Дураки и дороги - Крокрыс У

пришлось долго. Под конец основательно промёрзший и уставший Алексей, стараясь не шуметь, вернулся в квартиру. Внимательно посмотрел на спящего Павла, но тот, судя по спокойному дыханию, не проснулся. Алексей успокоенно выдохнул, зажёг свечу и так и не снял пальто. Только вытащил руки из рукавов и накинул на плечи. Продрогшее тело всё никак не желало выгонять холод. Спать ему сегодня явно не светило, стопка отложенных переводов была внушительной.

И пока Павел проспал остаток ночи до самого утра, Алексей пытался забыться в спряжениях французских глаголов и тел. В глаза к утру словно песка насыпали, а смысл некоторых фраз начисто вылетал из головы, но усталость сделала своё дело, и он больше не сходил с ума от переживаний, что Павел уйдёт и больше никогда его не простит. Никогда — это слишком длинный срок.

Утром Павел проснулся недовольный этой жизнью. И утренний свет, с силой бьющий прямо в глаза, довольство не добавил. В стороне что-то скрипнуло. Павел повернул на звук голову и увидел, как Алексей вытягивает руки над головой, премерзко потягивается и вообще производит впечатление человека, успевшего проснуться и пребывающего в благодушном состоянии духа. Это Павлу не понравилось, но крепкий чай, заблаговременно подвинутый к нему, самую малость уменьшил недовольство и примирил с утром. Помимо чая на столе стояла тарелка с простым завтраком. Еда утром была явно лучше самого утра, так что настроение Павла пришло в норму. Для него. После еды он взбодрился и почувствовал себя лучше, похмелье давало о себе знать, пусть ему и пришлось на практике испытать некоторые способы приведения в трезвое состояние.

Алексей осторожно глянул на Павла:

— Ты как?

Тот проглотил очередной кусок хлеба и посмотрел на Алексея без тени смущения:

— Нормально.

А вот Алексею явно нормально не было, но Павел решил, что это не должно его волновать. Алексей снова опасливо на него посмотрел, ждет что ли, что он его застрелит? И направился к недавно купленному маленькому зеркалу. Потёр вылезшую щетину и критически осмотрел свой вид. Про бритьё он за вчерашним совсем забыл, так что начал быстро бриться на сухую, оставляя мелкие порезы, почти царапины, словно кошка разодрала.

В непривычном молчании они стали собираться на службу. Павел вёл себя как обычно, Алексей вёл себя словно ничего не произошло, но случившееся стояло между ними, пусть внешне никто из них и не собирался это показывать. В часть они шли вместе, но словно порознь.

Павел смотрел на привычные рожи и думал о том, что, как и ожидалось, дворянское звание по сути ничем не выделяет человека. Алексей очень удачно не попадался ему на глаза, так что Павел монотонно таскал свежий брус для подновления перекосившихся за зиму казарм и гадал, долго ли это продлится. А этот ему ещё братство предлагал. И он решил поверить. Ну не смешно ли? Волк коню не свойственник. Плечо в негодовании дёрнулось, и спину стянуло болью.

Ключ с небольшим усилием провернулся в замке. Металл скважины жирно блеснул. Смазал он его что ли? Но в квартиру Павел пришёл не первым. Алексей сидел за столом и с готовностью повернулся на звук шагов.

— Добрый вечер, Павел.

Алексей растёр глаза кулаком и посмотрел на него воспалённым взглядом. Павел же вместо него посмотрел на лежавший на кровати свёрток. Что-то небольшое было туго завёрнуто в чистый платок, во всяком случае Павел понадеялся, что он был чистым, и лежало это что-то на его кровати, будто там и было его место.

Взгляд обратно на Алексея он всё же перевёл.

— Вечер. Что это?

День у Алексея в отличии от Павла выдался совсем не монотонным. Бессонная ночь вонзила тупую спицу в затылок и как за рыболовный крючок подсекала его усталый мозг. Но эта же ночь принесла с собой спасительную мысль, которая вытащила его из глубин самоуничижений. Он должен вернуть Павлу то, чего его лишил! И извиниться тем и за выстрел в сердце, и за пресловутый ковш с водой. Пришедшая в его голову мысль требовала немало денег, а денег у него можно сказать и не было. С унынием Алексей подумал о возможности занять у сослуживцев. Денег бы ему скорее всего дали, да и нужная сумма была небольшой, но выслушать бы пришлось всякое. И без возможности ответить как следует великодушному дарителю. Какие-то несколько минут Алексей думал, что у него вовсе ничего не выйдет, но когда он в очередной раз глянул, сколько у него оставалось времени до вечера, в голову пришла спасительная мысль. Часы! Те самые, отцовские, которые так приятно оттягивали ладонь. И которые были дарены ему отцом, когда он из юного курсанта стал гордым от собственного счастья прапорщиком.

Часы были его гордостью и признанием отца. Их механизм работал безукоризненно точно, а сами они тяготили ладонь и ясно и чётко отрезали очередную секунду бытия.

Алексей помедлил. Вряд ли бы отец одобрил то, что он собирался сделать на деньги, вырученные благодаря этим часам. Точно бы не одобрил. Да и сами часы драгоценный подарок. Алексей вздохнул, за всё приходится платить, и за свои прегрешения плата не может быть излишне высокой. Остальное заняло совсем недолго времени. Зайти заложить часы к ювелиру, а потом успеть добраться до дома раньше Павла. И пытаться избавиться от нервного напряжения, снова уйдя с головой в проблемы французских барышень, графов и благородных разбойников. Оставалось только надеяться, что этим он не порвет окончательно все отношения с Павлом.

Глава 23. Любимый сын

Сюрпризы Павел не любил, это он мог сказать однозначно. Более того, после всего случившегося он их прямо сказать возненавидел, потому и на свёрток смотрел с недоверием. Кто ему с уверенностью скажет, что там? Веры Алексею не было. Тот одной рукой гладит — второй бьёт. Алексей перед ним с силой растёр глаза кулаками и посмотрел на него. Глаза и правда были воспалёнными, опухли на соединениях век, мелкие капилляры красной сеткой обвили склеры. Павел подмечал это, почти не предпринимая никаких усилий. Привычное дело. Угрозы, кажется, не было. Как и веры.

Пальцы Алексея легли на переносицу и с силой сжали. Голос был… Голос Павлу не понравился. Слишком уж выразительный.

— Возможно, тебе будет нужно.

Нужно? Павел хмыкнул. Странно это, но сверток он взял. Развернул мягкий чистый платок, на ладонь упал медальон. Серебряный. Небольшой, шириной в два пальца, мягкой овальной формы и с чернением по краям. Вряд ли очень дорогой,