Кремлевское кино (Б.З. Шумяцкий, И.Г. Большаков и другие действующие лица в сталинском круговороте важнейшего из искусств) - Александр Юрьевич Сегень

в брак. Но с особой женского пола, а не с велосипедом». Или другое: «Начитался газет и сам у себя произвел обыск, ничего не нашел, но сам себя отвел в участок». Вероятно, взяли из других рассказов Чехова. А может быть, режиссер, а он же и сценарист, сам придумал. Единственно «мантифолия с уксусом» — что-то знакомое.

— Это из «Палаты номер шесть», — безошибочно определил Молотов. — А что такое мантифолия, не знаю.

— Молодец, Дядя! — похвалил Вячеслава Михайловича главный зритель. — Это по-гречески. Только правильно «мантифония» — высказывание пророчеств. Еще, помнится, в семинарии на уроке греческого, если отвечаешь, но не вполне уверен, надо было говорить: «Мантифо» — «Я полагаю». Так что, товарищи, стало быть, хорошая фильма?

— Скукотища! — встряла тут Светлана, поставив Большакова в неловкое положение. Но он все же решился возразить:

— Я глубоко уважаю мнение Светланы Иосифовны, но позволю себе с ней не согласиться. Картина может показаться скучной детям моложе четырнадцати лет. Но для взрослого и начитанного зрителя она, по-моему, хороша. Я бы еще отметил несколько излишнюю карикатурность второстепенных персонажей. Но это вполне в духе Чехова. И очень хороша парочка, где один говорит: «В мире есть две недосягаемые высоты — Эльбрус и я». А другой учит пить водку: «Наливаете ее, мамочку, и опрокидосом выпиваете». Уж простите меня, Светлана Иосифовна.

— Ну что, хозяйка, простим управляющего делами Совнаркома? — спросил главный зритель.

— Прости-и-им, — смилостивилась она, зевая.

Сталин усмехнулся, наклонился к дочке, поцеловал ее в щеку и произнес то, что упало на Ивана Григорьевича словно амбра небесная, смешанная с ароматом дыма элитного табака:

— Товарищ Дукельский, с завтрашнего дня все свои дела сдавайте товарищу Большакову. Будущему предкино.

Какое восхитительное слово! Пред-кино. Тот, кто стоит пред кино. Стоит и заведует им. Этим великим изобретением братьев Люмьеров, за которых можно было бы и свечку поставить, если бы Иван Григорьевич посещал божьи храмы.

А потом смотрели «Золотой ключик», только что законченный фильм Александра Птушко, сочетающий в себе игровое кино с мультипликацией, как в «Новом Гулливере», фильме, принесшем этому режиссеру всемирную славу. Большаков смотрел на экран, и ему хотелось смеяться над каждым кадром, как смеются две Светы и один Юра, настолько хороша картина, а главное, столь сильно его переполняла радость и предвкушение грядущей новой работы, куда более яркой, чем все прежние, обещающей множество новых встреч с главным зрителем Страны Советов, интереснейшим собеседником. И, дай бог, единомышленником!

Все-таки работа в Управлении делами Совнарокома сковывала творческую натуру Ивана Григорьевича, и под утро, возвращаясь домой из Кремля, он слышал в душе слова учителя Коваленко, роль которого так хорошо исполнил Михаил Жаров:

— Эх, свобода, свобода! Даже намек на ее возможность дает душе крылья!

