коня. Он схватил поводья и помчался за вспомогательными всадниками, у которых уже была хорошая фора.

— О нет… — Катон вспомнил сцену внутри аванпоста. Забитых лошадей, тела убитых и двух солдат, которых замучили до смерти. Он бросился бежать по склону, крича: — Стоять! Глупцы! Стоять! Я приказываю вам остановиться!

Но его слова заглушил стук копыт и дикие боевые крики ауксиллариев, выхвативших длинные мечи, а затем крики тревоги разбойников, когда они обернулись и увидели всадников, скачущих к ним галопом. Беникий жестом подозвал своих сторонников, и они бросились бежать, но Катон видел, что они не успеют вовремя добраться до деревьев. Он чувствовал, что его легкие горят от усилий, затраченных на бег в доспехах, а сердце бешено колотилось о ребра.

Первый из ауксиллариев настиг разбойника, который отставал от остальных. Его меч поднялся, а затем обрушился на добычу и глубоко прорубил шею, почти отрубив голову. Разбойник упал, а всадник галопом помчался к следующему человеку.

Пока Катон бежал, он мог только с ужасом смотреть, как конные ауксилларии вклиниваются в ряды разбойников, нещадно рубя их. Только Беникий и еще несколько человек сумели добраться до деревьев и скрыться