Проект постановления СНК СССР «Об образовании Комитета по делам кинематографии при СНК СССР». (Утвержден постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) от 23 марта 1938 г.) 23 марта 1938

Подлинник. Машинописный текст. Подписи — автографы И. В. Сталина, В. М. Молотова, А. А. Андреева, А. А. Жданова, С. В. Косиора, Н. И. Ежова и К. Е. Ворошилова, правка — автограф И. В. Сталина. [РГАСПИ. Ф. 17.Оп 163. Д. 1188. Л. 74–81]

Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «Об улучшении организации производства кинокартин». 23 марта 1938

Подлинник. Машинописный текст. Подписи — автографы И. В. Сталина, С. В. Косиора, В. М. Молотова, А. А. Андреева, А. А. Жданова, Н. И. Ежова и К. Е. Ворошилова; правка — автограф И. В. Сталина. [РГАСПИ. Ф. 17.Оп 163. Д. 1188. Л. 83–87]

Глава семнадцатая. Сталинская

Весна, весна, чудесная весна! Еще неделька — и Первомай, все зазеленеет, а сейчас уже теплынь, и можно ходить нараспашку, вдыхать в себя дивный воздух и радоваться жизни, как эти люди, весело стекающиеся в здание на Васильевской улице, где семь лет назад, в мае 1934 года, открылся Дом кино, быстро ставший знаменитым и любимым для москвичей.

О чем там они щебечут, подходя к подъезду?

— Интересно, сам-то приедет?

— На Пречистенке не был.

— Но к нам-то у него особое отношение.

— Вдруг окажет честь?

На Пречистенке, она же Кропоткинская, в Доме ученых вчера и позавчера вручали премии ученым и изобретателям, многие из них — с мировым именем: Виноградов и Капица, Орбели и Лысенко, Обручев и Бурденко, всего более полусотни человек.

Но сегодня здесь, на Васильевской, будут вручать кинематографистам, а кино он очень любит, в Кремле собственный кинотеатр, постоянно туда ходит по ночам. Неужели не приедет?

Да как не приедет, вот же он!

Моментальное милицейское оцепление, и сам Сталин выходит из своего служебного «паккарда», он в легкой шинели нараспашку, а под шинелью — праздничный белый китель и белые брюки, заправленные в зеркально начищенные сапоги. Усы как орлиные крылья, брови черные, а в волосах уже много серебра, да и немудрено, в позапрошлом декабре Иосиф Виссарионович отметил шестидесятилетие. Тогда же он и затеял премию своего имени. Была имени Ленина, Ленинская, теперь будет имени Сталина.

Рядом с ним — Ворошилов и Молотов, а еще высокий красавец, похожий на американского киноактера, самый элегантный из всех, это председатель Комитета по делам кино Большаков, он на голову выше своих высокопоставленных начальников и потому немного наклоняется, что-то им говоря.

Семисотместный зал взорвался аплодисментами; кто уже сидел, вскочили, как на пружине.

— Слава великому Сталину! Да здравствует Сталин!

Вождь устроился в центре президиума, тоже стоял и хлопал в ладоши, ожидая, когда приветственная овация стихнет, смотрел в зал, узнавал многих режиссеров, актеров, киношных чиновников, не мог не приметить и красивого тридцатилетнего парня, о котором ему недавно рассказал Жданов: Константин Кузаков, сын Марии Кузаковой, той самой вдовушки из Сольвычегодска, подарившей Сталину женскую ласку, когда он, будучи в ссылке, снимал у нее комнату. И родился Костя не от своего отца, погибшего еще задолго, в русско-японскую, а вскоре после того, как революционер Коба съехал с временного жилья и покатился дальше по волнам истории. Костя не искал своего настоящего родителя, рос сам по себе, в Ленинграде окончил Институт народного хозяйства и вскоре уже заведовал кафедрой в Институте точной механики и оптики, в том числе руководил разработкой деталей для кинотехники. Жданов приметил его и сам раскопал историю происхождения талантливого юноши, сообщил Сталину, предложил перевести Костю в Москву, и теперь Кузаков работал в ЦК партии помощником начальника Управления пропаганды и агитации. Вот почему его тоже пригласили в Дом кино на вручение первой в истории Сталинской премии.

Пока Большаков выступал с докладом об огромных успехах советского кинематографа, главный зритель время от времени поглядывал на хорошее и доброе лицо Кости, подмечая в нем свои черты. Славный парень, губастый, глаза ясные. Не